Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
«Диоген — наивный материалист, — заявил лектор. — Жутко был наивный».
Потом еще сказал: «Кратенько вам об Аристотеле». Об Аристотеле! Кратенько!! Ну?!
* * *
В девичестве звалась Александра Коробочка.
Вышла замуж, стала Александра Ящик.
* * *
Плывет посудина, плывет старая. Трещат переборки, стонут снасти. Качается на мачте мутный фонарь Свищет со всех сторон серый ветер. Ракушки облепили борта, краска облезла. Пьяный капитан материт пьяную команду. Пассажиров в трюме тошнит.
Завидя
* * *
«Выдающий трудящий».
* * *
Страна вечнозеленого загробья.
Царство прошло-будущего, где настоящего нет.
* * *
Да, Солнце имеет темные пятна. Но на твоем фоне они бы ярко сверкали.
* * *
Жена посла Дании с супругом, жена посла Норвегии с супругом, жена посла…
* * *
Добро должно быть с кулаками.
Но не слишком тяжелыми, чтобы все-таки оставаться добром.
* * *
Старый конь борозды не испортит: силы не те.
* * *
Дети должны быть лучше отцов. Значит, отцы — лучше дедов.
Можно представить, какими мерзавцами будут считать нас правнуки!
* * *
Учился грамоте.
Каждый день выводил на бумаге: «П-р-и-к-а-з»…
* * *
Хорошо смеется тот, кто смеет..
* * *
Ностальгия из географической стала исторической. Не тоска по родине, из которой ушел в иное пространство, а по той, которая ушла в другое время…
* * *
«Вы не в церкви, вас не обманут!» — уверял мулла.
* * *
Если слепому без конца твердить о его слепоте, он оглохнет.
* * *
«Мы с вами разного пола ягоды!» «
* * *
Любовь зла. Может и не придти.
* * *
Особенная гордость наша: унижаться с высоко поднятой головой.
* * *
ИЗ ПРОДАЖНОЙ ПРЕССЫ XIX ВЕКА
Хвала
«Направляемое энергическим гением г-на Л-ва честное и усердное радение градоначальства московского преобразовало столь недавно еще мерзкий, грязный и враждебный всякому нравственному чувству проулок в благопроцветающую и гордую Тверскую улицу, которой пышное великолепие не только понуждает к зависти прочие улицы обеих столиц империи нашей, но и повергает в изрядную досаду надменные парыжи и лондоны».
Хула
«Следствием покровительства г-на Л-ва шайке начальствующих казнокрадов, лишь по несовершенству общества нашего не закованных еще в тюремные кандалы, имеет Белокаменная на месте главной улицы своей смрадную клоаку, где стон местного жителя, прозябающего средь миазмов и язв, сливается с брезгливым возгласом случайного петербуржца, не говоря уже о пораженном европейском госте, коему один только взгляд на Тверскую
служит навек предупреждением против всего, что есть на свете русского».* * *
«Нет бога, кроме аллаха!»
Тогда зачем так настаивать?
* * *
В газете — мерзость, в телевизоре — мерзость. За окном — мерзость и слякоть.
Ну и что, по-вашему, должно быть в душе?
* * *
Мудрость: «Не каждый коммунист — тупой, не каждый скрипач — еврей, не каждый балетный — голубой».
Верно и обратное.
* * *
«Вот что делает с нами непосильный труд!» — сказала обезьяна, глядя на человека.
* * *
Приплыли, ребята. При слове «споры» думаешь не о поисках истины, а о бациллах сибирской язвы.
* * *
Вернулся домой через двое суток, сунулся к зеркалу — отражение еще там.
* * *
Но если Платон мне друг, неужто истина дороже?
* * *
Начал писать про пьяного в троллейбусе в двадцать пять, в пятьдесят поставил точку и пошел делать кардиограмму.
На что ухлопал?
* * *
«Драма — литературный род, принадлежащий театру и литературе.»
Драма — это сюжет. А сюжет — это конфликт.
При этом драма — не трагедия.
Трагедия — когда безысходность. Он любит ее. Но узнает, что она была с другим. И убивает ее. Потом убивает другого. Потом убивает себя. Потом открывается, что его подло надули. Но все уже непоправимо — финальный монолог, занавес, овация.
Из трагедии выхода нет — только в гардероб.
Драма оставляет выход.
Он приехал, потом увидел ее, потом свадьба.
Это сюжет.
Он приехал, увидел, но у нее муж.
Это конфликт.
Он приехал, увидел ее, потом увидел мужа, плюнул и уехал.
Это выход.
Драма — это драматургия. Следовательно, драматурги.
Эсхил. Еврипид. Шекспир. Лопе де Вега и несколько наших девушек с подлинным отсутствием стыда.
Не люблю малые сцены.
Не убеждают триумфы на двадцать персон, пятнадцать из которых — газетные критикессы обоего пола. Все против массовой культуры, все за идеалы, родники и — до чесотки! — за духовность.
Но уровень, потрясенный сам собой в чулане с партером из двух стульев?
Тайфун в пробирке.
Многим экспертам милы эти чуланы, и волнует запах серы. Возможно даже из пробирок вытечет страшная польза для великого будущего — ради бога, нюхайте… Одна просьба: не называть эту подпольную алхимию театром. Так перед входом в свою лабораторию и напишите:
«Тихо! Идет опыт. Вход только для персонала».
«Истоки театра в древних игрищах и обрядах».
Да, да, зрелище. Да, да, да. Игра. Да.
И поднимите с пола эту критикессу и дайте ей нашатыря.