Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

— Ваши уже в «Праге» заседали?

— Подъезжали. Всей компанией. Я поспел вовремя.

— Викентий Павлович, ваш коллега характеризует вас как человека крайне делового и осторожного.

— Я только исполнитель.

— Вы и компаньон.

— Младший. У кого деньги, знаете, тот и заказывает гимны.

— Хотелось бы с вами посоветоваться.

— Да, пожалуйста.

— Я являюсь, как вам, может быть, известно, наследником дома в Останкино, где вы прожили год.

— Известно. Володя говорил.

— Вот что меня занимает: оседать на земле или продавать. Какова сейчас конъюнктура?

— Если продавать — только за валюту. Могу посодействовать, есть у меня тут один… приятель. — Впрочем, — Вика посмотрел на собеседника с сомнением, Майя Васильевна, кажется, крепка телом и духом.

— Слава Богу.

— Словом, вопрос непрост. С одной стороны, недвижимость есть недвижимость, особенно в столице. Дом старый, но добротный… отремонтировать, участок приличный. Но если соберутся частный сектор сносить, почти ничего не получите — это с другой стороны.

— Да, было бы жаль…

— Я думаю. Музей, не музей, а в детство я там как будто вернулся, игрушки, сказки… — Вика улыбнулся задушевно. — У меня был оловянный солдатик — любимый. Как у Майи Васильевны. И вот представьте — через тридцать лет приобрел точь-в-точь такого же.

— У тети Май?

— Нет, что вы. В Германию с Володей ездили связи налаживать, там. Майя Васильевна не продает и правильно делает. Зато у нее — особая атмосфера.

— Атмосфера тревожная.

— Как и по всей стране. По всему миру! Шутка ли — ломка такой великой державы. Но у вас я отдыхал душой.

— Вам не казалось, что в кабинете как-то нехорошо?

— Почему? Мне там было очень хорошо.

— А меня как-то поразило исчезновение той женщины, балерины, что жила до вас.

— Ну как же, хозяйка жаловалась.

— Вы ведь ее не видели?

— Балерину?.. Как ее…

— Нину Печерскую.

— Ага. Видел. Недавно, в августе. Оригинальное впечатление, действительно загадочное. Ночью в саду женщина в черном. Я на другой день как раз уезжал в отпуск, но даже в Прибалтике вспоминалось.

— Анатоль говорил: является на место преступления.

— А, Анатоль. — Вика опять улыбнулся — и опять снисходительно. — Драгоценнейшая личность, с ним не соскучишься. Вечера проводили в философских беседах. Нет, серьезно. О русском особом пути, не к ночи будь помянут. Он мне объяснил, кто такая женщина в черном.

— И меня заинтриговал. Хотелось бы выяснить.

— Что?

— Да вот ее особый путь.

— Зачем? — Вика глядел с любопытством и недоумением.

— Влечет тайна.

— Какая тайна? Интересную женщину надолго в покое не оставят. Ну не с Анатолем же ей, в самом деле…

— Да, совсем спился.

— Совсем?

— Не в себе.

— Жаль. Золотой человек, но — бесперспективен. Выражаясь поэтически, — Вика явно снисходил к странному, но занятному посетителю, — Золушка нашла своего Принца.

— Вы полагаете, она уехала с мужчиной?

— Конечно. Три чемодана тряпок, Майя Васильевна говорила. Танцовщица — что ж вы хотите? — классический вариант. — Вика задумался, потом сказал с облегчением, словно найдя ключ к столь странному интересу. — Понятно, вас как литератора влечет психологическая тайна…

— Я всего лишь литературовед, интерпретатор.

— Вот и интерпретируйте. Для человека романтической складки — тут завязка романа.

— Завязка, да. Меня удивляет ее необъяснимая привязанность к этому дому. Вы в августе не попытались проверить свое оригинальное впечатление?

— Ну как же. Спустился в сад, столкнулся с Анатолем, обсудили происшествие. А что, она опять являлась?

— О чем и речь. Видел в пятницу в окне тетушкиной комнаты. Почти на глазах исчезла.

— Почти?

— Отлучился на пять минут — нету.

— Из вещей ничего не пропало? Я человек прагматичный…

— Нет. Не пропало, а прибавилось: она оставила восковой погребальный венок.

Викентий Павлович вытаращил глаза и застыл.

— Это что же значит? Что-то такое… символическое?

— Если б знать. А после нее в кабинете ничего не осталось, не помните? Может, какая-нибудь вещица, за которой она приходила.

— По-моему, ничего. Вымыто, вычищено. Ваша тетушка — хозяйка превосходная.

— Викентий Павлович, мне неловко отнимать время у делового человека, но вы у нас жили…

— Не продолжайте, Александр Федорович, — перебил Вика. — Погребальный венок! Это… это и правда тайна. А что по этому поводу говорит Анатоль?

— Что она пришла умереть.

— Тьфу ты!..

В дверь кабинетика опять заглянул старший компаньон, младший обратился к нему ошеломленно:

— Что, философ наш совсем спятил?

— Какой философ?

— Анатоль.

— Я не в курсе. А что?

— Пьет, — пояснил Саня.

— Ну, это не новость.

— Жалко парня, — посетовал Викентий Павлович. — А ведь снайпером был. Вы не знали? Да, представьте, в армии…

— Как будто снайпер не может запить, — перебил Владимир. — Даже «ворошиловский стрелок» может. Слабость общечеловеческая. Я вот что, господа: вы еще не закончили?

— Все, исчезаю. — Саня поднялся; Вика проговорил на прощанье, глядя с любопытством:

— Вы меня все-таки держите в курсе дела, если вас не затруднит.

— Нисколько, наоборот. Извините, Владимир Николаевич, что я отнял время…

— Сегодня делать нечего. Я как раз и хотел предложить вам вместе уехать домой. У меня такси по вызову.

— Прекрасно.

Унылый октябрьский город катил в автомобильном окошечке, «очам очарованья» не было в железобетонных коробках и коробочках, стекла запотели — и летящий ландшафт причудливо, сказочно изменился… Почему «сказочно», откуда такой эпитет? Ах да, младший компаньон с его возвращением в детство.