Антистерва
Шрифт:
— Куда? — удивилась Лола. — По-моему, все закрыто.
— Ну, во-первых, все открыто, это же курорт. А во-вторых, у меня с собой бутылка.
— Я смотрю, вы хорошо подготовились к сопровождению девушки, — еле сдерживая смех, сказала Лола.
— Конечно!
Конечно, он ее, попросту говоря, клеил, к тому же самыми нехитрыми способами. Но это ее почему-то не сердило. Она вдруг некстати вспомнила, как Борис прикоснулся под столом к ее колену, но и это неприятное воспоминание не испортило ей настроения. Даже наоборот — она вдруг поняла, почему ее совсем не раздражает незамысловатый напор этого
— Доставайте вашу бутылку, — махнула рукой Лола. — Придется ее выпить, а то разобьете, когда обратно полезете.
Она поймала себя на том, что ей приятно, что он запомнил, как она назвала «Вранац про корде» сердечным вином, хотя сидел за столом довольно далеко и вроде бы не прислушивался к ее словам.
Прямо под крепостной стеной был пляж — широкая полоса песка поблескивала в лунном свете.
— Давайте у воды посидим? — предложила Лола, глядя на темную неподвижную черту прибоя. — Странно, что здесь никого нет.
— Это же платный остров, — сказал он. — Пляж только для тех, кто в отеле живет. Так что, я думаю, до утра ни туда, ни сюда. Видите, где перешеек кончается, тоже ворота. И стена там повыше, уже современная. Придется нам ночь коротать между двух ворот. С одной-единственной бутылкой.
— Вам-то зачем ночь здесь коротать? — Лола села на песок. — Выпьете, и лезьте обратно, спать.
— Еще чего! — картинно возмутился он. — Луна, море, девушка, а я спать?
Лола взяла в руки бутылку, которую он поставил на песок. Вино было то самое, красное.
— Теплая какая бутылка, — сказала она.
— Согрелась у моего сердца, — тут же заявил он.
— По-моему, вы ее достали из бокового кармана, — заметила Лола. — Пониже спины. Возможно, правда, что сердце у вас именно там… А стакан есть? Из чего пить будем?
Он засмеялся.
— Хотел было сказать, что буду пить сердечное вино из ваших ладоней, но теперь помолчу. А то за вами не задержится! Стакана нет, из горла придется. Не брезгуете?
— Как-нибудь. А штопор вы тоже захватили?
— Штопор не захватил. Но ничего, оно взболталось, без штопора откроем.
С этими словами он снял с горлышка хрусткую обертку, наклонил бутылку, раскрутил ее и коротко ударил ладонью по донышку. Пробка вылетела мгновенно; немного вина пролилось на песок.
— Что ж, за знакомство. — Он протянул Лоле бутылку. — И за вашу необыкновенную красоту. Что, опять глупость сказал? — спросил он. — Вы почему смеетесь?
— Я не смеюсь, что вы! — поспешно возразила она, сдержав улыбку. — Конечно, за знакомство.
Она и сама не понимала, почему ей так весело. Он в самом деле говорил какие-то глупости, про вино из ее ладоней и необыкновенную красоту, но это не то что не сердило — было даже приятно. Видимо, дело и вправду было в луне, море и прочих прекрасных балканских красотах. К тому же ей ужасно понравилось, как он открыл бутылку этим вот коротким ударом по донышку; это в самом деле было красиво. Хотя, наверное, такую нехитрую штуку
умел проделывать любой алкаш, привыкший выпивать в подворотне.Вино согрело сразу, первым же глотком.
«И правда, от сердца», — подумала Лола и снова засмеялась.
— Извините, — сказала она, обтирая горлышко бутылки ладонью. — На меня какой-то смехунчик дурацкий напал.
— Смейтесь на здоровье, — разрешил он. — А то вы весь вечер были очень печальная.
— Я злая была как черт, а не печальная. И даже вас обидела, — вспомнила она.
— Чем это вы меня обидели? — удивился он.
— Сказала, что космонавтов не бывает.
На этот раз засмеялся он — расхохотался так, что показалось, будто смех брызнул из его черных глаз.
— Ничего, — сказал он, отсмеявшись. — Я не сомневаюсь в своем существовании.
— Просто я не представляю, — оправдывающимся тоном объяснила Лола, — почему вот сейчас можно захотеть стать космонавтом. Из патриотизма?
— Из любопытства.
Лола не ожидала такого ответа, но сразу поняла, что это правда: этот невысокий человек с блестящими черными глазами захотел полететь в космос, потому что его снедало любопытство. И, может быть, это было даже не совсем точное слово… В нем был какой-то очень сильный, очень неподдельный интерес к жизни. Из-за этого интереса он полетел в космос и из-за него же последовал за ней, когда увидел, как она спускается с балкона, держась за виноградные лозы.
Она вдруг подумала, что он и смуглым показался ей потому, что жизнь горячит его изнутри.
Лола почувствовала это так ясно, как будто интерес этот был не в нем, совершенно незнакомом человеке — она только сейчас вспомнила, как его зовут, — а в ней самой. С ней давно такого не бывало — чтобы она чувствовала происходящее с другим человеком так же отчетливо, как происходящее с нею. Ну да, в последний раз такое случилось в аэропорту, когда она почувствовала, как таджичонок что-то положил в карман Кобольду. Воспоминание было неприятным, но Лола не пустила его в себя. К ее удивлению, это оказалось нетрудно, хотя всего лишь час назад все, что было связано с той ее жизнью, заполняло ее мрачной тягостью.
— Из любопытства? — переспросила она, с удивлением глядя на Ивана.
— Ну да. Сначала из любопытства, а потом все стало по-другому.
— Как?
— Это долго рассказывать.
Он улыбнулся коротко, совсем не так, как только что смеялся. Улыбка словно закрыла в нем что-то, но Лола совсем не обиделась, что он закрывает это от нее. Ей это было как-то очень понятно.
— Вы пейте, пейте, — напомнила она. — Что вы на меня так изучающе смотрите?
— Да просто… — Он смутился. — Просто я пытаюсь понять, почему у вас щеки так… искрятся. Ну точно, искрятся, золотыми такими искрами!
— Это духи искрятся, — вздохнула Лола. — Они с золотой пылью.
— Ничего себе! А ни за что не догадаешься — духами и не пахнут, просто жасмином.
Мысль о ее необыкновенных духах была Лоле неприятна. Она провела рукой по щеке, словно пытаясь стереть с нее липкую золотую пыль, и вдруг сообразила, что сидит у воды.
— А вы не хотите искупаться? — спросила она и слегка смущенно объяснила: — Понимаете, я не очень хорошо плаваю, поэтому ночью боюсь одна… А вы ведь, наверное, хорошо?