Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

— Правильно, это моя тетя. Точнее, моей мамы. Но я только что…

— Громче! потребовала старуха. — Недослышу.

— Вот ваш родственник утверждает, что несколько минут назад в этом окне он видел женщину с признаками насильственной смерти.

— Тетя Май, необходимо обыскать дом, чтобы…

— Ты что, Сань, сдурел? — в нервные минуты, он уже замечал, с вдовы профессора слетал интеллигентский лоск. Однако, пропустив реплику мимо ушей, постовой продолжал настойчиво:

— Вы, очевидно, только что вернулись домой?

— С полчаса уже. Замерзла на кладбище. У моего покойного мужа, известного ученого, сегодня день рождения. И я каждый год… устала безумно, замерзла, присела на минутку в кресло…

— Тетя Май! — закричал Саня. — Да я звонил, стучал — как же вы не слышали?

— Разве? — удивилась тетка. — Ничего не слышала.

— Может, вы заснули? — спросил постовой.

— Кажется, нет. Впрочем, в моем возрасте… — Майя Васильевна улыбнулась — слабый отблеск девичьей кокетливой улыбки. — В декабре 72 стукнет. Но я отнюдь не в маразме, скажи, Саня?

— Это я. должно быть, в маразме.

— Ну что ж, — заключил постовой. — Извините за беспокойство.

— Какое беспокойство, что вы! Благодарю вас за заботу и такт.

Милиционер удалился, окинув на прощанье недоумевающим взглядом тетку с племянником; они прошли в дом — в узкий длинный полутемный коридор — свет падал из распахнутой двери на кухню и из теткиной комнаты, в окне которой ему померещился труп. Разделись в коридоре возле вешалки — отполированные оленьи рога — Майя Васильевна, продолжая безостановочный монолог, усадила Саню в кресло, свое любимое кресло с высокой спинкой (то самое!). Речь шла об установлении опекунства. Саня, как единственный родственник (не считая Елены — мама — но ведь она живет далеко), должен стать опекуном несчастной престарелой женщины, которая не в силах уже тащить на себе дом, сад, огород… Как бы в доказательство собственной немощи тетка, бодрая до этого и оживленная. буквально рухнула на плюшевый пуфик напротив Сани… Он вскочил, пересадил ее в кресло, уселся на низкий пуфик спиной к окну… Что происходит, черт возьми!

Их разделял круглый столик на одной ножке, покрытый кружевной вязаной скатертью. Тогда, он отчетливо помнит, тут лежала сумка (был виден край и ручка) и еще что-то, какой-то предмет… Да не настраивай ты себя на галлюцинации! Но он уже настроился: в наступившей паузе какие-то шорохи, почудилось, шаги и шепоты, почти неуловимые, распространяются по старому дому. Саня встал, выглянул в коридор: никого.

— Ты что? — раздался резкий голос тетки.

— Показалось, кто-то пришел, — он опять сел напротив нее.

— Вот-вот должны девочки с занятий… Да, ты же не знаешь! У меня новые жильцы. Впрочем, какие новые — второй год с сентября пошел. Нельзя сказать, что ты мне особо надоедал вниманием.

— Простите, тетя Май, виноват, да. А из прежних никого не осталось?

— Толик. Теперь его Анатолем величают. Уже от него-то мне не отвязаться до могилы, точно.

Да, колоритная личность. Якобы кончал в свое время философский… да вряд ли кончил. Однако в своем роде Диоген, постоянной службой не обременен, что называется, «на подхвате», за койку не платит, конечно, но зачем-то тетке нужен.

— Сегодня у Анатоля великий день, — продолжала Майя Васильевна с иронией. — Приглашен на свадьбу к соседям, поросенка у них заколол. Надеюсь, до дому доползет.

— Свадьба в доме на той стороне? — поинтересовался Саша. Там магнитофон орет.

— Да, в восьмом. Я тут ни с кем особенно не общаюсь, те умерли, а те далече, как говорится. Так, раскланиваемся.

— А кто у вас еще живет?

— Две девочки — Настя и Юля. Студентки-медички. И молодая пара — Донцовы. Ей двадцать пять, ему тридцать. Владимир Николаевич, как теперь называют, бизнесмен, торгует компьютерами. Интересный мужчина, интеллигент. И она красотка, — добавила Майя Васильевна недоброжелательно. — Скоро съедут, квартиру покупают.

Значит, в доме, кроме хозяйки, живут три женщины. И одна из них, возможно… Стоп! Не фантазировать, сегодня уже ты сможешь убедиться.

— Вот что, Саня, — тетка опять прямо на глазах одряхлела. — Ты должен жить со мной, я тебя умоляю. Я боюсь.

— Чего? — Саня встрепенулся.

— Ты же видишь: здоровья нет и нет. Если уж меня можно принять за труп в кресле… — Майя Васильевна говорила в своем ироническом стиле, однако волнение, неподдельное, ощущалось в ее голосе — глубоком басе, — в серых «пепельных» глазах.

Обострившимся слухом (все чувства обострены) он уловил шум, шаги — не те крадущиеся, что мерещились ему в оцепененьи старого дома. Голоса. Веселые как будто — сливающийся молодой щебет.

— Кто-то пришел.

Старуха прислушалась, пожаловалась:

— Хуже стала слышать… Девочки, конечно, уже пять.

— А эти Донцовы? На работе еще?

— Положим, Любовь себя не затрудняет. Володя, конечно… Ах да, сегодня же пятница тринадцатое? Чреватое сочетание… впрочем, предрассудки. Так вот, у них там какой-то банкет, по случаю заключения крупной сделки, что ли.

— То есть когда я в первый раз приходил, вы были дома одна? — спросил Саня напряженно.

Тетка опустила глаза словно в изнеможении (ну не могла же она спрятать труп, в конце-то концов!), покачнулась вдруг, прижала руку к груди, приказала почему-то шепотом:

— Нитроглицерин. В сумке на комоде. Две таблетки.

Старомодный ридикюль из потертой темно-синей кожи… Кажется, не то. Определенно не то видел он на кружевной скатерти в тот момент…

— Так ты согласен? — спросила Майя Васильевна, проглотив таблетки.

— На что?

— Поселиться у меня. В кабинете Андрея Леонтьевича. Ах, сегодня на кладбище…

— А вы разве кабинет не сдаете? — перебил Саня.

— Вчера съехал. Володин сотрудник, из его фирмы. У него в доме проводился капитальный ремонт, и Володя порекомендовал мои, так сказать, апартаменты. Ну так как?

— Я согласен, — сказал Саня задумчиво.

— Слава Богу! — воскликнула Майя Васильевна вроде бы с облегчением. — Сегодня большой день, я загодя готовлюсь… — легко поднялась, вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. — Девочки! Накрываем на стол! У меня, да! — женские голоса переливались в коридоре, потом на кухне, старушечий бас на минуту покрыл щебетанье: — Да, день рождения! 76, он был меня на четыре года старше…

Саня вскочил, заглянул под кровать, сам чувствовал себя смешным, нелепым… кружевное покрывало нигде не примято, гора подушек… В углу икона… Гардероб, дверца слегка приоткрыта, на ней висит что-то… кажется, халат. Внутри идеальный порядок. Ну не в комоде же спрятано мертвое тело?.. Кем спрятано? Я смешон!.. Все же выдвинул по очереди три больших ящика: стопки белья. Остановился посреди комнаты, вновь переживая то мгновенье…

Какое-то движение ощутилось за окном, возникла тень. Саня бросился к портьере: в узкой прорези (той самой!) виднелся на крылечке… ага, Толик. Теперь Анатоль. В кремовой рубашке и длинном черном галстуке (галстук-удавка!.. ну, ну, без паники!)… понятно, он же тут по соседству. Прилично, даже с оттенком некоего шарма, Анатоль был одет до пояса — брюки засаленные, широченные, спускались складками. На ногах немыслимые сапоги — опорки. Опустившийся господин неопределенных лет (лысоват, но с роскошной черной бородой, краснорож, глазки воспаленные — вспомнилось, но еще статен, высок, с мягкой молодой улыбкой). Анатоль достал из кармана брюк связку ключей, однако не спешил открывать дверь, а принялся озираться, медленно поворачивая голову… скользнул взглядом по портьере, глаза их встретились, Анатоль чуть не шарахнулся с верхней ступеньки, впрочем, справился, отомкнул дверь, заорал на весь дом: