Аргентинец поневоле 2

Так вот, вернусь к началу мысли, завод наш газировки уже работает на всю катушку.

В карбонизаторе при 5 атмосферах углекислота насыщает воду. Вода перед этим проходит через массу фильтров, так что чиста как стеклышко. А вот с бутылками пока проблема. Пытаемся продавать продукт в оловянных кегах. Мол, пейте напитки большой компанией. «Праздник к нам приходит!» И «Разве с полведра напьешься?» Какая потрясающая реклама!

Но за один день я все посмотреть не успел, а потом наступило Рождество. И народные гуляния. Со свистопляскою.

А скоро наступит и Новый год. Посреди адского пекла. «Новый год к нам мчится! Скоро все случиться!… Ждать уже недолго! Скоро будет елка!»

Глава 4

Вот и наступил Новый, 1830 год. Очередной год на пути прогресса и просвещения. Я уже достаточно выздоровел, чтобы выдержать трехдневный путь домой на лошади, но перед тем как покинуть Буэнос-Айрес, все же решил посетить родную «Масорку» и узнать, как продвигается дело о нападении на мою скромную персону. Интересно, знаете ли.

Президент Рохас, наш «товарищ Сталин» успешно контролировал столицу из пригородного Палермо. Его супруга оставалась в семейных поместьях, на хозяйстве. А хозяйство там было обширное, настоящие удельные владения, частная империя, за всем нужен глаз да глаз. И все же сеньора Рохас находила там время и возможность руководить аргентинским НКВД. И решать стратегические вопросы. Надобно заметить, что жена дона Хуана Мануэля Рохаса, не была безусловно злой женщиной, но обладала необычайной склонностью к тонкой интриге. К тому же, с волками жить — по волчьи выть.

В столице же, для контроля над обстановкой, она делегировала полномочия своей сестре. Донне Марии Хосефе Эскурра, свояченице дона Хуана Мануэля Рохаса. Влияние которой стало громадным.

Эта женщина быстро стала играть роль «нашего Берии».

Помните мою классификацию для армии и спецслужб? Так вот в данном случае она не работала. Никакого профессионального выгорания не происходило, так как во главе аргентинского НКВД стояли женщины. А женщинам очень интересны любые сплетни. И когда у них под рукой имеются государственные ресурсы, то они с наслаждением качают любую информацию. Чем больше — тем лучше. И никогда не устают на такой работе.

Природа, очевидно, совсем не предназначала свояченицу Рохаса для тихих наслаждений семейным счастьем. Сильная жажда деятельности и бешеные политические страсти волновали душу этой женщины, а обстоятельства и некоторые условия ее семейной жизни, в том числе и общественное положение мужа ее сестры, смуты и волнения аргентинского общества, открыли ей обширную арену для действий.

Никогда еще существо без определенных целей и способностей, с очень посредственным умом, не оказывало столь крупных услуг тирану, как эта женщина Рохасу, всегда предоставляя ему случай удовлетворить её собственные капризы. А так же злобу и ярость.

В ее действиях не было особого расчета, она совершала поступки под влиянием искренней страсти, глубокого фанатизма и преданности делу федерации и своему любимому свояку. Она питала какую-то слепую, безумную ненависть к унитариям и была, так сказать, живым воплощением этой страшной эпохи переворотов общественных и частных, созданных диктатурой жестокого генерала Рохаса.

Меня согласились принять 2 января и даже прислали за мной транспорт. В назначенный час желтая коляска, запряженная парой вороных коней, забрала меня из дома сеньора Грасии, крупной рысью проскакала по улицам столицы и остановилась позади площади Сан-Хуана, перед сохранившим былое великолепие домом, ворота которого походили на врата ада, из-за множества изображенных на них красных языков пламени.

Такой вот у местных чекистов своеобразный юмор.

И во дворе и в большом доме, этого аналога нашей Лубянки, кишела куча народа. Чувствовалась, что работа НКВД идет непрерывно и неустанно. Мне пришлось поднять шейный платок, закрыв нижнюю половину лица, чтобы не лишиться чувств от ядреных ароматов, когда я пробирался сквозь толпу негритянок, мулаток, уток, кур и всякой живности.

Здесь же были и нескольких рослых мужчин, одетых с ног до головы в красное, цвет генерала Рохаса, и, судя по их очень подозрительному виду, самой судьбой предназначавшихся для виселицы.

Так как на дворе сейчас было горячее времечко, когда за тюремными заключениями, расстрелами, следовали уже официальные убийства, выполняемые с готовностью Масоркой, куда с большим энтузиазмом вступили шайки набранных правительством отчаянных бандитов. Уголовников, которых с негодованием и презрением отвергли бы даже французские якобинцы, друзья Марата.

Эти мрачные люди, точно вышедшие из ада, вот уже несколько месяцев бродили по столичным улицам, сидели в наших кофейнях, толкались по площадям и даже на священных порогах католических храмов не прятали своих огромных кинжалов. Так называемых Кинжалов Конфедерации.

Не забывайте, что сейчас мы находимся на революционном вулкане, который волнуется, грохочет и момент извержения всегда близок. Уже двадцать лет как жизни нет. Со времени славной борьбы за независимость. И даже раньше, если вспомнить времена британской интервенции.

Преступления, совершенные до настоящего времени, отнюдь не конец, а только самое начало страшной эпохи террора. Кинжалы точатся во мгле, жертвы намечены, и это не мщение, а прочно организованная система: соперники одержимы горячкой кровопролития.

Иностранные интервенты активно поддерживают и вооружают отряды «контрас». Сепаратизм раскалывает страну на куски. Каждый сам хозяин в своей округе, плюющий на все законы, божеские и человеческие.

Вскоре должен наступить час резни и поголовного избиения, и если тогда мы будем действовать разрозненно, то мы погибнем и не будет нам спасения! Спасение можно обрести только в коллективе.

Единство и организация, это сейчас наш главный оплот и надежда общества Аргентины в борьбе против внешних и внутренних врагов. Так что приходится объединяться черт знает с кем. Даже со странными «попутчиками революции».

Пробиваясь сквозь густую толпу, словно на базаре, по коридорам, увешанным старинными портретами знаменитых испанских маршалов и генералов, я с трудом добрался до дверей прихожей, где надеялся поймать кого-нибудь и заставить доложить о себе хозяйке дома.

Странное смешение всяких народностей в коридорах и в приемных залах, не может себе представить никакое воображение: здесь были и негры, и мулаты, и негритянки, и мулатки, индейцы и европейцы, — отбросы и сливки общества, мерзавцы и честные люди, которых привели сюда различные страсти, тревоги, заботы и надежды.