Антистерва
Шрифт:
— Рустам из Москвы вернется, — восхищенно приговаривал он, — пусть увидит, какую красавицу я за него отдаю.
Поэтому во все следующие дни, гоже проведенные на капитанском мостике, Лола мазалась кремом от загара. Но вообще-то она совсем не думала о такой ерунде, как собственная внешность. Плавание захватило ее, а когда входили в Неаполитанский залив и она увидела, как солнце опускается в море, словно тяжелая капля алого огня, ей показалось даже, что жизнь полна какого-то тайного, до сих пор ей непонятного смысла и счастье возможно.
Так что обращать внимание на ониксовые
Тем более что на этот раз Кобольд вообще не требовал от нее участия в его жизни. Это было немного странно, потому что в Неаполе на яхте появился гость. Когда Лола увидела высокого полноватого мужчину, который представился только по имени, Борисом, ей стало не по себе. Взгляд у него был такой, что хотелось отвести глаза: безразличный и пронизывающий одновременно.
— Спросил бы я, Роман Алексеевич, во сколько тебе все это счастье обошлось, — небрежно бросил Борис, — да не хочу попасть в ловушку Перпонта Моргана.
— Это в какую ловушку? — таким же, как у гостя, тоном поинтересовался Роман.
— Спроси для начала, кто такой Перпонт Морган, — усмехнулся Борис. — Был такой командор Нью-Йоркского яхт-клуба на заре существования этой организации. И вот когда спросил его один нефтяной магнат, во что обходится содержание яхты, он ответил: «Тот, кто задает подобный вопрос, вообще не имеет права владеть яхтой».
— Придется вступить в Нью-Йоркский яхт-клуб, — ответно усмехнулся Роман. — Я же не задаю подобного вопроса.
— Ну-ну. Успехов при вступлении, — пожелал Борис. — Многие пытались.
Лола вызвала у него не больше интереса, чем яхта. Во всяком случае, он окинул ее таким же взглядом»— быстрым, равнодушным и оценивающим одновременно — и больше уже не обращал на нее внимания. Впрочем, и с Кобольдом Борис держался точно так же, но тот, в отличие от Лолы, нервничал по этому поводу. Хотя Роман свою нервозность умело скрывал, Лола изучила его достаточно, чтобы заметить.
Еще она заметила, что Сеня наблюдает за гостем так, словно тот в любую минуту может подсыпать яду в стакан хозяина. И в этом тоже была странность, и было напряжение, которое она, впрочем, всего лишь отметила про себя, чтобы тут же забыть. Шкипер учил ее управлять яхтой, и по сравнению с этим нервозность Романа, снобизм его гостя и настороженность охранника значили так же мало, как загар или прическа.
Гораздо важнее было то, что к берегам Черногории яхта подошла под ее управлением. Лола представить не могла, что от чего бы то ни было ее может охватить такой восторг! Правда, на входе в бухту шкипер Никола вежливо отстранил ее от штурвала.
— Долазимо в Бококоторску бухту, — сказал он. — То сложный фиорд, нужен опыт.
Но Лола ничуть не расстроилась: бухта была так сказочно хороша, что не любоваться, открыв рот, ее причудливыми изгибами и скалистыми берегами мог только тот, кто, вроде Николы, вырос, глядя
на все это.Никола был прямым потомком первого главы Братства моряков, которое, как он объяснил Лоле, было основано в городе Которе — вот здесь, на берегу этой бухты — еще в девятом веке и существовало до сих пор. Он мог идти по сложному фарватеру с закрытыми глазами, и, будь ее воля, Лола осталась бы с ним на яхте. Но Роман сказал не терпящим возражений тоном:
— Не строй из себя морскую волчицу. Потерпишь пару дней без игрушки. Сейчас едем в Будву, потом на Святого Стефана.
И вот Лола бродила по узким будванским улочкам, и мостовая кренилась под ее ногами.
— Изучаете достопримечательности? — услышала она.
Борис появился так неожиданно, что Лоле показалось, будто он вышел прямо из стены. Но, приглядевшись, она поняла, что никакой мистики с его появлением не связано: просто на ту улочку, по которой она шла, выходила еще одна, совсем узенькая.
— Может быть, выпьем кофе? — вдруг предложил Борис.
Лола посмотрела на него с некоторым удивлением: не ожидала, что он вообще узнает ее при встрече, и тем более не ожидала, что предложит совместное кофепитие.
— Выпьем, — пожала плечами она. — Я как раз собиралась. Только я вообще-то собиралась выпить виски.
Тогда лучше не виски, а лозовой, — ничуть не удивившись таким ее утренним планам, сказал Борис. — Это местный виноградный самогон. Ровно то же самое, что виски, уверяю вас.
Они сели за столик в летнем кафе на маленькой, как комната, площади.
— Любите путешествовать? — спросил Борис.
— Наверное. Вряд ли это любовь, но путешествовать мне в самом деле нравится.
— Интересно, что в вашем представлении любовь? — усмехнулся он.
— А почему вам это интересно?
— Потому что вас трудно заподозрить в любви. Трудно представить, что это чувство вообще вам знакомо. К Роману Алексеевичу уж точно.
— А вам не кажется, что вы лезете не в свое дело? — заметила Лола.
— А это важная составляющая моей деятельности — лезть в чужие дела. Только не все это понимают.
— И не всех это интересует, — добавила она. — Меня это не интересует совершенно.
— Попробуйте самогон, — напомнил Борис. — Я заказал еще грушевый и сливовый. Так что вы составите себе полное впечатление о нехитрых радостях Монтенегро. — И, заметив в ее взгляде недоумение, объяснил: —. Так венецианцы когда-то назвали Черногорию. Да так ее, собственно, и до сих пор называют. Это же только у России с ней славянское братство, а для всего мира, на общепонятном языке, она Монтенегро — «черные горы».
Виноградная водка — лозова — действительно оказалась похожа на виски: была в ней та же самогонная отдушка. И, главное, она действовала сходным с виски образом. Лола сразу почувствовала себя как-то… отдельно от себя. Ей нравилось — точнее, ей было необходимо — это легкое самораздвоение; оно было сродни тому, что она чувствовала, когда видела похожий на себя манекен в углу своей комнаты. И от взгляда на манекен, и от глотка виски появлялось отчуждение от себя, без которого невозможно было жить так, как она жила.