Ашу Сирай
Шрифт:
— Небесный отец опустит свой щит на пол-локтя прежде, чем мы достигнем берега, — ответила она. — Но земля под ногами наших лошадей суха, как камень, а тропа неровная и избита. Она не похожа на дорогу, излюбленную путниками, сын мой.
Джастер согласно кивал, слушая ответ.
— Так и должно быть. Это караванная тропа, которая ведёт к мосту на тот берег Белой реки, — сказал он. — Пойдём по ней, перейдём мост и окажемся в стране Яниги.
— Ты уверен? — Я недоверчиво посмотрела на дорогу, которую он выбрал. — Это не похоже на дорогу для каравана, сплошные кочки, ямы и камни. Здесь даже
— Поэтому телеги здесь и не ездят, — усмехнулся в ответ Джастер, беря в руки посох и поднимаясь на ноги. — Они остаются на той стороне. Когда ты увидишь мост, то поймёшь сама. Мы заночуем недалеко от него.
До самого вечера Шут больше не разговаривал. Бахира привычно ехала впереди и тоже молчала, а я опять замыкала наш отряд и поговорить могла только с мулом, идущим в поводу следом за Ласточкой.
Но говорить не хотелось. Небо стало пасмурным, хотя не капало, но настроение и без того было испорчено. Как я не старалась, но не могла выкинуть из головы скорбное лицо Джастера и то, как Бахира, совершенно по-матерински, утешала его.
Мой мир, не успев утвердиться в открывшихся истинах, снова перевернулся.
Машнун-Мают, Безумная Смерть, Безликий Ашу Сирай вовсе не был настолько хладнокровным убийцей, как я думала до сих пор. Сколько раз я удивлялась его словам и поступкам, когда он всего лишь пугал других людей, даже разбойников, хотя легко мог убить их?
Теперь я получила ответ на эту загадку. После битвы на берегах Раймадана Джастер не хотел убивать. Даже разбойников он щадил, когда мог. Руки он марать не хочет, как же… Чистоплюй…
Хочу ли я увидеть реки крови…
Нет, спасибо, мне Гнилушки хватило. Даже вспоминать не хочу.
Сколько я убила своими руками…
Ни одного. Ни одного человека я не убила сама. Моё проклятие не в счёт, Джастер прав. Тогда я была глупой и перепуганной до смерти ведьмой, которая от страха ничего не соображала и хотела только одного: покарать насильников. Я не отдавала себе отчёта в том, что говорю, и какие последствия будут от моих слов.
А вот Джастер всегда знал, что делал. Он сначала пугал и предупреждал, и только потом убивал, но уже без жалости и без пощады.
Сколько умерло у меня на руках…
Тоже ни одного. А вот у Джастера… Я вдруг вспомнила, как он колдовал, спасая бездыханную Фелисию, как выносил ребятишек из сгоревших домов в Чернецах, и наверняка тоже колдовал, возвращая им жизнь и наплевав на опасность быть обнаруженным трёхглазым чудищем. Он не хотел, чтобы дети умерли у него на руках, потому что знал, как это бывает.
«…это было важнее…»
Чужая жизнь для него важнее собственной.
'- Они исполнили свой долг…
— Но какой ценой…'
Какой, Джастер? Что там произошло, что сам Ашу Сирай, безжалостно расправляющийся с разбойниками, до их пор не может это забыть?!
Сколько друзей я похоронила…
" — Кто тебя так назвал?
— Один давний друг…'
«Друг у меня был из домэров…»
Я вздрогнула, представив как это должно быть страшно — когда у тебя на руках умирает дорогой для тебя человек, а ты ничего не можешь сделать, даже будь ты хоть трижды Взывающим Тёмноокого,
потому что каждая жизнь однажды заканчивается. И тебе остаётся только похоронить того, кто был тебе другом и близким человеком.«Никогда не прощу за своего отца и своего мужа…»
Бахира тоже пережила подобное. И не только она.
«Моя девочка была чёрненькая…»
«Отец?.. Матушка?…»
«Как нету Чернецов? У меня там сестра…»
Я никогда не хоронила ни друзей, ни родных. И даже не представляла, как это тяжело. Великие Боги, да я даже за Джастера не особо переживала, когда он умирал на поляне от моего кинжала! Только о себе и думала, самовлюблённая девчонка…
Что важного я теряла в жизни, да? Х-ха…
Я покачала головой, отвечая сама себе.
Ничего я не теряла, кроме своего самомнения, гордыни и глупости. Эрдорик потерял жену и дочь. Абрациус — любимую, Михай — родителей и всю свою деревню. Бахира — отца и мужа.
Джастер…
Он потерял всё, кроме жизни. И даже её он был готов отдать за других. Потому что…
Поставил на кон больше, чем жизнь. И зрение было лишь незначительной частью этой неведомой ставки.
Да как вообще можно жить с таким грузом?! Как можно улыбаться, шутить, радоваться жизни, изображать дурачка госпожи ведьмы и петь похабные песенки, когда на душе такие раны?! Откуда он находил в себе силы…
А ведь ещё была женщина, которая его отвергла. И об этой ране он молчал также упрямо, как обо всех остальных.
Ох, Янига-Янига… Какой самонадеянной и глупой я была, когда решила что смогу легко и просто исцелить его сердце!
Но что же случилось тогда, много лет назад, на берегах Раймадана, что Джастер до сих пор не может это забыть? За что его прозвали Безумной Смертью?
Широкие плечи, скрытые плащом, даже не дрогнули от моего взгляда. Шут ехал впереди, но мыслями наверняка снова был где-то там, в прошлом, о котором я ничего не знала, но хотела узнать.
Не только ради него, но и ради себя.
Место для ночлега Бахира стала искать, когда солнце своим краем почти касалось макушек холмов. Караванная тропа пересекала узкие ручейки, петляла между каменистых склонов, поросших густым кустарником с мелкими жёсткими листьями, и невысоким разнотравьем. Все растения были мне незнакомы, но спрашивать у Джастера, есть ли среди них полезные для моих зелий, я не решилась. А он сам явно был занят совсем другими мыслями.
Лагерь мы разбили в стороне от дороги, укрывшись от поднявшегося ветра за склоном холма. Дождь так и не пошёл, хотя небо оставалось затянутым тучами. Глядя на них, я вспомнила грозу, которую вызвал Шут, когда мы впервые с ним поругались.
Значит, с обеда его настроение ничуть не улучшилось…
Пока я собирала хворост для костра, Бахира стреножила лошадей и мула, а затем мы с ней принесли воды. Джастер сидел у огня, обняв колени. В лунных зрачках плясали отблески пламени. Время от времени длинные пальцы вздрагивали, и мне казалось, что Джастер очень хотел бы сейчас снова вырезать игрушки из веточек…
Короткий ужин прошёл в молчании. У Шута явно не было настроения разговаривать, и после еды он сразу лёг спать, завернувшись в свой плащ.