Апогей

— Уже утро? — Тихо спрашиваю я, замечая, как мужчина кивает.

Ты обещал не бросать меня больше. Ты сказал, что не оставишь…

— Мейа, я был вынужден уйти в тот раз. — Начинает Аман напряженно, и это начало ясно дает понять, разговор будет долгим и неприятным.

Обними меня. Мне нужно почувствовать тебя сейчас, примитивно доказать себе, что ты рядом и никуда не собираешься.

— Я хочу, чтобы ты знала, что этого больше не повторится…

Я бледнею, пропуская его дальнейшие слова мимо ушей.

— Погоди минутку… — Улыбаюсь я неуклюже. — Не… повторится? Ты не… ты меня больше не хочешь?

Выругавшись, Аман встает со стула, начиная беспокойно расхаживать по комнате. Словно тигр в клетке.

— Я больше не могу себе доверять, Мейа. Вчера я… — С ума сойти, Аман делает паузы, словно не может подобрать слова. — Я готов был убить тебя вчера.

— Чушь.

— Я почти убил тебя! — Рычит глава, бросая на меня острый взгляд. — И уж лучше тебе в это поверить, я знаю природу своих желаний. — Запустив руку в свои волосы, мужчина долго молчит, смотря себе под ноги. — Мне всегда мало, Мейа, особенно, когда дело касается тебя. Один со своей жаждой я справиться в состоянии. Но после тех твоих слов… ты не можешь этого хотеть на самом деле.

— Прости? — Хмурюсь я, подтягиваясь на подушках. Мои мысли все еще не собраны в кучу, но я очнулась достаточно, чтобы понять: он собирается кинуть меня. Сон был вещим? — Как ты и сказал, я знаю природу своих желаний.

— Нет. — Он покачал головой. — Ты просто не понимаешь, что эти игры заведут тебя в могилу.

— Игры? Да ты похоже ни черта не понял, мой господин.

— Так объясни мне. — Аман подошел к изножью кровати, смотря на меня сверху. Его лицо было скрыто тенью, отчего вкупе со злостью он, казалось, источал неприкрытую угрозу. — Расскажи, откуда взялась эта тяга к самоуничтожению?

— Я устала от фальши. — Раздраженно бросаю я. — Так достаточно ясно?

— Нет. Поясни.

— Ты ведь не считаешь меня своей женой, не так ли? Все это — просто фикция.

— Проклятье, Мейа, я не думал, что наш разговор зайдет так далеко…

— Обращаешься со мной, как с фарфоровой куклой, которую боишься разбить. Так вот я не фарфоровая. И мне нужно, чтобы мой мужчина был со мной честным.

— И в чем же я не честен? — Он злится, но все равно терпеливо пытается понять суть моих мыслей.

— Во всем. Ты ведешь себя со мной… как с остальными.

— Серьезно?

— Я не о сексе. — Бросаю я, отворачиваясь. — В остальном… посмотри, ты ведь держишь себя так же отстранено со мной, как и с другими. Когда я только приехала в Италию, сюда… ты был таким же. Я помню тебя холодным и непоколебимым, ты смотрел на меня как на пустое место. Так это или нет — уже другой разговор. В любом случае, я еще не видела тебя настоящего, без фальши, без этого костюмчика идеального существа. Лишь вчера ты себя не сдерживал, и мне было хорошо, пока…

— Да ты смеешься надо мной. — Мучительно закрыл глаза Аман, заставляя меня растеряно умолкнуть. — Было хорошо, правда? Значит, с некоторых пор тебя заводит боль.

Неужели это прозвучало именно так?

— Тебе кажется, что с тобой настоящим может быть только мазохистка? — Ну или женщина, вроде Адель или Лизы. — Что ж, если тебе легче считать меня извращенкой — вперед.

— Мейя, мне казалось, я дал тебе все, что может желать женщина. — Еще бы. Богатство. Власть. Нежного и заботливого себя. — Тебе этого мало?

— Ты же знаешь, я люблю тебя таким какой ты есть. — Ох, он так смотрит… но разве мои чувства раньше не были очевидны, даже если дело не доходило до признаний? Не в силах выносить его взгляд, я опускаю голову. — Твоя бережность и осторожность дороги мне, но это лишь одна сторона медали. А есть еще и вторая, о которой я никогда не забывала и которую не считаю олицетворением зла. Я знаю кто ты, я знаю твои потребности. И я хочу удовлетворять их. Единолично.

Я поднимаю голову, следя за тем, как Аман приближается, обходя кровать. Когда он наклоняется, я замираю в ожидании, но все что он делает — берет мою руку, поднося ее к моему лицу. Синяки на запястьях. Ерунда какая.

Взгляд синих глаз соскальзывает с моего лица на забинтованную шею.

— Так что ты там говорила про другую сторону медали?

— Аман, я просто хочу…

— Кажется, я начинаю понимать, чего ты хочешь. — Его голос едва удерживал равновесие между спокойствием и злостью. — Ты слишком многое пережила в последнее время…

— О, умоляю, только не надо приплетать сюда мое прошлое.

— Знаешь, почему ты на самом деле хочешь грубости, Мейа? — Пробормотал Аман, отходя от меня в угол. — Это называется комплексом вины. Ты чувствуешь себя виноватой до сих пор, и потому ищешь наказание, ищешь жестокости. Но твоя боль — табу.

— Мне казалось, речь шла о безопасности.

— Безопасность как раз характеризуется отсутствием риска и физических страданий.

— Меня больше беспокоят моральные! Что ты на это скажешь? Представь себя на моем месте. Если бы моя жизнь зависела от других людей, от других мужчин, ты оставался бы в стороне такой же спокойный как сейчас?

— Неудачная рокировка, моя госпожа. Ты не на моем месте, а я — не на твоем. И ты должна запомнить раз и навсегда, я никогда больше не буду пить из тебя.

Его слова словно удары хлыста по освежеванной душе.

— Я могу сдавать…

— Нет. Я уже однажды подверг тебя этому и не собираюсь повторять свою ошибку.

Как холодно.

Натягиваю простынь до плеч, рассеянным взглядом рассматривая складки ткани.

— Моя госпожа, ты свободна в остальном. — Его голос несколько смягчился. — Проси что угодно, но не боль. Этого я не могу тебе дать.

— Ты не можешь мне дать себя. — Мой слабый голос дрожит. — Никогда не сможешь.

— С каких пор ты решила, что я и боль неразделимы? — Аман проходит ко мне, присаживаясь перед кроватью. — И я сейчас с тобой.

Словно в подтверждение своих слов, его рука ныряет под простыню, достигая моего бедра. А на мне сейчас только задранная до пояса сорочка и никакого нижнего белья. Секс на завтрак? Как тост в честь нашего примирения? Чин-чин?

— Так не пойдет. — Шепчу я, находя его глаза своими. — Либо я буду с тобой, с таким, какой ты есть, либо я не буду с тобой вообще.

Аман замирает, а его глаза чуть прищуриваются, словно он пытается понять, что на этот раз зародилось в моей голове.

— То, что ты требуешь от меня…