Апельсиновый вереск. Дорога возврата

— Но лед-д-и, — заикаясь, посмел возразить граф, — я был во дворце всего трижды, я не знаю, как он устроен.

— Нас устроит даже часть того, что ты знаешь, — низким бархатным голосом сказал второй охранник. До этого момента он лишь гипнотизировал их взглядом, сложив руки на груди.

Больше вопросов граф не задавал. Он отошел к столу и стал схематично зарисовывать чертежи, которые сохранились в его памяти. К счастью, строительство тюрьмы он контролировал лично и знал каждую деталь и каждый угол.

Спустя полчаса мужчина закончил с планом Кейтонской тюрьмы и искоса взглянул на баронессу. Она стояла в окружении его бывших охранников и официантки. Серьезная, собранная, беспощадная. В голову графа Меллори закралась мысль, что где-то раньше он видел этот взгляд. Вот только он никак не мог вспомнить где. Лица охранников и девчонки теперь тоже начали казаться знакомыми.

Где же он мог их видеть?

Понимая, что время поджимает, Уильям принялся чертить. Все, что знал. Внутреннее строение залов, коридоров, этажей. Все, что мог вспомнить.

Ему удалось уложиться в срок. Девчонка-официантка забрала бумаги, передавая их баронессе. Леди Кассия придирчиво осмотрела чертежи и скупо кивнула.

Граф уже было радостно подумал, что может быть свободен, но нет. Все с той же улыбкой охранник привязал его к кровати, напоследок похлопав по щеке.

— Думаю, это научит вас манерам, ваше сиятельство, — издевательски протянул он.

Они вышли из номера. Только леди Даори задержалась.

— Никакое письмо вам не приходило, — она говорила таким тоном, словно отслеживала его корреспонденцию более десяти лет, — Его Высочество не так глуп, чтобы держать при себе такого идиота, как вы, граф Меллори. Но если вам по счастливой случайности все же удастся выбить для себя аудиенцию, передайте ему мои слова: Черный Легион уже близко, а Его Высочество Хейден Вардан, герцог Найвильский, надолго в Приморском королевстве не задержится.

Леди вышла, оставляя Уильяма в одиночестве.

— О боги… — прошептал пораженный граф.

Этери

Эта ночь далась Этери с трудом. Она так и не смогла сомкнуть глаз. Все ее мысли вертелись вокруг слов Элфи. Было глупо надеяться, что после трех лет отсутствия все останется так, как было прежде. Королевства больше нет. На его месте теперь находится герцогство Найвиль, которое входит в состав Империи Сион. Этери пыталась выяснить у Элфи все детали, но он отделался от нее несколькими базовыми фразами.

Герцогством правит младший сын императора, Его Высочество принц Вардан совместно с Астровым Советом. Люди бывшего Приморского Королевства восприняли новость о присоединении к империи спокойно. Этери предполагала, что все из-за проклятых фейри. То, что она видела в Карлеоне, когда прибыла туда с Авалоной, Иэном и Элфи, явно повторялось из года в год. Альвы безнаказанно убивали тех, кто был неспособен выполнить свою часть уговора заключенной сделки, а мелкая нечисть вроде пикси развлекались, заставляя людей творить ужасные вещи. Понятно, что люди терпели это только потому, что боялись пойти против армии рыцарей Артура. И не последнюю роль рождения их страха сыграл эшафот, возвышающийся в центре города. Показательные казни довольно быстро устраняли внезапные мятежи.

После захвата империей земель люди с радостью позволили всадникам культа Морриган и Алой Инквизиции порешать всех их обидчиков. Включая Короля Артура. Уверенности в его смерти у Этери не было. Просто она не верила, что император мог смиловаться и сохранить ее деду жизнь.

Жалости к Артуру девушка не испытывала. Когда в ней просыпалась человечность, в голове вспыхивали яркими огнями воспоминания о том, что он посмел сотворить с Еленой. И тянущая сердце жалость пропадала в миг.

— А что случилось с теми, кто был во дворце? — спросила она, прежде чем скрыться в выделенных ей покоях.

— Верхние этажи обрушились после взрыва, — Элфи, не желая говорить об этом, поморщился, — вас ведь тоже придавило камнями. Ты спаслась благодаря мне. Всадникам тоже повезло. Остальные мертвы.

— Значит Елена и отец Авалоны…

— Все.

— Я помню, как на меня летели обломки, — стараясь сдержать дрожь в голосе, сказала Этери, — мы тоже должны были умереть. Мгновенно.

— Я же сказал, — усмехнулся Элфи, — слава мне.

Больше Этери ни о чем его не спрашивала.

Она поднялась с мягкой постели. Комната, которую ей выделил Элфи Серокрылый, мало чем отличалась от наполненных роскошью покоев во дворце. Несколько комнат: спальня, гостиная, купальня. Сдержанные светлые тона. Этери не покидало чувство, что все это ненастоящее. Не только покои, но и она сама. Словно она превратилась в куклу. Эмоции куда-то пропали, весь спектр исчез. Она больше не ощущала боль от осознания, сколько пролетело лет, не чувствовала жажды крови и нежности в сердце больше не чувствовала. То ли по велению Элфи, то ли из собственных соображений, она последовала его совету и заморозила сердце.

Вернее, не совсем сердце. Когда она была маленькой, Джон часто повторял, что миром правит любовь. Он представлял, что любовь — это сосуд, будь то красивая ажурная ваза или простой кувшин. Этот сосуд мы наполняем в течении жизни своими чувствами: нежностью, заботой, влечением, страстью, добротой. Абсолютно всем. Иногда эти чувства могут быть не такими солнечными и теплыми. Ревность, боль, страх. Но любовь не перестает от этого быть менее прекрасной.

Этери считала своим сосудом хрустальную колбу, в которой всегда стояла одинокая белоснежная роза. До недавнего времени колба пустовала, а роза увядала с каждым годом все больше. Но в Ареморике она вдруг расцвела, а сосуд начал наполняться чувствами. Сначала они были темными. Раздражение, жгучая боль, непонимание. А потом, со временем, колба стала переливаться яркими красками. Этери ощутила вкус веры и заботы, страха за дорогого ей человека, притяжение и… наверное это была влюбленность. Ей стало сложнее понимать себя, поэтому она старалась не думать об этом.

Пряталась от любви, пока в конце концов не забыла о ней.

Когда ее воспоминания вернулись, она поняла, как сильно заблуждалась. И теперь в ее колбе появился новый страх. Она боялась забыть. И каждый день Этери начинала с того, что вписывала имена дорогих ее сердцу людей в дневник.

Самым первым именем шло его.

Иэн Кадоган.

Этери даже себе боялась признаться, что благодаря этому мужчине белоснежная роза в колбе, наконец, расцвела. После слов Элфи, что все изменилось, ее всадники уже не такие, как прежде, по рукам Этери пробежали мурашки, а в сердце закрался страх. Не только она могла забыть их, но и они могли не вспоминать о ней. Осознание этого пришло к ней так резко, словно она взлетела высоко к мерцающим звездам, а потом рухнула вниз, разбившись о ледяные скалы.

Она не смогла побороть в себе страх быть отвергнутой, снова ощутить горечь равнодушия Иэна. Поэтому приняла решение поместить колбу с розой в лед. Заморозить. Этери хотела помнить о нем, но не хотела умирать от его руки.

Лучше она превратится в ледяную холодную статую чем огненное пламя, выжжет его имя на ее костях.

Этери долго простояла около открытого окна, содрогаясь от резких жалящих порывов ветра. Скорбь. Только это чувство она выпустила наружу. Она скорбела по всем, кто погиб в замке в то утро, а ее внутренний голос пел тихую песню:

“Не плачь. Не кричи. Молчи.

Они в лучшем из миров.

Как звезды сияют в ночи,

Жизнь косит своих игроков.

Молчи. Не кричи. Не плачь.

Наслаждайся холодной душой.

Они в мире, где смерть—палач,

И как скот все идут на убой.