Argumentum ad hominem

— Наверное, моё поведение вызвало у вас вопросы?

Действительно, рассеянна. Или растеряна. В общем, непохожа сама на себя. Вроде бы так случается, когда внезапно узнаешь что-то новое, плохо укладывающееся в голове. Чувствуешь себя то ли неловко, то ли неуютно, а когда все проходит, становится стыдно. Настолько, что…

— И я должна объяснить?

А я не должен больше беспокоиться. Точнее, должен не. Хотя бы ближайшие несколько часов, поэтому сразу скажу:

— Нет.

Она удивленно распахнула глаза:

— Вы не хотите знать, почему…

— У вас были причины для волнения. Вы волновались. Разве нужны ещё какие-то объяснения? Мне — точно нет.

— Вы… — Кэтлин подошла к «роверу», с водительской стороны. — Почему другие люди никогда так не говорят?

Наверное, потому что они — люди. С чувствами. С желаниями. С кучей степеней свободы. А мне приходится осторожно подбирать слова. К каждому случаю.

— Продолжим в машине? Если вы не против.

Одна часть меня осуждающе скривилась, напоминая о последнем опыте сближения с окружением. Зато вторая, качающаяся на волнах чужого пульса, одобрительно кивнула: мол, очень даже неплохое предложение. И возможность. Побыть с кем-то рядом.

Едва я успел устроиться на сиденье, Кэтлин протянула мне папку:

— Вот. То, что вы хотели.

Хотел? Когда? Зачем?

— Документы по… по вашему личному делу.

А, вспомнил. Предмет договоренности.

— Спасибо.

— Дядя просил передать. Есть ещё видеоматериалы, но они не подлежат копированию и…

— Этого достаточно.

Застывшие картинки или движущиеся — какая разница? Они больше не имеют для меня смысла. Того, прежнего, уж точно нет. А новый пока не проявился.

— Таким образом, можно официально считать, что сделка закрыта.

— Хорошо.

— Я оформлю все необходимые бумаги и привезу вам на подпись. После этого…

К чему такие подробности? Хватило бы простых инструкций. Прийти. Забрать. Подписать. Зачем вкладывать в каждое слово столько сил?

— Мои обязанности перед вами, как клиентом, буду исполнены.

По этому эпизоду — да. По сопровождению прав во время… О, чуть не забыл:

— Полли… Ваш брат что-то упомянул о следствии. О том, что оно может быть скоро закрыто.

Кэтлин кивнула, и золотистый локон выбился из её прически, завитком спустившись на щеку.

— Да, вероятность очень велика. Я не могу разглашать подробности… Собственно, я вообще не должна их знать. Но дело явно идет к закрытию. В самые короткие сроки. И тогда наши с вами отношения можно будет считать полностью завершенными.

Снова эти акценты. Настойчивые и необъяснимые. Наверное, я должен понимать, о чем идет речь. Или хотя бы догадываться. Так она думает. А у меня не получается.

— Все-таки, я должна извиниться. За то, что немного вышла из себя, когда вы упомянули… О девушке.

— Я был неправ?

— Нет, нет, что вы! Все совершенно верно. Валентин… Он…

Кэтлин вдруг как-то обмякла. То есть, стала мягче и телом, и чертами лица. Словно причины, заставляющие её быть деловой и собранной, дружно решили взять отгул.

— Такие вещи почти всегда непредсказуемы. Дядя утверждал только, что все получится, но и сам не брался определять сроки. Вроде бы эффект терапии должен был проявляться в снижении степени привязанности… Но она не менялась. И когда вы сказали… Я должна была все проверить.

— Проверили?

— Да, — улыбнулась, с оттенком какой-то непонятной грусти. — Он вел себя вполне… самостоятельно и независимо.

— И это хорошо?

— Наверное. В конце концов, он должен был выздороветь. И похоже, выздоровел.

В отличие от меня. Мы словно поменялись местами, и теперь я должен искать объект привязки. Только не для исцеления и не в надежде. А просто чтобы оставаться живым.

Но новости все равно хорошие. И, как там говорится? Камень с души? Груз с плеч?

— Значит, я больше не нужен.

Кэтлин ахнула:

— Что вы такое говорите?

Подвожу итог прошедшим событиям, и только. Почему же она снова словно начала черстветь? Плохо подобрал слова? Да вроде, нормально. Ничего лишнего, все по делу. Может быть, наоборот, нужно больше подробностей?

— Вы сказали, что сделка с вашим дядей закрыта. Ну почти, подписи — формальность. Следствие тоже закрывается. Валентин выздоровел. Получается, что…

— Что вас с нами больше ничего не связывает, — тихо выдохнула она, заканчивая фразу за меня.

«С нами»? А, имеется в виду семья Портеров. Наверное, да. И со всех точек зрения, доступных мне, такой промежуточный итог вполне приемлем. Почти оптимален. Обязательства выполнены. Долги погашены. Откуда тогда идет это беспокойство?

Со стороны водительского сиденья.

Хотя Кэтлин не кажется сейчас беспокойной. Скорее, наоборот. Слишком тихой и… Проигравшей. То есть, сдавшейся. Словно она за что-то сражалась и была близка к победе, а в последний момент вдруг отступила. Может, потому что приз утратил свою значимость? Так бывает. Когда-то что-то долгое время казалось важным и нужным, а потом ощущения перевернулись и…

— Вы носите вещи, которые я купила.

Что она пытается этим сказать? Я должен их вернуть? Магазин вряд ли возьмет все обратно. Да и как-то не хочется, потому что…

— Они хорошие.

А ещё к ним привязаны воспоминания. Короткие, чуть спутанные, зато спокойные. Человеческие. О красивом доме. О завтраке посреди ночи. Об отражении в оконном стекле. О чем-то очень теплом. О ком-то строгом, но заботливом.

Вещи хорошие. Но не только они.

— И вы тоже.

Кэтлин фыркнула, как-то болезненно кривя губы:

— Сравниваете меня с одеждой?

Не сравниваю. Ставлю знак, это да. Только вовсе не равенства.

Одежда — только часть. Очень большого целого. И даже не особо важная. Но без неё множество ощущений, которые вызывает мисс Портер, станет чуточку неполным. А я не хочу ничего упускать. Не могу себе позволить. Точно так же, как не могу позволить родиться новой буре. Где-то там, глубоко внутри человека, сидящего рядом.

Вот только, я понятия не имею, как со всем этим быть дальше. Не чувствую. И согласен на что угодно. Даже на прямой приказ. Но здесь и сейчас его может отдать только…