Арена

— Герцог, знаю, Клавдия мне рассказала.

— Да, герцог; можно? — Тобиас дотронулся до колета Лукаша, потом до плаща. — Потрясающе, просто супер. Невероятно! Где брал такие вещи? Там, в Чехии, наверное, полно всяких средневековых лавочек.

— Полно, — ответил Лукаш; Тобиас ему понравился: огромный, медведь просто, и при этом очень ловкий в бою, грациозный, как манекенщица; его клан проигрывал, но сам Оргайл всегда побеждал. Его пальцы нащупали меч, Лукаш обернулся, они встретились взглядами и замерли, будто Лукаш преступник, а Тобиас — следователь и стоит возле спрятанного в вазе с фикусом окровавленного ножа; и Клавдия испугалась. Вальтер правил на ходу карту, что-то рисовал и ничего не замечал, а Клавдия смотрела, сжав руки на груди, словно спектакль времён Шекспира: ещё чуть-чуть — и Тобиас что-то поймёт, а Лукаш может выхватить меч, а может…

— Сам ковал? — спросил Тобиас.

— Нет, — «а может улыбнуться», и Лукаш улыбнулся: — У нас в Менильене есть династия оружейников при королевском дворе; они куют мечи уже третью эпоху и знают секрет бриллиантовой стали.

— Бриллиантовой стали? При королевском дворе? Ну-ка, расскажи. Ты что, король?

— Нет, я принц, но когда-нибудь стану королём.

— Где? — спросил Вальтер. Он наконец услышал, поднял голову, увидел Лукаша — он обожал иные миры.

— В Менильене.

— Менильен — так называется ваш мир?

— Да.

— У вас там тролли, эльфы и орки?

— Нет, только люди и маги.

— Здорово, кто-то тоже играет не по Толкину. А какие у вас правила?

— Как у вас, — ответил Лукаш через паузу, секундную; Клавдия вздохнула с облегчением.

— Поможет мне кто-нибудь отнести рюкзаки? — Тобиас взял Лукаша за рукав и повёл знакомиться со всем лагерем; разговаривать; Вальтер взял один рюкзак: «уфф, тяжёлый; как вы их допёрли»; «да так и допёрли, — ответила она, — Лукаш — тяжеловес-воз»; Вальтер засмеялся, позвал Кееса. «Привет, Кеес, привет, Мэри»; Кеес и Мэри — два неразлучных друга; если бы Клавдия не влюбилась в своё время в Вальтера, то обязательно встречалась бы с кем-нибудь из них: Кеес — просто Жан де Лои, оруженосец Жанны д'Арк из фильма Бессона, романтичный, красивый, темноглазый; он появился однажды из ниоткуда на пороге квартиры Вальтера, который вечно ютил странников-хиппи; пожил у него несколько дней, влюбил в себя всех арчетовских девчонок, быстро вошёл в игру, стал сержантом; потом познакомился с Мэри; и они снимают теперь вместе жильё, сумасшедшую мансарду какого-то известного художника, родственника Мэри, — всю разрисованную в золото и серебро; сам художник вечно в разъездах; Мэри — рыжий, зеленоглазый, шумный, смешливый, из семьи художников, тоже учится на реставратора; они нападали и умирали всегда вместе; сидели в «мертвяке», пили пиво, веселили всех так, что даже «живые» заглядывали, садились послушать, похохотать; «ребята, не пугайтесь абсолютно средневекового парня — это мой брат из Чехии» «у него арбалет?» «нет, но зато меч семейный, из бриллиантовой, как он утверждает, стали» «какой-какой?» — переспросил Кеес и даже рюкзак уронил; «а почему не булат?» — спросил Мэри; «воображения не хватило», — отрезала Клавдия…

Тобиас предложил играть Лукашу за его клан — Оберон, но Лукаш спросил: «а за кого играет Клавдия?» «Клавдия — Ровена, лучшая лучница в Арчете и леди Груандана», — ответил Тобиас; «тогда я буду в Арчете», — сказал Лукаш; Тобиас вздохнул: на игру Оберона приехало в два раза меньше, чем Арчета, — это была первая игра в сезоне, май, все обероновцы учились в университетах, застряли на зачётной неделе; а в Арчете обитали в основном неудачники — бросившие или вылетевшие; они все стояли у границы между лесом и «замком герцога» — у поваленной не раз ограды; Лукаш на минуту стал центром внимания: его наконец увидели все; «крут, крут, — шёпотом произнёс Мэри за спиной Клавдии, — уфф, всё, пропали наши с Кеесом шансы на секс и любовь в этом сезоне»; Клавдия фыркнула в рукав. «Повторяй за мной клятву вассала: я, Лукаш, клянусь тебе, Груандан…» — начал Вальтер; «я принц Менильена, — ответил Лукаш, — я не могу быть ничьим вассалом»; «чёрт, — сказал Вальтер, — ты играешь или нет, чех»; «играет, успокойся, Вальтер; пусть он будет приезжим принцем, который принял твою сторону», — вдруг выступил Кеес; «ладно», — махнул рукой Вальтер, и игра началась. Оберон побежал в свой замок, Арчет — врассыпную, в лес; Клавдия, переодевшаяся в форму Арчета: коричневая рубашка, зелёный камзол, только вместо кирзачей — горные замшевые коричневые ботинки с высокой шнуровкой, лук и стрелы за плечом, настоящие, дядя Вацлав привёз из Южной Америки, потом по всему лагерю собирали и отдавали ей стрелы, — обернулась: Кеес и Лукаш стояли рядом и говорили; и видно было, что не просто так: «ты кто, это у тебя что?» — а будто встретились спустя много-много лет, как мушкетёры, и у них есть что сказать друг другу; они знакомы? Потом её ударила в спину стрела кого-то из обероновцев: они уже засели в стенах и всех не успевших спрятаться арчетовцев начали забрасывать стрелами; «блин, — подумала Клавдия, — от этого Лукаша, барона Мюнхгаузена, одни неприятности: не успела игра начаться — я уже умерла, лучшая лучница Арчета, ха». Она отправилась в «мертвяк», палатку на краю лагеря, налила себе из термоса маминого, зелёного с жасмином чаю, достала книгу — «Сказки английских писателей», потому что в «мертвяке» никого ещё не было, поболтать не с кем; через полчаса народ, правда, пошёл — всё девчонки; и все её вдруг засыпали расспросами о Лукаше: «ах, какой он красавчик, Клавдия, расскажи, расскажи!» — а что рассказывать; она хотела было напридумывать нелепиц всяких, пусть потом ходит, обсмеянный, как Чацкий. «Девчонки, я и сама мало что знаю: ну, чех, ну, ролевик» «а он свободен, не знаешь, есть у него девушка?» «не знаю, — ответила она, — ах, я не знаю, дайте дочитать; и вообще, может, пойдём, приготовим что-нибудь из еды? скоро два — и мне пора опять играть; а я не хочу есть печенье». Она вышла из палатки и врезалась в Кееса. «Ты умер?» «Нет, — ответил он, — я хочу спросить» «обед ещё не скоро, девчонки раскудахтались насчёт Лукаша, их только ведром холодной воды успокоить» «я тоже насчёт Лукаша» «о-о, Кеес, почему бы вам не спросить у него самого: кто он, откуда и свободен ли он?» Кеес засмеялся тихо, потом взял её за руку — так крепко, будто держал на весу над пропастью: «послушай, Клавдия, я знаю, кто он, мне это не нужно, просто скажи: он пришёл за тобой?» Девушка побледнела: «Кеес, а ты кто? Я ведь не знаю, кто ты. Может, ты Лестат? Вечный Жид? Путешественник во времени?» «Что-то вроде, Клавдия; так он пришёл за тобой, взять тебя в жёны?» «да» «и ты согласилась?» «не знаю, Кеес, а надо?» «тебе решать». И Кеес, библиотекарь-колдун, отпустил её, и ей показалось, что она упала в ледяной океан — с «Титаника».

Вечером её опять «убили» — кто-то из своих; запустили мечом — коротким, почти гладием; Вальтер увлёкся Древним Римом в прошлом сезоне, и они понаделали таких мечей и круглых щитов с жёлтыми кругами, на которых Мэри нарисовал чёрным маслом вороньи лапки; «вы что, это же я, Ровена!» — завопила она, подбирая меч; «ой, прости, Ровена», — вышел какой-то новенький парень; «я увидел лук, подумал, что такие только у обероновских зимовыродков: они же делают как настоящие…»; она стукнула его мечом пребольно по руке, но удар не считался всё равно; и пошла к костру. Там уже мастерили ужин: в котелке кипели крупа, тушёнка, овощи и специи; пахло обалденно; а ещё сидели ребята-музыканты — бэнд, который играл на всех фолковых вечеринках города; они воевали за Оберон, но ушли из крепости и расчехляли инструменты: флейта, волынка, скрипка, барабан, мандолина и звенелки — Клавдия так и не выучила названия; «что сыграть тебе, красавица Ровена?» — спросили они её; «да хоть что, рил какой-нибудь шотландский, из "Храброго сердца"» «а ты станцуешь?» «станцую»; она положила лук и стрелы на траву, и вдруг на талию ей легла чья-то рука, тёплая, сильная, — Лукаш; «позволь станцевать с тобой», — сказал он, и она почувствовала себя в Средневековье: она леди, он принц, вокруг — бал; настоящая сказка. «Ты умеешь танцевать шотландский рил?» — спросила она; боже, она не видела его весь день, она знает его только этот день; «эта музыка очень похожа на нашу, — ответил он, — а я, как настоящий принц, не люблю танцевать; но с самой красивой девушкой Арчета — почему бы и нет»; музыканты заиграли, остальные захлопали, отбивая ритм. «Как тебе наша игра? и ещё: откуда ты знаешь Кееса?» «тсс, — произнёс он, — раз-два-три»; и повёл её — легко, словно они танцевали не у костра в лесу, на песке, камнях, траве, а на паркете в танцклассе — на оценку; танцевал он безупречно; на площадке столпился весь клуб. Арчет и Оберон, и все смотрели, как они танцуют, сложно и слаженно, в свете огромного пламени. Музыка менялась: то австрийский вальс, то шаманские пляски — вызвать дождь, изменение судьбы; у Клавдии кружилась голова от жара и мужских рук, от темпа; она не видела, есть ли в толпе Вальтер; весь мир были только глаза Лукаша — и огонь.

Глаза его — озёра вишни в шоколаде из-за них спускаюсь в ад в Дант по лесенке из камня — к тайнам мирозданья и звёзды на дне как черника в лесу зрачков собираются на моей ладони…

«Браво, браво!» — захлопали все, когда музыка закончилась и Лукаш поклонился ей церемонно. «Вы репетировали?» — спросил Вальтер, когда она свалилась рядом с ним и своим луком; «мм, — ответила она, тронула щёки: они горели, как во время гриппа, — давайте есть и пить». Лукаш сел рядом с Тобиасом и Кеесом, по другую сторону костра; они положили ему в миску всего-всего и налили в кружку нагретого красного вина; он, не смущаясь, стал есть и пить, а она смотрела на него через костёр и думала: нет, он не сумасшедший, точно; он такой весёлый, красивый, как Кеес и Мэри, уверенный, как Тобиас; вдруг он и вправду принц? И о чём он говорит? О Менильене; «тихо-тихо, — затолкали все друг друга, — Лукаш говорит; Лукаш, расскажи про Менильен: что это?»

— Менильен — это мир, один из тысячи, — сказал Лукаш, — чтобы попасть в ваш мир, я прошёл от самой вершины Тёмной Башни до самого низа и увидел, что Менильен — один из лучших: там есть добро и зло, есть города и горы; как во всех мирах; но человеку не нужно в Менильене скрывать своей сущности: если он рыцарь или колдун — он может им стать; а не мечтать, работая библиотекарем, — Клавдия вздрогнула; «холодно?» — Вальтер накинул ей куртку свою на плечи, она прижалась к нему в поисках защиты от этого инкуба.

— Какие у вас там девушки?

Ролевики засмеялись.

— Мудрее парней. Девочки у нас всегда рождаются весной, а мальчики — осенью, поэтому девочки всегда чуть старше мальчиков и знают о жизни чуть больше.

— Неправда! — крикнул кто-то из парней.

— Правда! — откликнулся кто-то из девчонок.

— Лукаш, скажи, а что за магия в Менильене?

— Всех уровней: от бытовой — ею владеют все хозяйки: а как без магии сварить горячий шоколад или поставить домашнее вино? — до уровня, разрушающего Тёмную Башню.

— Да что такое эта Тёмная Башня?

— Это место, где сходятся все миры, где ты можешь уйти в другой мир или что-то изменить в своём… — «как пробки поменять», — пошутил Мэри. — Это может быть маяк, может быть старая водонапорная башня или остаток крепости, главное — разжечь огонь; не просто костёр, а свет. Ну и чтобы тебе действительно было нужно в другой мир.

— И много у вас таких магов — ядерных боеголовок? — спросил Кеес.

— Немного. Вернее, был только один. Его звали Корнелис — колдун-ворон.

— Ворон? Здорово, — оживился Вальтер, — расскажи, может, он займёт место и в фольклоре Арчета, всё-таки я Коготь…

— А кто придумал вам герб? — спросил Лукаш.

— Кеес, — дружно зашумели все. — Кеес, помнишь? Сначала хотели коготь барса или росомахи, но Кеес предложил, а Мэри нарисовал…

Лукаш улыбнулся — столько разных улыбок имелось у него в запасе — будто разных цветов, запахов, трав у знахаря, кружев, тесьмы, румян у модницы.

— Значит, уже занял место, — он посмотрел на Кееса, и внутри пламени костра что-то вспыхнуло, стрельнуло брызгами раскалёнными; девчонки взвизгнули. — Он жил в Первую эпоху, эпоху героев; тогда в Менильене находилось место для таких существ — беспредельной силы, красоты, жестокости; например, он воспитал Короля с Золотыми Глазами — короля, от имени которого умирали птицы на лету, так много пролил он крови в войнах; а ведь в самую славу король был совсем мальчишкой — он умер в семнадцать лет. Вторая эпоха — это власть тёмных сил; однажды с запада пришла Тьма — войско страны Ночи; в той стране одни льды и северное сияние, холодное море, пронзительные ветра; в вечной Ночи жили люди с очень белой кожей, чёрными глазами и серебристыми волосами; они пошли войной на весь Менильен и покорили его; их мечи были изо льда, и с собой они несли тьму, непогоду, ураганы, снег и град; Менильен прожил под их властью несколько сотен лет; и колдун-ворон был их слугой…

— Зачем ему это было нужно? — спросил Мэри.

— Саруман, ещё одна псевдотолкинская история, — пробормотал Вальтер ей в куртку, — этим всегда всё и заканчивается.

— Слугой, разве? — вдруг произнёс Кеес. — Так думал весь Менильен, а Корнелис просто смотрел, сидел в замке изо льда и смотрел на этих людей, воинов Мрака, и восхищался: почему они не его создания, почему он — всё, но не Бог?

— Он хотел завоевать Менильен, он хотел стать королём? — произнёс кто-то из девушек, сидящих всё ближе и ближе к Лукашу; Клавдия вдруг ощутила ревность — до еды ей казалось, что она голодная просто до смерти, а теперь вот совсем расхотелось; точно отравилась чем-то накануне, еле встала, и есть теперь вообще опасно.