Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20

— Здесь, — тихо сказал Умар и медленно снял шапку.

Сергей понял его: да, именно здесь нашел себе могилу Гринько. Отчаявшись вновь захватить его живым, басмачи, по всей вероятности, столкнули Миколу в пропасть. Несколько минут друзья молча, обнявшись, стояли над обрывом. Охваченные горем, они забыли обо всем на свете. Первым очнулся Сергей.

— Едем дальше! — глухо сказал он. — Догоним их!

Умар отрицательно покачал головой:

— Поздно, дорогой, совсем поздно. Басмач далеко ушел. Не догонишь.

Но Голубев все же настоял на том, чтобы продолжать преследование. Двинулись дальше. Но, проехав с километр, вынуждены были остановиться. Солнце высушило росу. Почва пошла каменистая, и на ней уже нельзя было рассмотреть никаких следов. Подавленные, друзья вернулись в лагерь. Говорить ни о чем не хотелось. Лицо Умара застыло, словно каменное, резко обозначились скулы.

— Что делаем, Сережа? — заговорил первым Танджибаев. — Назад пойдем, нет?

Голубев ответил не сразу. Мысли его были далеко. Но когда понял вопрос Умара, в сердцах махнул рукой:

— Теперь все равно! Пропади оно пропадом!

Умар нахмурился.

— Нехорошо говоришь. Плохо говоришь. Не так говорить надо. — Он явно волновался. — Не себе ищем. Совсем не себе…

Сергей устыдился:

— Ты прав, Умар! Надо идти!

Он подумал о том, что Гринько, пожалуй, не пал бы духом. Ведь не на прогулку они вышли в горы. Не сокровища сами по себе волновали всех троих. Стране нужны были деньги, ох как нужны! А тут такое богатство! Нельзя допустить, чтобы оно попало в руки врага.

— Ты прав, Умар! — повторил он.

— Теперь верно говоришь, — облегченно вздохнул Умар. — Обязательно идти. Мало осталось.

В это время к палатке гурьбой подошли караванщики и заговорили все разом, наперебой. Напрасно Умар пытался унять их, расспросить кого-нибудь одного. Галдели все, поминая то и дело аллаха, и что-то настойчиво требовали.

— Дальше ходить не хотите? — резко спросил Танджибаев. — Почему?

— Нельзя, начальник. Никак нельзя. Аллах не велит, — выступил один караванщик.

— Неправда ваша! Зачем так говоришь? Плохо говоришь! Кто слово держать будет? Слово караванщика — камень, крепкий камень, как скала. До Ак-Байтал не ходили. Платить за что? Платить нету.

— Мы хорошо шли, начальник. Тебя слушали, — продолжал тот же караванщик. — Всю дорогу слушали. Нельзя обижать. Аллах не велит ходить дальше. Погонщик бедный-бедный…

Сергей понял, что уговаривать людей бесполезно. Только зря терялось время. Видно, решили они твердо, и здесь ни угрозами, ни посулами не поможешь. Упрямый народ.

— Ну что ж, силой не держим, — с досадой сказал он. — Уходите… И ты с ними? — обернулся Голубев к стоящему в стороне проводнику.

— Как все, начальник, — уклончиво ответил Турсун-ака.

Делать ничего не оставалось. Сергей расплатился с погонщиками, и те спешно начали собираться в обратный путь. Только Турсун-ака остался стоять на месте, печально глядя вслед ушедшим.

— Я просил, начальник, говорил, много-много говорил, — тихо сказал он. — Не слушают караван-баши. Плохо!

Танджибаев почувствовал неприязнь к проводнику. Как-то неестественно тот жаловался на свое бессилие. Это не соответствовало его манере властно обращаться с караванщиками. Но Сергей ничего этого не заметил и, повернувшись к Турсун-аке, попросил:

— Пойдем с нами, друг! Выручай.

На лице Турсун-аки отразились колебания.

— Жалеть не будешь, друг, — продолжал Сергей. — Оставайся с нами. Хорошую награду получишь.

Часа через два-три путешественники завьючили лошадей, взобрались в седла и двинулись дальше в горы. Путь пролегал по красно-бурой осыпи, состоявшей из обломков мрамора и гнейса. В обломках камней поблескивали многочисленные вкрапины гранатов и турмалина. Затем тропа резко подалась влево, в обход громадного цирка, и пошла взбухшими моренными холмами по мелкой щебенке, издали очень похожей на рассыпанную фасоль.

Двигаться стало труднее. Воздух был уже сильно разрежен. Сказывалась высота. При вдохе покалывало в груди. Лошади шли тяжело. Бока их покрывались пеной. Похрапывая, кони то и дело скользили по камням. До конца дня удалось пройти всего каких-нибудь двадцать пять — тридцать километров.

Остановились на ночлег. На перевале позади них к небу поднимался большой столб дыма, словно кто-то зажег огромный костер. Сергея поразило это странное явление. «Уж не пожар ли?» — подумал Голубев и уже хотел сказать об этом Танджибаеву, но вдруг случайно бросил взгляд на проводника. Турсун-ака, не отрываясь, смотрел на дым. На лице его была написана тревога. Голубев было собрался спросить проводника, что его встревожило, но тут заговорил Умар:

— Скоро ехать надо, ночевать на перевале. Там Ак-Байтал рядом.

Турсун-ака горячо поддержал это предложение:

— Я на перевале хорошее место знаю. Хороший привал! — быстро проговорил он.

Уже зашло солнце, когда уставшие путники достигли перевала. В наступивших сумерках только вершины гор еще можно было рассмотреть на фоне темного, грозового неба.

— Там, — указал вперед Турсун-ака, — Ак-Байтал.

Сергей взволнованно посмотрел вперед, но ночь уже вступила в свои права.

Быстро расседлали коней. Палатку расставлять не понадобилось, потому что Турсун-ака показал им отличную пещеру, которая оказалась очень удобной для ночлега. Прямо в ней и развели костер. Сергей поставил варить рис, но варево не удалось. Даже после длительного кипячения рис и не думал развариваться.

— Высота! — отозвался Турсун-ака.

— Вот так штука, — недовольно проворчал Сергей, жуя твердую, как резина, кашу. — И голова болит чертовски…

— Тутек, — коротко бросил Умар.

— Что?

— Тутек, говорю. Болезнь горная. Воздуха мало-мало. Дышать плохо…

Танджибаев поднялся:

— Отдыхать нужно. Спать ложись все. Дежурство моя очередь.

— Давай я. Мне лучше, — предложил Турсун-ака.

«Отказаться от его услуги, — подумал Танджибаев, — значит показать, что я ему не доверяю…» Он согласился, решив про себя, что не сомкнет глаз. Турсун-ака облегченно вздохнул.

— Ложись, ложись, — захлопотал он, поудобнее устраивая ложе для друзей.

Сергей с тревогой посмотрел на Умара. Видно, его тоже мучили дурные предчувствия. Но Танджибаев успокаивающе улыбнулся: все, мол, будет в порядке. Через минуту Голубев уже спал.