Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Промазал!
– сокрушался один диспетчер.
– Не похоже, - встревоженно говорил другой.
– Летит на юг, за границу.
– Не может этого быть! Нечего ему там делать. Вернётся.
– Летит!
Мы видели АН-24, его экипаж и пассажиров с разных точек зрения. Давайте теперь посмотрим на пассажирский самолет ещё с двух позиций: ПВО и пограничников.
Командный пункт зенитчиков. Полковник с артиллерийскими погонами докладывал кому-то по телефону:
– Пассажирский самолёт
Положил телефонную трубку, мрачным взглядом проводил пролетевший мимо самолет.
Пограничный пост, врубленный в скалу, висящую над морем. Под железным грибком в маленьком домике со стеклом во всю стену, обращенную к морю, дежурный пограничник докладывал на заставу:
– Товарищ майор, вижу пассажирский самолет. Свой, товарищ майор, свой! Направление полета - государственная граница. Расстояние от берега - пятьдесят - семьдесят метров. Высота - не более ста... Есть, товарищ майор!...
Слышен нарастающий гул моторов. Почти у самой воды, отлично видимый, пролетел АН-24. Его усеченная тень скользила по воде, почти у подножия дозорной вышки, последней пограничной вышки.
– Пролетел, товарищ майор!... Пересекает государственную границу!... Удаляется!... Миновал скалу Три Брата. Скрылся за дальним мысом.
Ермаков с кровоточащим сердцем, сжав кулаки, скрипя зубами, сильный и бессильный, сидел в крайнем кресле слева по борту и смотрел то на продырявленную дверь багажного отсека, то в иллюминатор.
Промелькнуло советское Сарпи, расположенное на склоне горы, утопающее в мандариновых и апельсиновых садах, с белыми и розовыми бетонными многооконными домами, полными солнца. Осталось позади и турецкое Сарпи, тесное, с одним-единственным белым пятном-узкой и круглой башней минарета. Теперь всё. Позади - жизнь в цвету, твоя родная земля, порядок, свет, закон, всё, что ты любишь, чем дышишь, чему верен, что составляет твою сущность. Позади - Родина. Впереди - чужбина, мрак, хаос, бесправие, беззащитность.
Еще один человек припал к иллюминатору - кудрявоголовый, изрядно выпивший там, на земле, батумец в белой нейлоновой рубашке. Вглядывался в жалкие деревушки, в минареты, потом вскочил, с ужасом закричал:
– Вай-вай-вай! Мы уже в Турции. Почему? Зачем?... Эй вы, пилоты! Куда вы меня занесли? Не нужна Турция. Хочу в Сухуми! Я на один день, всего на один день отпросился с работы, чтобы погулять на свадьбе сестренки. Ни к чему мне это заграничное путешествие! Эй, вы, поворачивайте назад!
Тучный пассажир, забыв о том, что подвержен морской болезни, о том, что он всем и всегда мешает, легко и ловко пробежал между креслами и, преодолевая немыслимо тяжелые пируэты полета, внушительно и спокойно сказал своему земляку-батумцу:
– Что несёшь, друг любезный? До сих пор не понял, что самолёт захватили пираты?
–
Пираты? В каком веке мы живём? Вай-вай-вай!..– Не паникуй! Хладнокровие! Не поддадимся! Выстоим!
Белокурая, с босыми ногами, женщина бросается к нему, хватает за плечи, трясёт:
– Не выстоим!... Падаем! Погибаем! А я не успела написать завещание!
Тучный человек обнял её, усадил рядом с женщиной в мохеровом шарфе, попросил:
– Успокойте её, пожалуйста.
– Глубже дышите!
– посоветовала Ангелина Ефимовна.
– Дышите глубже! Самое лучшее лекарство при таком стрессе. Уверяю вас. Я врач.
Молодожены спустились с небес на землю и увидели, что наступил конец их жизни. Обнимали друг друга еще крепче, чем раньше. Прощались навсегда. Даже и теперь выглядели счастливыми. Прекрасная смерть - в объятиях любимого и любимой.
Человек в очках, верный себе корреспондент, профессионал до мозга костей, привёл в действие кинокамеру. Отчетливо был слышен журчащий звук работающего механизма. Корреспондент снимал молодоженов, еще живых, но уже распрощавшихся с жизнью.
Женщина в черном костюме, Дина Александровна, прижимала к груди Лолиту и, хотя сама была смертельно напугана, пыталась успокоить девочку:
– Сейчас всё кончится, сейчас! Потерпи, миленькая, скоро приземлимся.
Ермаков смотрел в простреленную в нескольких местах перегородку и сам себя мысленно спрашивал: что там произошло? что происходит?..
Ни звука не доносилось оттуда. Мёртвая тишина.
Ермаков вскочил, бросился грудью на дверь багажного отсека. Толстяк в тирольской шляпе снова схватил его, оттащил подальше.
Вано заплакал от отчаяния, от бессилия. Потом поднял кулаки над головой, закричал:
– Не можем мы, не должны вот так сидеть!... Что-то надо делать!... Как-то помочь людям!
– Здесь тоже люди, - рассудительно сказал ему грузный человек.
– И мы с вами в ответе за них.
– Лучше погибнуть, чем...
– А ты спросил вот у этой девочки, у Лолиты, у её мамы, вон у той старушки, у молодоженов, что лучше: гибель или?...
Ермаков уже не слушал. Оттолкнул тучного человека и бросился на дверь. Грянул выстрел. К счастью, пуля не задела Ермакова.
– Что там произошло? Что происходит?
– лежа на полу, вопрошал он.
Никто ему не ответил. Никто, как и Ермаков, ничего не знал.
– Таня!...Танюша!
– вдруг во весь голос, не вставая с пола, закричал Ермаков.
– Где ты? Что ты? Потерпи! Мы что-нибудь придумаем...
В своих бесчисленных полетах по тундре и в ледяных горах Севера Ермаков не раз попадал в трудные, и казалось, безвыходные положения. И всегда находил в себе мужество и волю, необходимые для того, чтобы принять быстрое и единственно верное решение: как спасти вертолет, себя и боевых друзей? Он не имел права ошибаться, так как это могло стоить жизни и ему, и товарищам. Вот и теперь...
Он посмотрел на плачущую девочку в красном, на её мать, на суровую старуху в национальном платье и сам себе мысленно приказал : "Тихо! Терпи! Грызи кулаки - и не двигайся".