Архив Долки
Шрифт:
Вот так его жизнь несколько дней была тиха, почти благочинна. Он немного поразмышлял о своем растущем, пусть и тайном, значении в мире, где обитал, своей неприметной власти над положением дел в столкновении вполне эпическом. И какое же малое оружие укрепляло стальной покой его нервов? Ответ, в котором он был уверен, — вода «Виши».
Его участие в мелкой своей службе было, вероятно, небрежнее обычного; по вечерам он как правило шел купаться неподалеку, в Блэкрок{81}, затем принимал несколько порций минералки, далее домой и — пораньше — в постель. Он постоянно ощущал — не без гордости, — что в виду у зловещей перспективы
Тем не менее однажды, в обеденное время, он предпринял небольшой второстепенный шаг. То было в рамках замысла, однако он подошел к этому действию, можно сказать, непринужденно. Общее отсутствие домашних обязанностей у Мика, его легкие повседневные расходы всего, что он зарабатывал, и довольно недальновидный подход к существованию — сплошь возможные причины, почему он никогда не имел счета в банке и никакого опыта по части выписки чеков. Теперь же он собрал воедино малые суммы, что откладывал дома, продал несколько книг и карманные часы, которыми никогда не пользовался и в которых не нуждался, и обнаружил у себя на руках 25 фунтов и чуть-чуть сверх того. Он отправился в головную контору Банка Ирландии на Колледж-грин в центре Дублина и, пообщавшись с каким-то важным чиновником, открыл расчетный счет со вкладом в 21 фунт и получил свою первую чековую книжку. Очень глупо, конечно, однако сдержать восторга Мик не мог. Тем не менее личное достоинство подпитать тут не выходило никак, и на то была другая — веская — причина.
Первый день сентября пришелся на субботу{82}. Накануне вечером на Мика нашла некоторая тревога. Скоро необходимо будет встретиться с Хэкеттом — втолковать ему его роль. Поскольку Мик в любом случае собирается оказаться в Долки субботним вечером, получалось, что ему ничего не помешает заглянуть в «Рапс» в пятницу и улучить возможность поговорить с Хэкеттом, да и в целом разведать окрестности. Не исключено, что, может, и о Де Селби известия будут.
Он поразмыслил об этом, а затем велел себе отставить педантизм и робость по мелочам и около девяти вечера отправился на трамвае в Долки.
Гостиница «Рапс» была тиха и снаружи, несомненно, выглядела пустынной, однако в «гадюшниковой» части бара обнаружились доктор Крюитт и юный Немо Крабб, увлеченные светской беседой, а за стойкой — миссис Лаветри, занятая вязанием. Он поздоровался со всеми, заказал «Виши» и уселся.
— Что ж, господа, — подал он голос, — не показывался ли друг мой Хэкетт?
Доктор Крюитт кивнул.
— Да, — сказал он. — Сей господин был здесь ранее, с этой своей не по годам созревшей дамой. Кажется, он учит ее плавать.
— Мы не решились спросить впрямую, — сказал Крабб, — поскольку у вашего друга неоднозначный нрав, в особенности при принятии напитков. Он мог решить, что мы за ним следим.
Доктор Крюитт явил улыбку, коя, вероятно, более походила на ухмылку.
— Непременно помните, Мик, что, уча даму плавать, необходимо сначала выбрать тихий, незаметный участок побережья, после чего обязательно помочь ей снять с себя всю одежду.
Крабб хохотнул.
— На ней не до черта чего было, чтоб снять, — хмыкнул он.
— А, это не важно, — беспечно откликнулся Мик. — Я просто хотел кое-что ему сообщить — ничего значимого. Есть ли другие новости, хорошие либо скверные?
— Ничего особенного, — ответил доктор.
— Время спячки, — заметил Мик.
— Не было
ли разве чего-то про ПС? — вклинился Крабб.— Ходили какие-то смутные разговоры про то, что ПС чем-то раздосадован и велел сержанту Фоттреллу к нему зайти. Вероятно, байки о несообразном купальном облачении у Белой скалы, солнечных ваннах или еще какой-нибудь вздор того же толка. Какой-нибудь похотливый зануда баламутит.
— Вряд ли из-за этого, доктор, — сказал Мик.
— В смысле половой одержимости это чудовищная страна, — заметил Крабб. — Пять городов я вам назову: Тир, Сидон{83}, Гоморра, Содом и Дублин.
— Нет. Я слыхал, кляча Тейга Макгеттигэна вела себя неподобающе, по мнению его преподобия, — повсеместно вокруг дома священника.
Доктор Крюитт расхохотался.
— Миссис Лаветри, — крикнул он, — подайте-ка нам еще пару порций и «Виши» для нашего несчастного друга. Ей-ей, славно как. «Роль лошади в истории». «Скачка Пола Ревира», «Атака легкой бригады»{84}, «Деревянный конь Трои» и «Катарсис Тиговой ездовой».
— Я это животное видел лишь раз, — сказал Крабб, — и удивляюсь, откуда у него взялись силы на подобное деяние.
Все приложились к свежим напиткам.
— Да, — добавил Крабб, — есть еще одна строчка новостей, очень обыденная. Я обзавелся норой, не здесь, а в Данлири. Женщина по имени Малдауни. Довольно опрятное место. Кроме завтраков, еды почти никакой. Миссис Малдауни терпеть не может выпивку, осуждает ее сильно и постоянно — и принимает ее внутрь, сколь Господь пошлет.
— Тихой сапой, разумеется, — согласился Мик, вспомнив про «Тонизирующее вино Хёрли».
Разговор сделался бессвязным, с уклоном к угасанию. Говорить было попросту не о чем.
— Какая жалость, — наконец подал голос Мик, — что большинству из нас не достает денег уехать да жить за рубежом. Наш человек, похоже, в чужедальнем климате процветает. Вероятно, причина и в том, что страна эта слишком сырая.
— Здесь слишком много прохвостов и ханжей, — сказал Крабб.
— Нам нравится считать, — сказал доктор Крюитт, — что ирландцы — главные строители современных Соединенных Штатов. Думаю, за нерушимую систему преступности и греха в Америке на самом деле отвечают ирландцы и итальянцы, и те, и другие — безукоризненные римско-католические расы.
В глубине души доктор Крюитт был истинным мизантропом.
— Я бы скорее предположил континентальную Европу, — пояснил Мик, — и, конечно, Британию. Шоу сгнил бы, останься он здесь. И гляньте на Стэнфорда, Джона Филда, Тома Мура, Хью Лейна и даже Балфа{85}. Вдумайтесь в чудесную репутацию, заработанную покойным Джеймзом Джойсом, который бoльшую часть жизни провел бедным изгнанником, несчастным беженцем, учителем в школах по всей Европе.
Доктор Крюитт резко поставил стакан.
— В каком смысле «покойный Джеймз Джойс»? Вы серьезно?
— Серьезно?
— Да.
— Конечно, я серьезно.
— Я думал, все знают, что смерть Джойса — все эти сообщения в зарубежных газетах, в сутолоке войны — сплошь побрехушки{86}.
— Вы хотите сказать, Джойс еще жив?
— Определенно да.
— Тогда почему же он не опротестовал сообщения? Подобные безосновательные заявки — подсудное дело.
— Потому что сам эту байку пустил.
Мик умолк. Доктор говорил серьезно, и, в любом случае, откровенная фривольность — за пределами его цинической натуры.