Argumentum ad hominem

А она молчит. Смотрит куда-то за лобовое стекло, хмурится, кусает губу. Словно тоже чего-то ждет. И это ожидание непременно обернется звоном и дребезгом, если его не завершить. Хоть как-нибудь. Хотя бы спросить:

— Что я могу сделать, чтобы вы перестали расстраиваться?

Кэтлин выдохнула. Перевела взгляд в мою сторону, темный и странно подрагивающий. А потом, вопреки собой же установленным правилам по обращению с одеждой, ухватилась за ворот футболки и потянула меня к себе.

Глава 12. Скелеты и шкаф

Дарли

Все песенницы помешаны на контроле. Больше или меньше, так или иначе. Правило, из которого не бывает исключений, потому что сдвиг, возникающий вскоре после полного пробуждения дара, увы, не совсем, а может, и совсем не психологический. Физиология, мать её. Механизмы не то, что подпороговые, а подплинтусовые.

Когда сканирование пространства перестает животно пугать, оно тут же занимает законное место в системе ощущений, закрывая все вопросы и прогоняя любые сомнения. Оно есть, оно здесь, иначе быть не может, иначе жить не хочется. Всё.

Конечно, память о прошлом никуда не исчезает, но нарочно её никто из нас не ворошит. Разве что под страхом смертной казни, да и то… Слишком уж велика разница между до и после. Слишком невероятна.

Возможность не просто умом знать, что и кто находится вокруг тебя, а чувствовать каждой клеточкой тела, сносит крышу вернее любого алкоголя или чего-то пожестче. А уж когда приходит окончательное понимание, что твоё, теперь уже почти неохватное личное пространство — именно, что личное, такое, где ты и только ты решаешь, чему позволить случиться, можно загреметь в лечебницу. И многие гремят. Меня, к счастью, бог миловал. Правда, от просмотра чужих приключений разума освобождать не стал.

Обычно в качестве терапии достаточно всего лишь столкновения песенных полей. Да, не все с первого раза понимают это и принимают, но большинство справляются. Прямо как в том известном изречении, про границы свободы, которые заканчиваются и начинаются.

Мы не можем воздействовать песнями друг на друга. Наверное, потому что иначе самовыпилились бы в борьбе за сферы влияния. Но создатель, видимо, был слишком доволен своим творением, и решил: нефиг враждовать, мир большой, на всех хватит. Хотя, на самом деле… Чисто теоретически хватает, конечно. Особенно если посчитать всякие тундры, пустыни и джунгли. Но как люди ищут для себя теплые места, так же точно поступаем и мы. Ныне, присно и во веки веков идем за людьми, чтобы неизбежно натыкаться на сестер и братьев по ремеслу и…

Самые понятливые учатся отступать сразу же, как только почуют чужую песню, особенно уже внедренную в объект. Потому что мало ли что и мало ли зачем. Может, все это развлечения ради, а может, для работы, неважно. Если одно место занято, ищи другое.

Да, сначала бывает обидно и горько, до остервенения. Кажется, что кто-то снимает сливки, предназначенные тебе. Что кому-то просто повезло оказаться тут раньше. Что судьба несправедлива и так далее, и тому подобное. Самое смешное, зачастую такие выводы даже вполне оправданы, потому что количество по-настоящему больших призов в мире ограничено. И морально смириться с существующим положением дел, прямо скажем, под силу не каждому. Но как говорят? Не поймешь через голову, поймешь через… В нашем случае — тело. Все. От кончиков до кончиков.

Это жестокое действо. Бесчеловечное. Кровавое. Даже будучи просто зрителем, получаешь впечатления, незабываемые никогда. А уж если становишься участником…

Можно лишь восславить господа за то, что в таком уроке нуждаются лишь очень отдельные песенницы и крайне редко. Зато присутствовать заставляют всех, кто подвернется под руку. Дабы неповадно было ни пробовать, ни даже помышлять о том, чтобы сражаться друг с другом за место. Вернее, за человека. Потому что наши владения — не квадратные метры, акры и мили, а люди. И только они.

Сначала происходящее выглядит, как игра. В конце концов, работать с акторами все мы начинаем учиться сразу же, как освоим сканирование. Вот и кажется, что наставница лишь предлагает двум особенно рьяным спорщицам нечто вроде соревнования. Захват позиции. Чуточку непривычно, но технология все та же, стало быть…

Понимание приходит не сразу, даже к самым сообразительным. Да, возникает некоторое недоумение, ведь объект влияния только один, а все предыдущие уроки настоятельно рекомендовали нам не пересекаться активными песнями. То есть, в пределах одного актора. Так зачем же вдруг учитель нарушает собственные правила? Вернее, велит их нарушить?

В архивах каждой обители, кстати, есть найти много записей о том, как песенницы отступали перед этим испытанием. Видимо, предчувствуя дурной исход. И тогда все расходились тихо и мирно. Но, конечно, случались в истории и те, кто оказывался слишком смел и безрассуден. Мне довелось увидеть такую парочку. Их имена в моей памяти не задержались. Как и образы, впрочем. Что немудрено: в юные дни меня куда больше занимали песни, как сами по себе, так и в применении к делу. А когда почти весь день напролет буквально слушаешь свой же голос, детали окружающего мира не имеют значения.

Да и вообще, они даже обучались в другой обители. Наш курс туда пригласили, можно сказать, для обмена премудростями, ну и, заодно, для наглядного наставления. Так это называлось официально. И мы, набивая зал битком, рассчитывали увидеть что-то замечательное, не предполагая, что несколько минут спустя будем отчаянно искать место, куда опорожнить желудок.

Наверное, произведенный эффект оказался настолько силен ещё и из-за минимума времени, понадобившегося двум девицам на растерзание актора. Уж слишком они были заряжены на поединок друг с другом, слишком распалены. И как только звон гонга начал превращаться в эхо, бросились в атаку. Каждая своей песней.

Можно сколько угодно рассказывать о резонансах, показывать мультики или даже документальные киношки, но ничто не прочищает голову лучше, чем смерть, в которой ты сам принимаешь участие. Да, не как её творец, а лишь как очевидец, только и это больше, чем можно вынести.

Человек, сам по себе, сложная, вечно колеблющаяся система, и речь тут вовсе не об играх разума. Ритм кровотока вкупе с нервными импульсами и прочей хренью — это даже не песня, а целая симфония. Оркестр, в который ты можешь вклиниться в качестве дирижера. Количество инструментов заранее определено, партия каждого неизменна, но управление…

Любой музыкант замешкался бы и запутался, получая команды от двух дирижеров сразу. А то и вообще бы вскипел, бросил инструменты и гордо удалился прочь со словами: «Я так не играю!». Что уж говорить о человеческом теле?

Утешало лишь то, что мучения актора длились считанные минуты, и он, скорее всего, не успел осознать, как его органы один за другим сбиваются с природных ритмов. Но мы, наблюдающие, почувствовали все. Особенно хорош был финальный аккорд, отлетевший во всех нас последним всплеском жизни, за которым наступила кромешная тишина.