Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт

СТАРШИНА. Гражданин, я к вам не курить пришел. Я на службе. А в следующий раз за ложный вызов будете нести ответственность. (Молодцевато разворачивается, уходит.)

МОНТЕР. Эх ты, сквалыга! Утюг на газу. Да с таким богатством десяток утюгов можно купить.

ДЕД. Ишь разлетелся, десяток!

МОНТЕР. А то?.. Сидишь на добре, как Кощей. Куда копишь-то? В гробу карманов нет.

ДЕД. А ты откуда знаешь? На экскурсии там был?

МОНТЕР. Я и без экскурсии тебе скажу: на том свете деньги отменили. Так что не жалей, трать на этом.

ДЕД. Ага, сейчас начну. Обуваться побежал.

МОНТЕР. Глупый ты человек. Сам посуди: сколько тебе годков осталось? От силы пяток.

ДЕД. Это никто не знает. Может, и десять.

МОНТЕР. Да хоть двадцать! Мне не жалко. Спал бы на мягком, ел бы вкусно, картину вон смотрел…

ДЕД. Нельзя. У нее от света краски тускнеют.

МОНТЕР. Ну и черт с ней! Реставрируют потом. Человек от жизни должен получать удовольствие.

ДЕД. Вроде тебя, что ли?

МОНТЕР. Хотя бы. У меня руль есть — вот и доволен, трешник есть — я и счастлив. А ты вон помирать будешь — никто и не вспомнит.

ДЕД (грустно). Так уж и никто?

МОНТЕР. Никто.

ДЕД. А ежели я, к примеру, конечно, тебе эту люстру завещаю, вспомнишь меня?

МОНТЕР. Мне, дед, завещать бесполезно. Все одно — пропью.

ДЕД. И кресла?

МОНТЕР. И кресла.

ДЕД. И картину?

МОНТЕР. Все пропью, что продать можно.

ДЕД (неожиданно). Ну и черт с тобой! Больно нужны мне твои воспоминания. Ты мне лучше скажи: утюг мой починил?

МОНТЕР. А как же? Золотые руки. Сто лет не сломается. Гляди! (Втыкает вилку в розетку — треск, искры, полная темнота.)

ДЕД. Стой! Погоди! Стой, говорю! Сынок, сынок, ты где? Грабють!

Зажигается лампочка. Монтер, стоя на стуле, оглядывает комнату. Люстры нет, кресел нет, картины нет — ничего нет. Сундук придвинут к дверце шкафа. На сундуке сидит дед, болтает ногами.

МОНТЕР (со стула). Дед, а где люстра?

ДЕД. Какая люстра?

МОНТЕР. Хрустальная.

ДЕД. Да что ты! Откуда хрустальная? Стекляшки. Тьфу — и только.

МОНТЕР. Ну и где они?

ДЕД. Разбились.

МОНТЕР. Когда?

ДЕД. Давно. В войну еще. Фугаской садануло.

МОНТЕР (обалдело). В эту войну?

ДЕД. В империалистическую.

МОНТЕР. Тогда еще фугасок не было.

ДЕД. Фугасок не было — люстры были.

МОНТЕР (слезает со стула). А ваза?

ДЕД. Какая ваза? Не было вазы.

МОНТЕР. Ну а картина-то, картина была?

ДЕД. Да что ты, сынок, опомнись. Тебя, видать, током стукнуло — вот и мерещится.

Стук в дверь.

Кто там?

СТАРШИНА. Откройте, милиция.

Монтер поспешно открывает. Входит старшина.

СТАРШИНА. Извините, планшет у вас забыл. (Осекается, с недоумением разглядывает пустую комнату.) Та-ак… Вот теперь пропало.

МОНТЕР. Вот и я говорю: пропало.

СТАРШИНА. Вас пока не спрашивают. (Деду.) Кого подозреваете?

ДЕД. В чем?

СТАРШИНА. В краже вещей.

ДЕД. Каких вещей?

СТАРШИНА. Ваших вещей!

ДЕД. А ничего и не было. На полу сплю, на полу и ем. Голытьба.

СТАРШИНА. Постойте! А когда я приходил, тоже ничего не было?

ДЕД. А ты когда приходил?

СТАРШИНА. Пять минут назад.

ДЕД. Не было. Годков сорок назад все было. Тогда бы и приходил.

СТАРШИНА (растерянно). Значит, жалоб никаких не имеете?

ДЕД. Что ты, милый, какие жалобы? Жизнь-то замечательная!

СТАРШИНА. Тогда счастливо оставаться. (Берет планшет, идет к двери.)

ДЕД. Не туда, сынок. Там туалет.

СТАРШИНА. Извините. (Неловко поворачивается, уходит)

МОНТЕР. Дед, а где утюг?

ДЕД. Какой утюг? Не было никакого утюга.

МОНТЕР. Врешь! Тут стоял. Только что. Раз так, раз на газу.

ДЕД. Померещилось. Не было у меня утюга.

МОНТЕР (резко). Врешь ты все, скупердяй! Я этот утюг на всю жизнь запомню! Его ни починить, ни продать. (Берет чемоданчик.) Эх ты, рабочему человеку рупь пожалел. (Подходит к двери.) Вот увидишь, дед: помрешь— никто и не вспомнит! (Уходит.)

ДЕД (поспешно задвигает на двери все засовы). Фу-у… Ну и денек выдался. Столько лет таился — и на тебе, всему свету открылся. А все из-за него, из-за утюга проклятого! (Достает утюг из сундука, трясет, там что-то бренчит.) Ну нет, шалишь! Ты меня еще вспомнишь, непременно вспомнишь! (Садится к столу, берется за перо.) Находясь в здравом уме и доброй памяти, завещаю свой утюг поломанный монтеру Тишкину из ЖЭКа номер шестнадцать. (Откладывает перо, торжественно.) Чтобы жил и помнил!

Инопланетянин

В восемь часов сорок пять минут в предместье H. приземлился небольшой межпланетный корабль. Из космического звездолета, имеющего форму удлиненной эллиптической тарелки, спрыгнуло на землю существо, внешне ничем не отличающееся от обитателей города Н. Только по лихорадочному блеску и откровенному любопытству в глазах можно было обнаружить в нем пришельца. Это был, действительно, пришелец. Гуманоид с планеты Сириус, посланный на Землю для установления контакта. Ровно в девять часов гуманоид вышел на центральную улицу города. Несмотря на раннее время, улица была заполнена людьми. Объектов для контакта было более чем достаточно.

Несколько секунд инопланетянин стоял в нерешительности, а затем уверенно двинулся к человеку с большим портфелем в руках. Но едва он приблизился на два шага, как человек сорвался с места и с криком: «Иван Лукич, вы мне срочно нужны по делу!» — кинулся догонять какого-то прохожего.

Гуманоид остановился, потоптался на месте и переключил свое внимание на женщину с двумя хозяйственными сумками. Но в это время открылись двери какого-то магазина и женщина, распихивая толпу людей, устремилась внутрь, бурно работая локтями.

Следующий землянин, заинтересовавший пришельца, прямо перед его носом нырнул в телефонную будку, и через застекленную дверь до инопланетянина донесся его возбужденный голос: «Сидорчук! Вы нам даете болты, а мы вам присылаем олифу!.. Нет-нет, кроме болтов меня ничего не интересует!» Пришелец тихо отошел от будки. Трудно было установить контакт с существом, которого ничего не интересует, кроме болтов.

Одним словом, люди все время были рядом, но они все так безостановочно двигались, что пришельцу на секунду показалось, что их вроде и нет.