Антология современной французской драматургии. Том II

ЧАРОДЕЙ. Заставьте ее замолчать!

АЛКМЕНА. А как любила цирк моя матушка! Я всегда думаю о ней, когда прихожу сюда. Мы усаживались с ней на барьер и старались не пропустить ни одного номера, ни одной мелочи. По окончании представления начиналось еще одно — матушка называла его «другое представление»: разборка манежа и декораций. И его тоже нужно было видеть. Ей нравились царящая при этом организованная суматоха, запах опилок и команда «раз-два взяли!». Домой мы возвращались, только когда гасла последняя лампочка, была свернута последняя лонжа и город погружался в дремоту.

ЧАРОДЕЙ. Она нагонит-таки на меня тоску!

АЛКМЕНА. Как, должно быть, увлекательно вовсе не иметь дома!

АМФИТРИОН. Недурно сказано!

ЧАРОДЕЙ. Так и есть, настроение испорчено!

АМФИТРИОН. Спать хочу!

ЧАРОДЕЙ. Шляпу в коробку. И непременно дунуть, прежде чем закрыть крышку!

НИКОЛА. Для чего?

ЧАРОДЕЙ. Так принято. Это значит…

НИКОЛА. Что?

ЧАРОДЕЙ. А ты догадайся!

АЛКМЕНА. Хочется еще побыть здесь. Будто сил набираешься!

АМФИТРИОН. В сон клонит.

АЛКМЕНА. Стоит только отдаться приятному настроению, воззвать к силам ночи, воспарить над царящими днем в городе законами, как ты спустишься с небес на землю и призовешь к порядку.

АМФИТРИОН. Все, засыпаю!

АЛКМЕНА. Ну так спи! С тобой ни погрустить, ни музыку послушать, ни порадоваться теплому дню!

ЧАРОДЕЙ. Да ведь он и не скрывает, что равнодушен ко всему этому!

АЛКМЕНА. Помню время, когда лучшее во мне еще могло раскрыться. От чужих страданий сдавливало грудь, тянуло совершить героический поступок, стать святой. Понятия героизма и святости еще не утратили своего смысла. Я много рассуждала вслух, любила осень и морские приливы, иногда появлялось ощущение, что мне все по плечу, сердце полнилось любовью и билось как сумасшедшее, я просыпалась посреди ночи и кружила в танце по комнате!

АМФИТРИОН. Никогда не получаешь того, чего заслуживаешь.

АЛКМЕНА. Да что ты в этом понимаешь? И в кого ты меня хочешь превратить? Отчего я не комическая актриса? Отчего не укротительница тигров? Войти в клетку с хищниками, противостоять всей энергии земли, всей первозданной красоте… Я бы смогла. Прежде я не ведала страха, была хороша собой, не нуждалась в духах и помаде.

ЧАРОДЕЙ. А она знает толк в профессии.

АМФИТРИОН. Ты только так говоришь, а сама боишься таракана!

АЛКМЕНА. Таракана боюсь, это правда.

ЧАРОДЕЙ. Я тоже боюсь пресмыкающихся тварей!

АЛКМЕНА. Разве не прекрасно выступление Женщины-змеи, сплошь состоящей из мускулов и стразов? Она целует дикую кошку, а та ей отвечает! А метательница ножей мисс Найф в костюме ковбоя, скорее всего, никогда не бывавшая в Америке! А маленькая поющая Клоунесса, песню которой никто не желает слушать и которая ополчилась на свой аккордеон!

АМФИТРИОН. Дети это любят! Ладно, на счет три я засыпаю. Раз!

АЛКМЕНА. Я хотела бы, чтобы в моей жизни произошло нечто прекрасное.

АМФИТРИОН. Два!

АЛКМЕНА. А взять чудеса, которые свершает Чародей Уго!

ЧАРОДЕЙ. Это уже что-то!

АМФИТРИОН. Три!

АЛКМЕНА. Это даже не волшебство… Это нечто большее! Околдовать, заворожить, на мгновение заставить поверить в чудо — это ли не рыцарская схватка с неверием!

ЧАРОДЕЙ. Давно бы так!

АМФИТРИОН. Да что с тобой? Ты в таком волнении! И все оттого, что фокусник средней руки выпустил из шляпы трех кроликов!

ЧАРОДЕЙ. До чего мне не нравится этот тип! Ну нисколечко!

АЛКМЕНА. Нет, это нечто большее! А ты только знай себе повторяешь: как он это сделал? Оттого ничего не видишь. Я же удивляюсь тому, что еще способна удивляться. Кажется, еще немного, и я поверю!

АМФИТРИОН. Ну и глупо. Ты ведь знаешь, что это фокус!

АЛКМЕНА. Так-то оно так, но в том и чудо, что я еще способна верить!

ЧАРОДЕЙ. Т-с-с! А вот это уже интересно!

НИКОЛА. Да ведь я и так молчу.

ЧАРОДЕЙ. Ты сопишь!

АМФИТРИОН. Еще бы ты не верила в волшебство! Не зря же пятнадцать лет таскаешь на шее медальон с многозначительным изречением: «Больше, чем вчера, меньше, чем завтра». А вот я верю только в то, что дважды два четыре!

ЧАРОДЕЙ. Этот тип меня явно провоцирует!

НИКОЛА. Хозяин, задайте ему жару!

АМФИТРИОН. Ну вот, ты уже и в слезы! Мне иногда приходит в голову, что мы с тобой живем на разных планетах. Говорю тебе это потому, Алкмена, что люблю тебя. Негоже тебе детскими мечтами ставить себя в смешное положение. Давай на этом закончим, на тебя подействовали запах конского навоза, солнце и усталость. Нет ни прекрасных принцев, ни Пегасов, ни сказочных стран с яблоками милосердия и каскадами звезд, ни Мерлинов, ни ангелов.

ЧАРОДЕЙ. Сейчас я его укокошу!

АМФИТРИОН. И мы с тобой — не герои, а всего лишь Господин и Госпожа Как-все, бьемся, чтобы лучше жилось, и волшебство здесь ни при чем, порой относимся к себе с презрением, а иной раз — и ничего вроде, так и состаримся и умрем, и нас закопают. Ну вот, пожалуй, и все! И как бы поэтично ни назывались цветы, которые вырастут у нас на могилке, нашей собственной истории придет конец. Занавес. Кто следующий? Ваш выход!

АЛКМЕНА. Знаю, да только это не по мне.