Арабская поэзия средних веков

* * *

Пустыни воспевать? Но нет до них мне дела; И девы красота душой не завладела; Любить и воспевать другое мне дано; От Вавилона к нам дошедшее вино. Вода, смешавшись с ним, его не украшает, Оно – всесильный дух, что в тело проникает. Отведавший его на крыльях воспарит, А глупый – как мудрец с людьми заговорит. Однажды темною дождливою порою С друзьями, чьи сердца не ведали покоя, Я в лавку винную отправился… Купцы Уж спали, мрак объял лачуги и дворцы. Ломились в лавку мы. Купец дрожал от страха, Он мог защиты ждать от одного Аллаха. Он притворялся, будто спит, решив, что мы Или ночной патруль, или исчадья тьмы. Тут стали звать его по имени мы дружно, И он сообразил: бояться нас не нужно. Приход наш выгоду одну сулил, и, нам Ответив наконец, он бросился к дверям. И, убежденный, что никто его не тронет, Блестя улыбкою, склонился он в поклоне. Теперь готов он был сказать сто раз подряд: «Добро пожаловать, входите, я вам рад». И лампу он принес, чтоб нам пройти свободно, И было у него все, что душе угодно. Ему сказали мы: «Поторопись, купец, Ночь скоро дню отдаст свой царственный венец». И золотистое вино в расцвете силы Принес он, и оно кипело и бурлило. Блеск пламени его к себе манил наш взгляд, Вдыхали ноздри наши тонкий аромат. Флейтистка нас игрой своей увеселяла, Склониться перед ней могли б немые скалы. И не было ее милее и нежней, Кто видел раз ее, стремиться будет к пей. В кафтан одетый, виночерпий к нам явился, От юного лица роз аромат струился. Но благовоньями он не был умащен: Благоухал красой и молодостью он. И виночерпий нас поил, не уставая, Ты чашу осушил – уже кипит другая. Потом он песню спел, мы вторили ему: «Грущу в чужих краях, вперяя взор во тьму». Кто был из нас влюблен, тот слезы лил в печали, И радости конец те слезы означали. Но не смущал других любовный этот плач, А в это время ночь разорвала свой плащ, И скрылся Сириус, и означало это Победу близкую грядущего рассвета.

* * *

О упрекающий, в вино влюблен я страстно! Так не брани меня: ведь брань твоя напрасна. Без кубка пенного я не провел ни дня, Как все запретное, вино влечет меня. Мне перед пиршеством не жгли сомненья душу, Не будучи глухим, упреков я не слушал. И не был никогда товарищем скупцу: Дружить со скупостью нам, щедрым, не к лицу. Дарю лишь тем, кто щедр, свое расположенье, Они внушают мне любовь и уваженье. Вино, как девушка-плутовка, чья краса Подобна молнии, пронзившей небеса. Тебя душа вина сочла за совершенство И вот зовет вкусить греховного блаженства. Ты, как красавицей, был соблазнен вином, Теперь все мысли и мечты твои – о нем. Перед подругами красавица гордится, Что всех она хитрей, а с виду – голубица. Она внушает страсть, что всех страстей сильней, И бубны звонкие трепещут перед ней. И к лютне тянется она, когда по кругу Пускают чашу и глядят в глаза друг другу. В забавах рыцарских не уступая мне, Из лука зверя бьет и скачет на коне. На ней мужской кафтан, она не носит шали И кудри коротко стрижет, чтоб не мешали. Ей верным сыном я останусь до конца, И от меня вино не отвратит лица. Мне кубка жаль скупцу, тут со скупцом мы схожи, Мне благородное вино всего дороже. Зато таких, как сам, им щедро одарю, Вино к нам милостиво, с ним мы как в раю.

* * *

Я наслажденьям предаюсь, отбросив всякий стыд, И эту тайну мой язык от смертных не таит. Ничтожество людское мне известно, и прощенья Не собираюсь я просить за эти наслажденья. Я знаю, время – западня и смерть там ждет меня, Но наслажденьям предаюсь, как будто вечен я. И на законы бытия взираю я спокойно: Ведь с ними примирил меня наш виночерпий стройный. Ной древний взращивал лозу, а в кубок влагу льет Тот, кто с газелью юной схож, кто радость нам несет. Здоровьем пышет лик его, но кажется нам томным, Он жизнь дарует, если добр, убьет отказом скромным. Горячих солнечных лучей глаза его полны, А на груди как будто блеск серебряной луны. И руки в темных рукавах напоминают очень Сиянье радостных светил во мраке жаркой ночи. Вино отраднее с ним пить, чем, позабыв покой, Коня на битву снаряжать или спешить на бой. Какая радость у людей, которым копья-руки Подносят кубок роковой, таящий смерть и муки? И много ли отрады в том, когда им шлет привет Блеск машрафийского меча – и стона ждет в ответ?

* * *

Дай волю юности! Седины, тусклый взор Все наслажденья обрекают на позор. Пусть кубок с девственным вином, идя по кругу, Дарует хмель свой и красавице и другу. Как бы от вечности самой утаено, Хранилось у купца заветное вино. Там пряталось оно в кувшине, врытом в землю, Таилось ото всех, в своей бутыли дремля. В двойном сосуде коротало вечера, В сосуде, созданном искусством гончара. Как петушиный глаз, вино во тьме сверкало, Бахрейнским мускусом оно благоухало. С друзьями юными не раз случалось нам К виноторговцу в дверь стучаться по ночам. Из тайников своих он извлекал охотно Сосуд и в нем вино нежней, чем дух бесплотный. И, чудо увидав,- искрящийся сосуд,- Так восклицали мы: «Что происходит тут?» «Откуда в час ночной сияние рассвета?» Но кто-то возражал: «Нет, свет пожара это!» И вот уже юнцы нам в кубки льют пожар, Один одет в кафтан, а на другом зуннар. Свет принесли они – и все пути открылись Для поздних путников, что ночью заблудились. Вино в присутствии воды как бы дрожит, И от него вода испуганно бежит. Вино, как некий дух, готовый скрыться в тучи От догоняющей его звезды падучей. Но кубок не дает ему бежать, и вот Оно в нем плещется и через край течет. И мы из кубка пьем вино, что с небом схоже, Осколки тысяч лун в его таятся ложе. Нагим пришло вино, но своего врага Вода, смешавшись с ним, одела в жемчуга. Хоть ожерелия они не составляют, Но пузырьки воды искрятся и сверкают. Живет в квартале нашем девушка, и ей Покорны звуки струн, как госпоже своей. Струна басовая, струна вторая, третья Звучат на лютне самой сладостной на свете. Великий мастер создавал ее в тиши, Без струн она была, как тело без души. И мастер дерево искал, чтоб дать ей тело, Взял в роще лучшее и принялся за дело. Хоть не замешано здесь было волшебство, Волшебным выглядит творение его. Как скорпиона хвост – изогнутая шея У лютни, созданной руками чародея. И с голосом людским струна вступает в спор, Когда заводит песнь разноязычный хор. Так торопись вкусить все эти наслажденья, Ведь всепрощающий дарует нам прощенье.

* * *

Когда любимая покинула меня, На небесах померкло солнце – светоч дня. И так измучили меня воспоминанья, Так думы черные терзали мне сознанье, Что дьявола тогда призвал я, и ко мне Явился он потолковать наедине. «Ты видишь,- я сказал,- от слез опухли веки, Я плачу, я не сплю, погублен я навеки. И если ты свою здесь не проявишь власть, Не сможешь мне вернуть моей любимой страсть, То сочинять стихи я брошу непременно, От песен откажусь, забуду кубок пенный, Засяду за Коран, и будешь видеть ты, Как я сижу за ним с утра до темноты. Молиться я начну, поститься честь по чести, И будет на уме одно лишь благочестье…» Вот что я дьяволу сказал… Прошло три дня - Моя любимая пришла обнять меня.

* * *

Вперед, друзья, на славный бой, мы – рыцари вина! Благоуханием ночным душа услаждена. Хмельное зелье манит нас. Приняв смиренный вид, Оно повалит храбреца и вольного пленит. Кувшин и кубок одолев, мы обнажили дно, Но кратким было торжество – сразило нас вино. От алых отблесков его горит моя ладонь, А блеск сжигает мне глаза, как греческий огонь. Оно, как пышущий костер, внушая страх сердцам, Потоком в глотки полилось отважным молодцам. Умом людским повелевать познавши ремесло, Оно у вечности седой на лоне возросло. А поутру весна в саду покажет ясный лик, Здесь нам подарит аромат душистый базилик. Шурша от зависти листвой, одежды разодрав, Нам на подушки бросит сад охапки свежих трав. Вино уж смешано с водой, от пены поседев. Налей, красотка, нам полней, ты краше райских дев! Пусть наших глаз язык немой сердца соединит, Какой мудрец неслышных слов значенье объяснит? Моля о встрече, только я пойму ее ответ: Мне «да» ответили глаза, промолвят губы: «Нет!» Спроси: «Какой язык важней?» – и мой ответ таков: Язык влюбленных на земле всех выше языков!

* * *

Глупец укоряет меня за вино, Ему дураком умереть суждено. Он разве не знал: от подобных ему Такие упреки я слышу давно! Его ли мне слушать? Всевышний Аллах Вино запрещает – я нью все равно. Наполню я кубок вином на заре - Как солнечный свет золотится оно. Бранись, лицемер, от упреков твоих В груди пламя жажды воззожжено.

* * *

Смерть проникла в жилы, сжав меня в тиски, Лишь глаза и мысли все еще живут Да трепещет сердце, полное тоски… Кто сочтет последних несколько минут? Лишь себе послушны, как черны виски, К богу мы взываем только в смертный час. Где мои утехи? Их смели пески. Где вы, дни и ночи? Как вернуть мне вас? Поднимите бремя гробовой доски, Чтоб наполнить кубок мне в последний раз!

* * *

Стены и замки в степях и горах Волею судеб рассыплются в прах. Разум бессонный о смерти твердит, Дней быстротечность внушает нам страх. Грусть коротка у безмолвных могил, Кратко веселье иа шумных пирах. Жалкая доля – лишь саван да гроб - Все достоянье в обоих мирах.

* * *

Хвала тебе, боже! Могучей десницы движенье Из небытия бросает пас в мир униженья - Чтоб нам умолкать перед наглостью злого невежды, Чтоб попраны были заветные сердца надежды. Я верности, дружбы и братства уже не взыскую, Спросить я хочу – кто познал благодарность людскую? Добряк благодушный, ты станешь насмешек мишенью, Людей возлюби – и не будет конца поношенью. Друзей заведи, не жалей ни добра, ни досуга, Любовь расточай и надейся на преданность друга, Делись сокровенным, предайся душою и телом, Стань духом бесплотным, что бродит в краю запустелом, Забудь о делах, лишь исполни друзей пожеланье, Стань жертвой покорной, что люди ведут на закланье, Ослушаться их не посмей, ну а если невольно Из уст твоих вырвется дерзкое слово «довольно»,- Тебя оболгут, и вкусишь ты превратности рока, Беспутным ославят того, кто не ведал порока.

АБУ-ЛЬ-АТАХИЯ

* * *

Добро и зло заключено в привычках и желаньях, Вражда и дружба сотни раз меняются местами, И это ведает любой, вкусивший горечь знанья, Проникший в истинную суть того, что будет с нами. Благоразумье нас зовет уйти с путей позора, Но каждого сжигает жар желанья и надежды. Кто эту ведает болезнь, да исцелится скоро, Но нет лекарства для глупца, упрямого невежды. Хвала Аллаху – он царит своей согласно воле. А люди слабые бредут, куда – не знают сами. Все сотворенное умрет, дрожа от смертной боли. Все гибнет, остаются сны, таблички с именами. Умершие отделены от нас, живых, стеною. Мы их не можем осязать, не видим и не слышим. Они ушли в небытие, отринули земное, Они спешат на Страшный суд, назначенный всевышним. Над жизнью собственной своей рыдай, дрожа от страха. К чужим гробам не припадай в рыданьях безутешных. Молю простить мои грехи всесильного Аллаха. Он милосердием велик, а я – презренный грешник. О, сколько раз ты уходил с путей добра и света, О, сколько раз ты восставал душою непокорной! Ты жил, блаженствуя. Теперь не жалуйся, не сетуй. Плати за все. Таков удел, безвыходный и скорбный. Нe слушает бесстрастный рок твоей мольбы и плача. Он сам решает – жить тебе иль умереть до срока. Твое страданье и восторг, утрата и удача - Забавы жалкие в руках безжалостного рока.