Все краски мира вспыхнут вдруг, когдаты молча остановишься у двери.И будешь так стоять, пока я ужинне соберу. И, на тебя не глядя,не уроню случившуюся склянку,в которой я хранила равновесье…И от потери глаз поднять не смея,замру затем, чтоб дух перевести.Слегка качнувшись, он со мною вместевдруг кротким станет, чтоб не повиниться,но подчиниться простоте сюжета,в котором оживают краски мира,когда незрячий папоротник утромКупальной ночи вдруг глаза откроет.И самой некрасивой из подружекдостанется на миг цветок пурпурный…Когда зелёно-жёлтое созвездьеокрасится малиновым рассветоми золотистый дождь прольётся ливнемна ложе вожделенное Данаи…Когда Земля грозит остановиться.Должно, затем, что я разбила склянку…И всё стою, не поднимая глаз…Вот как сейчас…
Мосты Кёнигсберга
Пройти по всем семи мостам, не возвратившись дважды.
Узнать, увидеть, доказать другим и самому…
Математический завет не выполнен. Но каждый надеется, что повезёт
ему… Теорема Эйлера
Ганзейский мост
Осторожно иду, как в вечность,где закутано в быль былое.Где дневные погасли звёзды,а ночных – будто вовсе нет.Ненароком упали с неба…А над самою головою —над Альтштадтом и над рекою,зеленея, встаёт рассвет.И увиделись над волноюразноцветных морей штандарты.Неизвестных земель посланцы(предложенье рождает спрос) —воск и ткани, меха и мёды,шкуры, пряности, померанцы.И – янтарь, этот торг и праздник —всё шумливый Ганзейский мост.Лавки, лавочки… Гимн на башне.Яркий полдень труба играет.Жив и ныне тот день вчерашний,за которым – уже судьба…Будто резкий звонок в передней,и, сорвавшись, секунды тают…Говори со мной, день последний.Не спеши уходить, труба.Говори со мной, день погожий,обо всём, о чём знать хочу…Говори со мной, если сможешь…Даже если я замолчу.
Зелёный мост
Прозрачный день. Зелёная вода.Над островом – виденьем – Герб зелёный.И, кажется, ничто и никогдаздесь не было иным. И просветлённогляжу на мост. Гляжу издалека,туда, назад, из своего столетья.И лет шестьсот, включая лихолетья,расскажут всё, что видела река.И отворятся потихоньку вдругзелёные Форштадские ворота.И юный Кант войдёт в безбрежный кругтрансцедентальности. И не узнает кто-тоего тогда. Но так или не так,войдёт он в мир, уже расставшись с детством,чтоб стать и откровеньем, и наследством,едва успев промолвить Guten Tag…И сторож у Форштадских, у ворот,глубокомысленно жуя печенье,вдруг станет думать о предназначеньевсего – всему, что от чего идёт…И про большой оранжевый пакет,что нёс гонец, приветствуя науку.И вот, с письмом протягивая руку,заговорит про звёзды, про Закон…про то, как это понимает он…Что правильная мысль – всегда проста,как адрес – «У Зелёного моста»…
Высокий мост
Да здравствует Высокая Вода,где высока вода и мост высокий.И, нет сомненья, пижма и осоказдесь первыми не будут никогда.Здесь – плоскодонки, баржи, корабли.И парусов больших великолепье,когда, как в продолжение Земли —мост разведён – прошествуют столетья…И башенка, у самой у реки,игрушечно-торжественное диво,узнает их… И долго, сиротливоглядит им вслед, как вдаль из-под руки…А дальше – всё уходит в поворот.И, если кто-то мог над ним подняться,увидел бы Кнайпхоф, и, может статься —как Прегель пробивается вперёдк морским просторам… Замок на Горе…Услышал бы ветра – литовский, польский.И – Орденский призыв в преддверье Польскойвойны с Московией… И громкий, на заре,скрип двух обозов в Мемельской таможнес московскими деньгами на войну…С высокой точки всё увидеть можно.Услышать просьбу можно не одну.И миссия проста, и – непроста —Ведь как взглянуть с Высокого Моста…
КОММЕНТАРИИ
Кто сказал тебе, что ты – наг?Не ел ли ты с дерева?Библия (Ветхий Завет, 3:11)
Ах, Ева, что тебе в той сладкозвучной негезапретных наваждений, тонкой лжи?И ЗАПОВЕДИ нет, как в обереге —не преступать чужие рубежи?И яблок нет? Смотри. Они – повсюду.Зачем ещё то, что пророчит Змей?Он, правда, нежен, но в угоду зудуВсеобольстителя лжёт и тебе, злодей.Что в том тебе, что обо всём и многоты станешь знать,пусть больше, чем сейчас,и чувствовать, и быть, подобно Богу,который всё равно мудрее нас.И шепотком, что невесомей пуха,к тебе сейчас изящно наклонясь,что это шепчет он тебе на ухо,а ты смеёшься, к ветру прислонясь?В том смехе всё – от яблока до чувствавсепозволенья, власти или НЕ —ПОВИНОВЕНИЯ… А впрочем, нет – искусствабыть разной вне судьбы и сердца вне.Повсюду быть не следствием – причинойвсех следствий в разговоре о судьбе.И – никогда, ни в чём наполовину…Всё – до конца! Зачем это тебе?Молчание улыбкою играет.И яблоко – на краешке стола…Что впереди, ещё никто не знает.Но женщиной она уже была…
РЕФОРМАЦИЯ
Быть может, грешен я. Простишь ли ты меня…Осмелился вчера я вознестись до тайны…за проповедью вслед… И – тайны не храня,предстать перед тобой, хулитель не случайный.И, повинуясь истине, и папству вопреки,во славу Виттенбергского Собора,я возвеличил Правду от своей руки.И именем твоим избавил от позора.Своекорыстие, мирская суета,бесовские дела меж ангельских сентенций,и грешник грешникам – святая простота —всё отпускает впрок продажей индульгенций.Повсюду слышна чуждая латынь.И Библия, немецким не владея,не стала другом… Праведник, остынь!Друзья – ростовщики и лицедеи…И человеки, веря и скорбя,и милости одной твоей желая,стоят пред пустотой, в которой нет тебя,обман и вероломство прославляя…Восторг
и откровения любви…Глаза в глаза… И вера во спасенье…И в каждом – воля. Только позовиисполнить на Земле своё предназначенье.И, принимая молча свой удел,изгнав в себе лукавство лицемера,признать приоритет Закона Делпред сущим естеством Закона Веры.Быть может, грешен я. Но – сто за одного —высокому – полёт! Нет ни преград, ни крыши…Лишь ТЫ один… И больше – никого.Услышь меня! Но ты меня не слышишь…
«И он не знал, что БИБЛИЮ “исправив”…»
… И он не знал, что БИБЛИЮ «исправив»,переиначив всё в её дому,и ничему надежды не оставив,он навсегда «исправил» жизнь саму…И тихо таит «Прокламация» —КАПИТАЛИЗМ ПРИШЁЛ С РЕФОРМАЦИЕЙ…Жестокие дела. Зато слова – как шёлк…Человек человеку – волк!
СКАЗКА ПРО ТЕДА И ТОДДА
Фрагменты немецкой сказки
На жёлтом камне у леска,вдали от всех дорог,где предвечерняя рекаи звёзды, как горох,лягушки всплеск – последний шансхоть с кем поговорить,сидит, раздумывая, Хансо том, как дальше жить.Двенадцать душ в его дому,хоть столько не просил.И никогда и никомуне говорил: «Нет сил».А тут – тринадцатый… Где взять-токрёстного ему?Тринадцать душ, ни дать ни взять,теперь в его дому.– Что с кем сегодня не срослось?В тебе или с тобой? —летит кукушка, будто вкось,над Ханса головой.– Вот, поджидаю храбреца,но не видать пока.Ищу я крёстного отцадля младшего сынка.– А ты Медведя попроси,храбрее – никого.Горшочек мёда принесида угости его.Он – добрый и почтенный муж.– А мёда где возьму?Нет ничего. Тринадцать душтеперь в моём дому.– Тогда прощай. Мне недосуг.Лечу, где не была…И закружились в круге кругкукушкины дела.
«Падают звёзды, срываясь в последний полёт…»
Падают звёзды, срываясь в последний полёт —души людские… с ночной крутизны небосклона,правдою жизни отмечены. Кто разберёт,как и когда их настигла судьба Вавилона —кто-то в нечаянной радости, кто-то – смеясь,кто-то, приблизившись вдруг к долгожданному счастью,кто-то, возникнув опять из беды и ненастья,кто-то, расставшись с судьбой, ничего не боясь…Тихо, смиренно, безропотно и не скорбя,так, что подручный Аида, привычный к недолгому делу,так же бездумно и так же по-своему смелосортировал эти души, поверив в себя…И где бы ни был – на Звёздной Земле или под —в благословенных самою курносой чертогах,краткое имя его холодящее – Тодд —разноязыко звучало на дальних и ближних дорогах.Но он об этом не слышал. Не слышал, покасиняя звёздочка, падая, остановилась,и, не желая лететь – видно, издалека —не затухая, настойчивым светом светилась.И, недвижимая, быстрым делам вопреки,странною силою к действию благословенна,как направляема волею тайной руки,так и осталась на склоне небес неизменно.И тут подручный – как будто взглянув сквозь стекло —понял: однако, на свете добро есть и зло…И представленье своё обо всём, чтоб унять,он рассудил про добро и про зло всё понять…
Фрагменты романа в стихах «Влажный ветер Леванте…»
Времена Афинской демократии
– Симпозион, – сказала Ника громко, —несите рыбу, овощи, десерт,напитки с ячменём в сосуде ёмком,вино и сыр, и – пирожков конверт.Душистых, сладких, как вино Эллады.Солёных – к сладкому, подскажет винодел.И – флейты. И танцовщиков – усладунебесных и земных насущных дел…– Но флейты и тимпаны днём и ночьюуже поют. Сатиры все – в разлёт…Пастуший пан и Боги – всё – воочью…Агора ждёт…– Агора подождёт…Как только прочь уйдут дневные тени,и солнечный зенит осушит тлен,мы все пойдём, где Диониса генийвершит дела.– И учит Демосфен…
«Ликуют тимпаны, волнуются звуки свирелей…»
Ликуют тимпаны, волнуются звуки свирелей,И флейты восторженно славу поют.Вливаются в хор песнопевцев восторги и трели.И в чашу хмельную вино неразбавленным льют.Плывёт Дионис над весельем. Большой и священный.Статую несёт вся Агора – хореги, жрецы.И – даром, что в дереве он воплощённый,поют ему гимны и воины, и мудрецы.Корзины с плодами над статью хорошеньких женщин.Венки из плюща и фиалок у юношей и у мужчин.И каждый, кто здесь, его славой увенчан —разбойник и праведник. И – государственный чин.Силены, сатиры пешком, на ослах и на мулахкружатся в причудливых танцах в стихии своей —комический образ насмешки. В пирах и разгулахрождённый всевластием глупых и жадных людей.Наивный напев и дурашливый лик скомороха.Под маской – зловредный и яркий народный протест.Но – праздник. И кажется всё не больнее гороха,шрапнелью стреляющего по мишеням окрест.Проносятся толпы поэтов, хоревтов, актёров.Священный огонь и восторги вокруг алтаря.И сотни быков рёвом глушат пространство, в которомждут праздника люди, улыбки друг другу даря.А справа поёт хор сатиров козлиный —козлиные маски, как облик природы самой —то песня про солнечный луч, чтобы жаркий и винный,тогда виноград будет тоже такой.То – песня про грусть, про дыхание смерти,когда Дионис не услышит мольбу,ему принесённую в песне – конверте —назначено только ему одному…И, как в подтвержденье того заклинанья,трагический Мим поднял руки мольбы.И долго стоял, как само изваяньеизменчивой и неизбывной судьбы.И хор уже снова – про год без изъяна…Грохочут тимпаны, и флейты поют.И в жёлтый киаф козлоногого Панасатиры вино неразбавленным льют…