Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Голос Майи Васильевны?
— Наверно. Такой глухой… замогильный. Что-то бессвязное, обрывок. Про красную шапочку. Или про белую?.. Она помешана на своих куклах.
— Кто?
— Старуха.
— Ну, вспомни, вспомни.
— Говорю же, не обратила внимания… — Настя сосредоточилась. — Кажется, так: «Белая рубашечка, красный чепчик в каком-то покое».
— В каком?
— Не расслышала, — Настя пожала плечами.
— Куклы, — произнес он задумчиво. — Но ведь принцессы в коронах.
— А у нее и Красная Шапочка с Волком есть. Тоже в чулане. Ей муж из
— Настю, не притворяйся. Ну что за пошлый стиль: казаться хуже, чем ты есть. Все любят такие бесценные пустячки. Любят любовь, правда?
— Ладно, ты меня притомил.
— Пошли домой?
— Я еще… пройдусь.
После обеда у тетки в комнате (Саня внес свою лепту за октябрь — помимо стипендии подрабатывал рецензированием рукописей в издательстве — Майя Васильевна, покапризничав, приняла) он спросил:
— Тетя Май, а можно мне в чулан?
— В чулан? — удивилась тетка. — Ты хочешь жить в чулане?
— Нет, посмотреть. У вас такие вещицы занятные.
— А, с удовольствием покажу.
Изящная светловолосая Шапочка, Волк угрюм, несчастен и голоден. Кот в блестящих сапогах, Баба Яга, оловянные солдатики… Может быть, вчера приходил покупатель? Покупательница? Такие штучки сейчас в цене.
— Почему вы их здесь храните?
— У меня сломалась полочка. Помнишь над комодом? Не помнишь?.. Починить — пара пустяков, а этот долдон Анатоль никак не соберется. Пришлось пока…
— А вы не хотите их продать?
— Саня! — голос тетки фанатично зазвенел. — Я завещала дом тебе при единственном условии: все оставить как есть, ничего не продавать. Андрей Леонтьевич и я…
Она соскользнула на привычную колею, он озирался рассеянно: что-то изменилось на полках с ночи, то ли переставлено, то ли убрано. Не пойму, не помню. Зашел за шелковую ширму, взглянул в дырочку: тетя Май разглагольствует, а глаза отсутствующие… Сел на вместительный сундук, обитый кованным железом, на что-то… вытащил из-под себя… о, зажигалка. Японская. Взметнулось крошечное пламя. А что если труп спрятан…
— Тетя Май, а что у вас в сундуке?
— Чтоб ни было, все будет твое.
— А можно посмотреть?
— Дождись моей смерти… — она вдруг покачнулась, приказала сдавленно: — Нитроглицерин, скорее, на комоде.
Он метнулся… туда-сюда… Майя Васильевна проглотила две таблетки, показала жестом: открывай, мол, не заперто. Открыл: скопище престарелой обуви, в котором он добросовестно порылся…
— Пойду прилягу, — сказала тетка.
Он вывел ее из чулана, поглядел, как она запирает дверь, прячет ключ в карман ситцевого «рабочего» халата… проводил в комнату, уложил на кровать. Как странно чередуются в ней вспышки энергии с полным изнеможением. Однако отметил, ничто в ее облике сейчас не тревожит меня, не пугает.
— Тетя Май, а Андрей Леонтьевич курил?
— Никогда. Он говорил…
— А в доме кто-нибудь курит?
— Официально никто. Таково мое требование. Но — покуривают. От Анатоля вообще трудно ожидать порядка. Володя, отдаю должное,
выходит в сад. И еще у меня есть подозрение…— Какое?
— Кто-то из девиц. В их комнате пахнет табаком. Но: не пойман — не вор.
— Отдыхайте, не буду вам мешать.
Саня постоял в полутьме коридора. «Я буду ждать». Зашел «к себе» в кабинет — побриться, с утра не успел… Снег еще не растаял, яблони сказочно застыли в неподвижном предзимнем ожиданье, Анатоль у сарая… Пойти побеседовать? Да, соберу по возможности сведения перед разговором с ней.
— Покурим? — Саня достал из наброшенной на плечи куртки пачку «столичных» и зажигалку из чулана.
— Можно. — Анатоль прислонил лопату, которую точил, к стенке сарая, вытер руки о фуфайку, вытянул сигарету… а пальцы ходуном ходят. — Ишь ты, зажигалочка, — голос равнодушный, мертвенный.
— У тети Май нашел. Не ваша?
— Скажете тоже. Где нашли?
— В чулане.
— Послушайте, студент… — начал Анатоль хрипло; почудилось вдруг, что он мертвецки пьян.
— Я уже не студент.
Все равно. Любознательный вы парень, а? Все чего-то шарите, вынюхиваете… Наследничек, елки-палки.
— Я ищу женщину.
— Шерше ля фам? — лицо Анатоля болезненно сморщилось. — Не в форме. Со вчерашнего. Что за женщина?
— Молодая. Наверное, красивая. В черном плаще. Глаза карие, волосы светло-каштановые, короткая челка. Брови высокие, дугой. Длинная стройная шея.
Анатоль тяжело опустился на чурбан — дубовую колоду, служившую когда-то для колки дров. Спросил тихо:
— Где вы ее видели?
— Здесь, в доме. В комнате тети Май.
— И я видел, — подтвердил Анатоль неожиданно. — В саду.
— Во сколько?
— Ночью.
— Где она лежала?
— Почему лежала? Она шла между яблонями, в черном плаще, да. Ночью — точнее сказать не могу, был под шефе.
— Ага. Уже, простите, опились на свадьбе?
— На какой еще… Да ну. То было давно, в августе. Я тут на топчане спал в сарае, прохладнее. Существует теория, согласно которой души умерших являются на место преступления.
Сквозь исступленный бред (как показалось Сане) в словах философа — в интонации, деталях — проступило нечто… реалистическое. Бред перемежающийся, воспользуемся просветами.
— То есть вам является образ незнакомой женщины?
— Прекрасно знакомая, — возразил Анатоль с проблеском чувства — впервые с начала разговора. — Она жила в кабинете и неожиданно исчезла. Ваши приметы точны, хотя и несколько общи. Нина Печерская. Знаете, что такое любовь с первого взгляда?
— Кажется, знаю.
— Только такой и бывает любовь — верный признак.
— Когда исчезла Нина Печерская?
— На Покров. В прошлом году.
— Почему вы употребили слова «место преступления»?
— Так ведь является. Она пришла умереть.
— Умереть? Вы ее вчера видели?
— Вчера? Нет. А вы? — Анатоль необычайно оживился. Вы видели вчера?
— Да. Анатоль, кто кроме вас знал Нину Печерскую?
— А, вы считаете, я уже того. Может, вы и правы. Все знали. Май, девочки, Донцовы… нет, эти позже въехали.