Артефакт острее бритвы

— Эй, Лучезар! Мы тут гадаем, чего это боярина в ученики не взяли! — решил для начала поглумиться надо мной Долян и — напрасно.

Я своего шанса не упустил и ударил в ответ по больному месту.

— Зато насчёт тебя, Долян, всё ясно! Ты ж мало того, что за трусость из школы вылетел и шваль свою за собой потянул, так ещё и нормальным босякам дорогу в ученики закрыл!

Новику и без того не терпелось пустить в ход кулаки, а тут его и вовсе подкинуло.

— Да ты…

Крепыш ринулся вперёд, но сразу же замер на месте и даже малость подался назад. Ну да — заполучить в брюхо пядь стали радости мало, а кому как не Новику знать, что я блефовать не расположен. И да — точно бы скальпелем пырнул, сомневаться и колебаться не стал.

Дальше ко мне подтянулись босяки, вслед за ними подошли Огнич и Зван. Даже Дарьян с койки поднялся. И расклад стал не таким уже паршивым.

Девятеро против семерых — это почти что на равных. А с учётом моего ножа на равных безо всяких «почти».

— Ты нам должен! — прорычал ухвативший суть моих слов Лоб. — Зассал на дуэли с дворянчиком пластаться, вот всех босяков трусами и выставил! Мы к торгашам в кабалу из-за тебя угодили!

Долян дураком не был и сразу сообразил, куда ветер дует. По итогам толковища он точно оказался бы должен решительно всем, поэтому пошёл ва-банк. Выдернул из-под рубахи болтавшийся на цепочке камушек, стиснул его в кулаке и прошипел:

— У меня здесь четверть таланта! Я сейчас от вас мокрого места не оставлю, уроды! — Меж его пальцев начало пробиваться оранжевое свечение, и предводитель школьных босяков оскалился. — Живо перо бросил!

Я вот так сразу с достойным ответом не нашёлся, а дальше от двери негромко прозвучало:

— Довольно!

Наставник Крас отлип от косяка, но и после этого повышать голоса не стал, как не попытался и надавить авторитетом.

— Здесь вам не школа! Устроите побоище, до конца жизни долги отрабатывать станете. Ваша жизнь, решайте сами.

Он вышел во двор, я спрятал нож, Долян убрал под рубаху наполненный небесной силой янтарный шарик. Вроде как краями разошлись. Пока. Надолго или нет — непонятно.

Ночь покажет.

Глава 5

11–4

Ужинали мы за столами под навесами вдоль одной из стен. Ели без аппетита, налегали на травяные отвары. Увы, всё выпитое, казалось, тут же выходило обратно с потом, и легче не становилось. Становилось лишь хуже.

Ощущал я себя собранной на скорую руку марионеткой, а Дарьян так и вовсе едва до койки добрёл. Подумалось, что с прожигом меридианов и формированием узлов мы откровенно поторопились, но нет, конечно же — нет. В столь бедной на энергию среде наши трофеи протухли бы не за день, так за седмицу. К тому же паршиво было не только мне с книжником — не лучшим образом чувствовали себя и остальные. Наставник Крас и тот потом обливался, словно в парной сидел, а не на открытом воздухе. И это ещё дневной жар спал, было лишь влажно и душно.

— Сегодняшняя ночь будет самой сложной! — во всеуслышание объявил умник-Пяст. — Дальше станет легче.

Станет, угу. Тем, кто до рассвета дотянет.

— Покараулю первое время, — предупредил я босяков.

Лоб кивнул.

— Ты давай это… того… Дремать начнёшь, меня буди, короче. Подменю. Не тяни до последнего.

— Договорились.

Мы заняли четыре двухъярусные кровати в одном из углов, уже перед самым отбоем туда подошли Огнич и Зван. Последнего аж потряхивало.

— Искорке не хватает небесной силы! — толковал он приятелю. — Она голодает! Ей плохо!

Фургонщик только хмурился и пожимал плечами. Я не утерпел и спросил:

— Искорка? Это что?

— Не что, а кто! — поджал губы Зван. — Это мой питомец. Паучиха.

— Она вылупилась уже, что ли? — удивился я.

— Нет, но я ощущаю её эмоции. У нас связь!

При этих словах Огнич страдальчески закатил глаза, но снисходительное благодушие вмиг оставило его, стоило только приятелю посмотреть в сторону Доляна.

— Четверть таланта — это прорва энергии, — сказал Зван, облизнув пересохшие губы. — Как думаете, он согласится дать чу-у-уть-чуть….

— И думать забудь! — резко бросил фургонщик. — Он тебя сразу наставнику сдаст! Мало того, что яйцо заберут, так ещё и за утаённые трофеи взгреют!

«Тебя и нас заодно», — мысленно продолжил я это высказывание, без труда разобравшись в причинах столь явственной обеспокоенности Огнича.

Зван с обречённым вздохом забрался на верхнюю койку и прижал к груди паучье яйцо, что-то ему зашептал.

— Странный он у вас, — отметил Лоб.

— Не без этого, — признал я.

Дальше скомандовали отбой, но погасили только половину светильников — в казарме сгустились тени, а о кромешном мраке речи не шло даже близко. Никто незаметно не подберётся. Лишь бы самому не задремать…

Улеглись все быстро, вскоре стихли и разговоры. Мало того, что вымотались в пути, так ещё и отсутствие небесной силы придавило. Но тихо не было: кто-то храпел, кто-то ворочался, а на улице вовсю стрекотали какие-то ночные поганцы вроде наших сверчков.

Я откинулся спиной на неровную стену и потянул в себя силу, но никакого отклика не получил. Сие обстоятельство ничуть не смутило, поскольку прекрасно знал, что и как нужно делать. Сначала повторил попытку, затем не просто открылся небесной силе, но ещё и подался к ней духом.

Раз-два! В себя и сам вовне! Раз-два!

Рубаха окончательно промокла от пота, пошла кругом голова, в потрохах заворочалась колючая боль.

Немного отдышавшись, я продолжил расшатывать решётку сковавших дух ограничений. Пусть и вымотался ещё быстрей прежнего, а вдобавок заработал мигрень и тошноту, но от задуманного не отказался.

Получилось раз, получится и теперь! Зря, что ли, наложенные на нижний уровень казематов чары перебарывал? Смогу, точно смогу! Всенепременно! Только бы абрис не развалился, а то от каждого усилия зачатки узлов туда-сюда гулять начинают, заставляя напрягаться только-только прожжённые меридианы.

Едва слышный чавкающий звук я поначалу принял за всхлип. Решил, что снова дурит Зван, и тут же заворочался спавший под тем Огнич. Он уселся на койке, провёл по волосам ладонью, и пальцы фургонщика влажно заблестели чем-то чёрным.

Кровь!

Он вскочил на ноги, я ухватил ампутационный нож, и тотчас на верхней койке мигнул сиреневый всполох, а миг спустя паук размером с кулак перенёсся на стену и шустро пополз к окну. Огнич резко махнул рукой, мелькнул серебристый росчерк, и сплетённая из волос лунного беса плеть щёлкнула, кончик угодил в мерзкую гадину и рассёк её надвое, будто острейший клинок.

«Ох и распсихуется Зван!» — подумалось мне, хоть и прекрасно отдавал себе отчёт в том, что пареньку сейчас точно не до погибшего питомца. Был бы жив!

Но нет — не свезло. Искристый паук сожрал печень Звана, откачать того не вышло. Когда подоспели к нему с Огничем, паренёк был уже мёртв.

Большую часть ночи провели во дворе казармы. Уж на что наставник Крас обычно был сдержан в выражении эмоций, но тут ревел белугой, беспрестанно изрыгая самые распоследние ругательства.