Артефакт острее бритвы
Шрифт:
— Симпатичные, — цыкнул зубом Лоб. — Нам таких в плавании очень не хватало.
— Поэтому их сразу сюда и перебросили, — решил я и повернулся к изумлённому до крайности книжнику. — Даря, это как вообще?
— Чтоб я знал! — честно сознался тот. — Какой-то секретный аркан, наверное.
— Странные они, — скривился Вьюн. — Себя ревнителями солнца называют, ни с кем не водятся. И зазнайки почище водоворотов. Хлебом не корми — дай пыль в глаза пустить!
Тут тайнознатец в соломенной шляпе хлопнул в ладоши и объявил:
— Подходи по одному!
Началась суета, к дядьке моментально выстроилась длиннющая очередь,
Вскоре все угомонились и перестали толкаться и пихаться локтями, вислоусый тайнознатец глянул на первого и назвал его по имени, после чего писарь отыскал нужную строчку в реестре и проставил там галочку. Так дальше и пошло. Неожиданность случилась лишь однажды, когда два юнца из школы Призрачных волков вдруг оказались барышнями. Одну поименовали Лаской, другую — Лиской.
Все зашушукались, а Лба так и подкинуло.
— Да как так-то?! — возмутился он. — Не было среди них девчонок!
Парочка прибившихся к босякам деревенских увальней уставилась друг на друга круглыми от удивления глазами.
— Мы же с Лисом на руках боролись! — выдал один.
— И он тебя переборол! — заржал другой.
Ну а там и до нас очередь дошла.
Огнич Сломанная подкова. Дарьян Мертвослов. Беляна Скатень.
Ну и я — Лучезар Серый.
Облегчать задачу тайнознатцу я не собирался и намеренно закрыл метку, вот только чужая воля легко проникла через искажения духа — показалось даже, будто дядька и не заметил моих потуг вовсе. То ли использовал какой-то специальный аркан, то ли так проявлялся его атрибут. Думать, что он просто превосходит меня на голову, не хотелось.
Большей части вновь прибывших предстояло остаться в форте и заселиться в казармы, но кое-кто сподобился и персональных назначений. Так в городскую больницу отослали всех учеников школ Багряных брызг и Мёртвой руки, а вместе с ними велели двигать и обескураженному таким поворотом Дарьяну.
— Увидимся! — отсалютовал я ему на прощание, но лишь этим неожиданности на сегодняшний день не закончились: Беляне велели отправляться в некий «Большой дом».
— Это что ещё? — насторожилась девчонка.
— Главная усадьба, милочка, — снизошёл до пояснений комендант гарнизона. — Будь любезна привести себя в порядок и одеться подобающим образом. Там замарашкам делать нечего.
Захотелось вырвать трость и переломить её ударом о голову, но пробковый шлем выглядел крепким, а я был сыт по горло заточением в четырёх стенах и к тому же намеревался позабыть о своём праве именоваться боярином из какого-то там рода, так что совладал с эмоциями и вызвался проводить девчонку на её новое место службы.
Но сначала — купальни. Отмывался долго и с немалым удовольствием, заодно простирнул одежду. Отжал, надел влажную, и та высохла даже раньше, чем отстоял очередь к цирюльнику. Мастер бритвы и ножниц оказался из числа стрельцов, но сбрил отросшую за время плавания щетину он мне без единого пореза, да и подстриг далеко не так ужасно, как того стоило ожидать. А там и Беляна появилась.
Пост на воротах мы миновали без
каких-либо вопросов со стороны караульных, разве что скучавший там молодой человек в форме и с револьвером в кобуре при виде Беляны так и подобрался. Выпятил грудь, попытался подкрутить жиденький ус. Откашлялся даже, привлекая внимание к такому бравому себе, но обратиться напрямую к барышне не решился.Всё же не офицер, а приданный в усиление служивым тайнознатец.
— Как погляжу, тут у тебя от кавалеров отбоя не будет, — отметил я с некоторым даже раздражением.
— Это плохо? — лукаво глянула в ответ черноволосая пигалица и рассмеялась. — Да ты никак ревнуешь!
Но нет, дело было отнюдь не в ревности. Просто я уже чуял скорые неприятности.
Что моё — то моё, всё так. Только моё ли?
— И барышень тут не так уж и мало! — отметила Беляна, не дождавшись никакой реакции на свои слова. — Да ты сам погляди!
Мимо, разбрызгивая колёсами грязь и расплёскивая лужи, проехал экипаж с двумя разряженными красотками, дальше попалась навстречу дама с солнечным зонтиком, за которой следовала парочка крепких охранников. Ещё куда-то со смехом пробежали молоденькие девчонки — судя по небогатым нарядам чьи-то служанки. Попадались на глаза и женщины в возрасте. Вроде как самый обычный город, а не поселение у чёрта на куличках.
Правда, приходилось прилагать немало усилий, дабы не глазеть на антиподов, встречавшихся почти столь же часто, как и выходцы из Поднебесья. Одни отличались смуглой чуть красноватого оттенка кожей, чёрными как смоль волосами и орлиными профилями, другие были куда темнее или даже чернее с жёсткими кудряшками, широкими губами и носами. Первые держались уверенно, на шеях вторых я обычно примечал ошейники.
Рабы и рабыни?!
Но как же постулат, будто свобода превыше всего?
Меня передёрнуло. Дикость какая-то, право слово!
— И куда это ты пялишься? — спросила вдруг Беляна, ткнув меня под рёбра своим острым кулачком.
Пялился я на двух краснокожих девиц, чьи лёгкие платьица буквально струились, позволяя разглядеть очертания стройных тел, вот и пробурчал:
— Уже даже поглядеть нельзя!
— Тебе меня мало, — изогнула бровь Беляна, — что ты на гулящих девок заглядываться стал?
Я нахмурился.
— Помнишь, ты Заряне о последствиях чрезмерно длительного воздержания говорила? Почти два месяца — это как: уже слишком долго или ещё не очень? Может смягчающим обстоятельством послужить?
— Вот ты хитрый! — заулыбалась девчонка. — Хоть сейчас в судейские крючкотворы бери!
Я окинул пристальным взглядом улицу, застроенную двухэтажными каменными особняками, и предложил:
— Может, комнату снимем?
— В номера меня вести собрался?
— Ты против?
Беляна покачала головой.
— Мне до обеда на новом месте устроиться нужно и в форт вернуться.
— Времени — море!
Но нет, на самом деле то уже начинало поджимать, так что постельные утехи пришлось отложить самое меньшее до вечера. Спросив дорогу раз и другой, мы срезали через глухой переулок и вывернули на тенистую аллею, по которой и добрались до главной усадьбы. Перед особняком в три этажа высотой с колоннами и барельефами был разбит небольшой сад с пальмами и мраморной чашей фонтана; струя воды разлеталась на брызги и падала на мастерски высеченную статую обнажённой купальщицы.