Армия генерала Власова 1944-1945
Шрифт:
Если бы Буняченко знал, почему Мищенко сразу выполнил требование Донахью и прекратил движение на власовцев, он горько бы пожалел о сдаче оружия. За период с 19 апреля по 9 мая 162-я танковая бригада потеряла 146 человек убитыми и ранеными, 18 танков «Т-34» сгоревшими и 5 подбитыми. К утру И мая в бригаде Мищенко насчитывалось всего 5 танков «Т-34», орудие 76-мм, 3 миномета 82-мм, 4 пулемета ДШК и 50-55 активных штыков, В бригаде не было бензина, обеспеченность ГСМ составляла 0,6 заправки, а боеприпасами- 0,8 боекомплекта. Имея такой потенциал, 162-я бригада рисковала оказаться буквально раздавленной любым из четырех пехотных власовских полков в кратчайший срок.
При необходимости власовская дивизия могла оказать серьезное сопротивление й всему 25-му танковому корпусу 13-й армии. В последние дни войны корпус генерал-майора
57-мм, 7 реактивных минометов, 15 минометов 120-мм и 44 миномета 82-мм, около 700 человек личного состава. Если бы Фоминых решил развязать боевые действия против власовской дивизии, оснащенной значительным количеством противотанковых средств, бронетехникой и превосходящей его корпус по артиллерии, нельзя с уверенностью сказать, каким бы оказался исход сражения. Но вечером 11 мая дивизия Буняченко ничем не могла оказать сопротивление, хотя бы для того, чтобы дороже продать собственную жизнь.
В тот же день группа офицеров от имени чинов дивизии составили открытое письмо правительствам США и Великобритании, в котором авторы попытались объяснить мотивацию поступков власовцев, цели и задачи КОБР, а также причины, по которым они оказались союзниками Германии. В отчаянии власовцы заявляли о своей готовности «предстать перед судом мировой общественности на открытом судебном процессе в любой стране мира, в любом составе суда, при любых обвинителях и защите». Заканчивалось письмо предупреждением о необходимости «защиты человечества от дальнейшего распространения большевизма».
Временный выигрыш, который приобрели власовцы ночью и утром 12 мая, оказался в непосредственной зависимости и еще от одного случайного стечения обстоятельств. После разоружения власовской дивизии штаб Буняченко расположился в пяти автомашинах примерно в 1 км севернее Лнарже. Вследствие неожиданного продвижения бронетехники 162-й танковой бригады Буняченко был вынужден постоянно перемещать дивизионный штаб, и в ночь с 11 на 12 мая командиры полков не могли с уверенностью определить его точное место расположения.
Командир 2-го полка подполковник В. П. Артемьев вместе с шофером и ординарцем около 21.00, е темноте, подъехал к деревне Гвождяны, пребывая в полной уверенности, что едет в штаб дивизии. Однако здесь он наткнулся па охранение 162-й бригады и, спасая жизнь, мгновенно выдач себя за парламентера из штаба Буняченко. Артемьева проводили к командиру бригады. Артемьев сообщил, что прибыл по поруче-
385 ч-х
нию командования для определения взаимоотношений между 162-й бригадой и 1-й пехотной дивизией. Со слов Артемьева, власовская дивизия насчитывала до 20 тыс. чинов, имеющих на вооружении все виды оружия вплоть до полевой артиллерии, и во «избежание вооруженных столкновений и ненужного кровопролития генерал Власов прислал его, чтобы установить образ действия и поведения советских и власовских войск, стоящих друг перед другом в полной боевой готовности».
Мищенко не мог предпринять никаких репрессивных действий по отношению к мнимому парламентеру. Утром 11 мая вДобржшие Мищенко представился неизвестный командир партизанского отряда, отрекомендовавшийся как «полковник Богун». «Богун» довел до сведения Мищенко, что в окрестностях района находится власовская дивизия «численностью до 11 тыс. человек, вооруженных винтовками, автоматами, пулеметами и полевой артиллерией». Кроме того, «Богун» передал в штаб бригады арестованного власовца «генерала Труханова». Мищенко не поверил «Богуну» и заподозрил в нем «начальника штаба Власова», а в «Труханове» - самого Власова.
Сопоставляя разные свидетельства и известный нам ход событий, можно с уверенностью сделать вывод о том, что «Богун» передал Мищенко подлинного начальника штаба влас обской армии, а выведенная в оперативном донесении фамилия «Труханов» - не что иное, как искаженная «Трухин». Личность «Богуна» остается менее понятной. Вероятно, под этим псевдонимом скрывался командир советской парашютной группы «Факел» Я. А. Козлов. Истинная роль и мера участия этого человека в майских событиях 1945 г. в Пражском районе и Южной Чехии становятся еще менее понятны в связи с публикацией С. А. Ауски фотографии «Богуна», стоящего рядом... с неизвестным офицером в форме Власове кого полковника (датирована 10 мая 1945 г., место съемки - Добржиш). По свидетельству
полковника В. В. Позднякова, «никогда ранее не известный полковник Богун» неожиданно объявился в качестве власовского офицера среди плененных американцами власовцев Южной группы в конце мая 1945 г. и даже якобы был кооптирован в члены КОНР (!).Но какова бы ни была роль «Богуна», Артемьев невольно подтвердил в разговоре с Мищенко его слова по поводу вооружения и численности дивизии. Прекрасно осознавая беспомощность перед притаившейся в нескольких километрах в темноте огромной дивизией власовцев, Мищенко растерялся при визите Артемьева и, выдержав «паузу», предложил ему явиться через два часа, объяснив это необходимостью «получить дополнительные указания».
Артемьев немедленно возвратился в полк, затем через два часа разыскал дивизионный штаб. К тому моменту к Буняченко уже приехали два представителя от полковника И. П. Мищенко, удивленного «исчезновением парламентера». Представители 162-й танковой бригады уговаривали Буняченко немедленно перевести дивизию в советскую зону, заявляли о полной амнистии всем чинам власовской армии и т.д, Единственным их условием стало требование немедленной сдачи оружия. Абсурдность происходящего была для Буняченко очевидна. Однако ему любой ценой было необходимо вы играть время до 10-12.00 12 мая - установленного срока начала переговоров с американцами о проходе дивизии в глубь их зональной территории и удержать 162-ю танковую бригаду от активных боевых действий против безоружной дивизии. По приказу Буняченко, Артемьев вновь поехал к Мищенко уже в сопровождении советских предстаете л ей с заданием любой ценой сохранить существовавшее положение до 12.00 12 мая и прибыл в бригаду к часу ночи.
Мищенко принял Артемьева радушно, «за накрытым столом на 12 персон». «Переговоры» закончились крайне быстро и сменились «дружеским» ужином с обильными возлияниями. По условиям «переговоров», власовская дивизия в 12.00 12 маЯ переходила в советскую зону и поступала в распоряжение полковника Мищенко со всем вооружением. За ужином Мищенко много пил, искренне восхищался «изменениями» на родине, военно-политическим талантом И. В. Сталина и окончанием воины. Б конце концов, к рассвету он «уговорил» Артемьсы1 перевести свой полк на советскую сторону, не дожидаясь об" Щей капитуляции. Обещал полное прощение, звание подкоР' 4;:^- 387
ника п прочие перспективы. Рано утром Артемьев уехал назад в дивизию, доложил Буняченко о результатах переговоров и вернулся в полк.
В этой невероятной истории, происшедшей в ночь с П на 12 мая, остается целый ряд необъяснимых эпизодов. Почему штаб 162-й танковой бригады не узнал о разоружении власовской Дивизии утром 11 мая американцами и, судя по донесениям, пребывал в столь преступном неведении целые сутки? Кто санкционировал <<переговоры» с власовцами? Почему Артемьев пропустил перемещение дивизионного штаба вечером 11 мая и почему, возвратившись в первый раз от Мищенко, он искал его почти два часа на маленькой межзональной территории? Почему Мищенко не проверил полномочий Артемьева? Наконец, самым любопытным представляется следующий вопрос: почему ни в показаниях Буняченко на следствии в Москве в 1945-1946 гг., ни в оперативных сводках и донесениях штабов и политотделов 162-й бригады и 25-го корпуса за май 1945 г. нет ни единого упоминания о факте «переговоров» и, тем более, о посылке к власовцам советских представителей? Если бы не дискуссия, развернувшаяся на страницах русской печати за рубежом спустя более 15 лет после происшедших событий, можно было бы вообще предположить, что подполковник В. П. Артемьев выдумал свою встречу с полковником И. П. Мищенко. Лишь в 1996 г. один из подчиненных Мищенко капитан М. И. Якушов подтвердил факт «безрезультатных» переговоров с власовцами в ночь с 11 на 12 мая.
Полковник Поздняков после войны гласно назвал в русской зарубежной печати факт «переговоров» и поступок Артемьева «грязным пятном». Один из бывших старших власов-ских офицеров обвинил Артемьева в стремлении спасти свою жизнь, а его действия объяснял желанием сдаться противнику с надеждой на облегчение собственной участи. В качестве одного из главных аргументов Поздняков приводил семилетнюю службу Артемьева в конвойных войсках ОГПУ-НКВД в 1933-1940 гг. Но Артемьева решительно взял под защиту А. Д. Архипов. Он убежденно оценил поведение Артемьева и Буняченко ночью 12 мая как «проявление исключительной находчивости