Армейские письма к отцу
Шрифт:
Асе
Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях Как на питерских шлюхах учились когда-то любви Николай Харабаров, черниговский вор и мошенник При попытке к побегу был мною убит. Я до гроба запомню сутулую черную спину И над мушкой испуганный, скошенный глаз Я вернусь дорогая, сапоги надоевшие скину, Расстегну гимнастерку и спокойно скажу, наклонясь: «Посмотри, как таинственно листьев круженье Эту долгую зиму я не смог бы прожить не любя» Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях А потом, те кто были слабее, стреляли в себя [9] .9
Конечно, С. Д. никого никогда не убивал. Не говоря уж о том, что, судя по времени написания стихотворения — меньше чем через полмесяца после призыва, — оказаться в подобной ситуации просто не мог (так же как побывать на Колыме, о которой уже сочинил песенки). Но его художественная впечатлительность провоцировала на воображение подобных эффектных сцен — особенно в послании к женщине. Позже, в «Заповеднике», он напишет об этом романтическом методе сочинительства с иронией: герой повести, не успев добраться до места назначения, уже слагает стихи: «Любимая, я в Пушкинских Горах…»
Примечание: полосатиками называют заключенных лагерей особого режима за их полосатую одежду. Стих воспроизводит воображаемый издевательский разговор конвоира с полосатиком.
Ну как живете, полосатики? Какие папиросы курите? Ну как там ваши палисадники? Как ваши козы, ваши курицы? Как ваши деньги, ваши жемчуги? Как ваши девки, ваши женщины? Напротив лес, грибы и ягоды Гляди-ка здесь ограда, я да ты. Но помни, я стою до крайнего За жизнь держусь волчицей раненой Убью, на предпоследней мысли. Я был застенчивым…. при жизни. Я местный Авиценна С достоинством муллы Я мыл у офицеров Дощатые полы Я драил, стиснув зубы Я весь от пота взмок Я прочитал их судьбы По каблукам сапог Мне тайны их утробы Изгиб любой кишки Поведали подробно Зеленые плевки Я знал любую тайну Я знал любой секрет По длинным, по нахальным Окуркам сигарет Со мною щей не сваришь При помощи команд Нет. Я вам не товарищ Товарищ лейтенант.Асе
Вот и все, пришла пора прощаться
Будь благоразумной, не реви. Коль на то пошло, то оба мы причастны К радостям и подвигам любви Ты должна понять, что в этом мире Всем не суждено найти покой Часть идет дорогами прямыми Я вот, извини меня, такой. Это только грустная случайность То, что счастье в дверь мне постучалось.Еще одно.
Асе
Будь вокзал тот единственным в жизни вокзалом А перрон, как трибуна, последним твоим рубежом Я б пошел за тобой озорным скоморохом базарным Промышляя красивые вещи для тебя грабежом. Я баюкал ладони твои в своих огрубевших ладонях, И Варшавский вокзал был, как церковь, угрюм и суров. Жизнь моя лишь дорога, вернее погоня Мимо сонных улыбок влюбленных в тебя фраеров. Может песня моя прочих песен была незаметней Может сердце мое слишком громко стучит по ночам Все равно я доволен отслуженной мною обедней И одно остается, едри ее в душу, печаль. Я стоял на дощатом перроне, свисток паровозный, как выстрел. И слова, я поверил им этим последним словам И запомнил тот вечер, до последней отрывистой мысли И запомнил те руки, которым я след от кольца целовал.5
Донат!
Я получил от тебя прекрасное, назидательное письмо, вызвавшее общую зависть своей толщиной. У нас тех людей, которым приходят толстые письма, уважают гораздо больше и считают их более солидными.
Кроме того, я получил извещение насчет полупудовой посылки. Тебе за все спасибо.
Теперь с нетерпением буду ждать твоего отзыва о стихах. Когда я удостоверюсь, что письмо с ними дошло, я пошлю тебе еще штук 5.
Уеду, очевидно, числа 26 [10] . Так что последнее письмо можешь послать не позже 20-го.
У меня по-прежнему все в порядке. Получаю письма почти каждый день. Мама и Анька пишут очень трогательно. Иногда получаю на удивление добрые и товарищеские письма от супружницы.
Нечего писать, Донат.
Должен сообщить тебе одно удивившее меня наблюдение над собой. Дело в том, что я значительно больше скучаю здесь без вас с мамой и без моих товарищей, чем без дам. Я никак этого не ожидал.
10
Речь идет о местном перемещении.
И еще я понял, как я люблю Ленинград. Я никогда больше не уеду из этого города. Нас здесь много, ленинградцев. Иногда мы собираемся вместе и говорим о Ленинграде. Просто припоминаем разные места, магазины, кино и рестораны. Кроме того, ленинградцев очень легко отличить от других людей.
Нечего писать, Донат!
Я правду писал тебе, что все силы у меня уходят на то, чтобы наполнить оптимизмом письма к маме и Аньке (я имею в виду творческие силы).
Вот я тебе пошлю, пожалуй, вчерашний стишок. Часть стихов я не хочу тебе посылать, чтоб не напугать и чтобы не дали мне по шее, если прочтут случайно на почте. Вообще письма вскрывают крайне редко. Так что нет необходимости писать так: «Ксанка гордится, что ты охраняешь наши границы от вражеского нападения». Я сторожу «полосатиков», попросту говоря. Итак стишок:
Примечание: жмурами здесь называют покойников, от глагола зажмуриться. Дальше. Ропча и Зимка — это названия мест.
Посв. памяти Андрея Рябчуна
За осиновой рощей Яму рыли вчера Хоронили под Ропчей Молодого жмура. Были стройные залпы Визг надраенных труб Специфический запах Передержанный труп. Мы вернулись на Зимку Схоронив одного Вдруг приходит посылка Для него, для него. В ней зеленые груши Мать прислала Андрюше.Еще одно:
Прим.: Весляна — место.
Торчим под Весляной без супа Без чаю и табаку Лежишь на спине полсуток А после лежишь на боку И скука, проклятая скука Сильней с каждым днем и сильней Земля тоже вертится, сука! И нет порядка на ней.Ну, ладно. Кончаю на этом. Через недельку напишу еще. Не беспокойся, я в полном порядке. Привет Люсе и сестричке.