Архивы Конгрегации

Широкий нож впился с ее тело одновременно с тем, как посеребренный гребень пронзил горло убийцы. Адельхайда вскрикнула, поперхнувшись воздухом, от резкой, оглушающей боли, когда стальное лезвие с отвратительным скрипом проехалось по кости. Упала на колени, как подкошенная, выронив оружие и прижав ладонь к ране, из которой толчками вытекала кровь, скапливаясь в лужу на полу.

"Я вполне понимаю, почему женщине может, в конце концов, надоесть вечно подставлять шею вместо того, чтобы растить детей и спать по ночам спокойно, не боясь проснуться с ножом в животе"...

Адельхайда попыталась подняться, опершись о лестницу. Перемазанная своей и чужой кровью ладонь скользила и норовила сорваться с гладких досок, жгучая, пульсирующая боль лишала способности видеть и соображать. Так ей еще никогда не доставалось. Даже после взрыва на турнире в Праге, когда ее хорошо приложило о землю, не было и вполовину так больно.

– На помощь!

На этот зов, казалось, ушли все силы, но голос вышел слабым и хриплым. Такой "крик" мог бы услышать разве что ее незваный гость, валявшийся в двух шагах, если бы был способен слышать еще хоть что-то. Но неужели никто не явится на шум, ведь под конец боя ни один из них уже не заботился о том, чтобы двигаться тихо. Помощница Мария, слуги - где они?

Адельхайда обессиленно опустилась на пол, чувствуя, как с каждым толчком сердца из тела вытекают силы и сама жизнь. Если в ближайшие минуты никто так и не появится, она попросту истечет кровью.

Затуманенный болью и слабостью разум не сразу осознал, что изменилось вокруг. Запах... Откуда-то отчетливо потянуло запахом горящего дерева. Что за ерунда? Неужели галлюцинации, порожденные ее плачевным состоянием?

На лестнице послышались легкие шаги. Адельхайда с трудом подняла взгляд, пытаясь разглядеть идущего. Мужчина, это очевидно. Кто-то из слуг все же сподобился спуститься и проверить, что происходит?

– Замечательно, - негромко проговорил подошедший, спустившись с последних ступеней и оглядывая зал в свете высоко поднятого факела; голос показался знакомым, она совершенно точно уже слышала его, причем недавно, вот только где? Одно было точно - это не кто-то из прислуги.

Второй незваный гость прошел мимо скорчившейся на полу Адельхайды и склонился над телом первого.

– Превосходно, - продолжил он все так же негромко.
– Отменный удар, госпожа фон Рихтхофен. Мне и доделывать ничего не придется. Весьма признателен.

Он обернулся, и пламя факела озарило его лицо. Адельхайда издала еле слышный самой себе звук - то ли от удивления, то ли от злости.

– Да, неожиданнось не из числа приятных, понимаю, - с показным сочувствием развел руками Петер Ульмер, следователь Конгрегации третьего ранга.
– Вся жизнь состоит из неожиданностей, приятных и не очень. И завершается, как правило, самыми неприятными, верно, госпожа фон Рихтхофен?

Теперь запах гари стал несомненным. Что-то горело, судя по всему, на втором этаже. Этот безумец, этот предатель убил ее людей и поджег дом?! Немыслимо, Господи, так не может быть!..

Адельхайда попыталась собраться с силами, дотянуться до гребня, метнуть в это бесстыжее лицо... Не докинет, это она понимала с отчетливой обреченностью, но хотя бы попытаться.

– Не трудитесь, госпожа фон Рихтхофен, - укоризненно произнес Ульмер, носком сапога отодвигая ее оружие чуть дальше.
– Все равно ведь сил ни на что не хватит. Вы даже на помощь позвать не сумели... Свой последний удар парень нанес мастерски, надо признать.

Он шагнул ближе, теперь склонившись прямо над ней, и Адельхайда сжала зубы в бессильной злости. Предатель был совсем рядом, она могла без труда его коснуться, и при любых иных обстоятельствах сумела бы с ним справиться даже без оружия. Но сейчас сил действительно не было ни на что, даже на то, чтобы застонать от боли, раздирающей тело при каждом вдохе.

– Я бы мог оборвать ваши мучения, госпожа фон Рихтхофен, - с почти искренним состраданием проговорил молодой инквизитор, - и, поверьте, сделал бы это с радостью; однако меня просили поступить иначе. Ничего личного...

Он прошагал к лестнице, взял оставленный Адельхайдой на одной из ступеней светильник, вновь подошел к ней, помедлил мгновение и разжал пальцы. Светильник упал в полушаге от левой руки графини; глиняная плошка разлетелась вдребезги, и горящее масло выплеснулось на доски пола, обдав веером брызг Адельхайду. Она слабо вскрикнула от новой боли, хотя мгновенное прикосновение раскаленного масла не могло сравниться с дергающей болью в животе.

– Прощайте, госпожа фон Рихтхофен, - торжественно провозгласил Ульмер с издевательским полупоклоном.
– Надеюсь, встреча с вашим супругом будет радостной.

Он прошел к двери, на мгновение задержался, бросив факел у самого порога, и вышел, осторожно прикрыв дверь так, чтобы ненароком не затушить пламя.

Запах горящего масла, дерева и смолы становился все сильнее. Треск занимающихся пламенем досок становился все настойчивее, а жар ощущался уже всей кожей. Подняв взгляд, Адельхайда увидела огненные всполохи над лестницей - второй этаж уже был объят огнем, и вскоре с первым случится то же самое. Путь к двери отрезан, на пути к окну - лужа разлитого масла, под которой уже прогорает пол. Адельхайда попробовала ползти вокруг огненного озерца в безумной попытке все же добраться до спасительного окна, но не смогла сдвинуться даже на пол-ладони. Ее словно бы придавило к месту, а любая попытка пошевелиться сопровождалась новой оглушающей вспышкой боли.

Огонь подбирался все ближе, озаряя все вокруг. В памяти вдруг всплыла картина десятилетней давности - комната, заставленная зажженными свечами, залитая светом, море огней, и по другую сторону этого моря - бледный человек, расширенными от ужаса глазами взирающий на горящие свечи и дрожащими пальцами вцепившийся в ручку двери... Тогда она не могла понять до конца, как это - бояться огня, почти смеялась. Так вот, как это случилось с тобой, Курт. Вот так же ты лежал, раненый, истекающий кровью, а пламя подступало все ближе... Вот только вряд ли сегодня найдется, кому прийти на помощь ей, особо уполномоченному следователю Конгрегации первого ранга, агенту Имперской разведки, доверенному лицу Императора, умирающей в подожженном доме в захолустном баварском городишке.

Двенадцать лет назад Курту Гессе удалось спастись из такого же кошмара, но сегодня чудо едва ли повторится. Курт Гессе двенадцать лет назад...

"Меня просили поступить иначе"...

"Он приготовил для тебя что-то... страшное! Что-то особенно изощренное - может быть, даже хуже смерти! Он приберегает тебя напоследок, как оружие, которым будет бить по нему, и достанется тебе, когда придет час, нечто, что я даже не хочу представлять!"...

Где-то внутри, не в груди даже, а словно бы где-то еще глубже, вдруг стало холодно, как будто не полыхало пламя прямо под боком, уже подбираясь к разметавшимся по полу волосам. Неужели Лотта была права, неужели все это - ночной убийца, тяжелая, но не смертельная рана, подожженный дом - спланировано и подстроено неуловимым Каспаром, чтобы... Чтобы завтра утром в этот дом вошел особо уполномоченный следователь Конгрегации Курт Гессе и понял, что произошло здесь минувшей ночью.

Впрочем, чему удивляться? Если подумать, они давно знали, что рано или поздно нечто подобное может случиться. Именно потому Курт и твердил с завидным упорством: "ни жены, ни детей, ни возлюбленных"... Если бы он только знал!.. Сейчас Адельхайда, наверное, засмеялась бы, если бы могла.

Когда первый язык пламени лизнул пальцы - осторожно, словно примериваясь, пробуя на вкус, - она даже не вскрикнула, только попыталась дернуться в сторону, хотя боль обожгла как будто не только ладонь, но всю руку. Она закричала через несколько секунд, когда вспыхнула тонкая ткань сорочки, и огонь разом охватил почти все тело. Вернее, попыталась закричать, но из горла вырвался лишь едва различимый стон, скорее похожий на хрип. Боль, невыносимая, немыслимая, раздирала все тело, словно пронзала насквозь, и прежняя боль от раны в животе на этом фоне перестала ощущаться и даже словно забылась вовсе. Адельхайда выгнулась, не в силах издать ни звука и проклиная свою наработанную годами стойкость, из-за которой сознание упрямо не желало покидать умирающее тело.