Аспект белее смерти

Пустое!

Прежде чем успел отшвырнуть утопца приказом, энергия испарилась, исчезнув неведомо куда. Одновременно глаза дохлого скрипача засветились самую малость ярче, и стало ясно, что он не просто душит меня, но ещё и вытягивает саму жизнь!

Вспомнилась иссушённая плоть бродяги, и душу острой болью резанула тоска, а в следующий миг она обернулась лютой злобой. Приступом бешенства даже!

Я чужого не беру, но что моё, то моё! Не отдам!

И я рванул обратно то, что искренне полагал своим! Рванул, забрал, впитал, разогнал по телу! Восполнил утраченную жизненную силу и даже остался в прибытке!

На этом и погорел.

Единственного многажды отработанного усилия оказалось достаточно, чтобы превозмочь волю утопца, и я вырвал из него всю энергию разом. Вырвал и втянул в себя. А выплеснуть вовне уже не смог.

Попытался — и никак.

Слишком большой кусок откусил. Подавился.

Меня жгло и морозило, сознание затопила молочная белизна, во всём мире не осталось никаких красок, одно только их отсутствие. Руки и ноги свело судорогой, но как-то совладал с ними, спихнул с себя обмякшее тело мёртвого скрипача и попытался упорядочить бившуюся внутри силу, дабы вытолкнуть ту прочь, вот только проще было обуздать девятибалльный шторм. Всего жгло и трясло, а стоило лишь подняться с земли, стало ещё хуже.

Качнуться вперёд, шагнуть, выкинуть руку!

Толчок!

С пальцев полетели искры, кисть словно под кузнечный молот угодила, а волосы встали дыбом, но вышвырнуть из себя энергию не вышло. Стылая белизна продолжила бушевать внутри, попутно изменяя меня и перекраивая по собственному усмотрению. Убивая.

Кожу жгло всё сильнее и сильнее, я будто бы даже начал запекаться, но не сдался и побрёл прочь через мертвенно-белый мир. От ясного осознания того, что допрыгался и пропал, хотелось сжаться в клубочек и заплакать-завыть, но вместо этого упорно пробирался к знакомой промоине, на дне которой бил ледяной ключ.

Не упал, не провалился в топь. Дошёл. А как дошёл, так сразу и плюхнулся с брёвнышка в прозрачное оконце воды, ухнул в неё с головой.

А-ах! Честный холод вмиг перекрыл противоестественную стылость, вода забурлила и начала вымывать из меня излишки энергии, это словно открыло неведомый шлюз. Я ухватился за болезненно-тянущее ощущение, с которым утекала прочь небесная сила, напрягся и одним решительным толчком выплеснул из себя всю её разом!

Смог!

Когда вынырнул, вцепился в брёвнышко и выполз из бешено бурлившей воды, мир так и продолжил оставаться мертвенно-белым. Никаких цветов, никаких красок. Одни только силуэты.

Но — живой. Больше не запекаюсь изнутри, не корчусь в судорогах, не задыхаюсь.

И — никакой стылости!

Выкрутился!

Даже не ошпарился: вода в промоине хоть и бурлила, но по-прежнему оставалась ледяной. У меня от холода зуб на зуб не попадал.

Я скорчился, обхватил себя руками и зажмурился, а когда вновь открыл глаза, в мир вернулась серость и даже появились намёки на отдельные блеклые полутона.

Очухался!

Я с облегчением перевёл дух и тут же напрягся вновь, вспомнив скрипача.

А ну как он тоже очухался?

Идти на островок не хотелось до скрежета зубовного, но я не мог позволить себе терзаться неизвестностью, мне нужно было знать наверняка. Пришлось перебороть страх и вернуться.

Дохлый скрипач никуда не делся. Лежал и вонял.

Не иначе попытался добраться до Гнилого дома и увяз в трясине или провалился в яму, а в тело вселился приблудный дух. Искали одержимого, а безобразничал утопец. Немудрено, что не нашли.

И что с ним теперь делать?

Только задумался об этом и сразу понял: утопить в яме поглубже. Утопить, и как не бывало. Но не сейчас. Сейчас на это попросту не осталось сил.

Солнце пряталось за плотными облаками, и даже так, даже несмотря на мокрую одежду, холод постепенно отступал, а на смену ему приходила боль. Сначала загорелась огнём передавленная пальцами утопца шея, потом заломило всё остальное. До Гнилого дома еле добрёл. Всю дорогу шатался и едва не падал. И мотало не только из-за слабости, я оказался вынужден ещё и проталкивать себя через ставший вдруг очень уж неподатливым мир.

По лестнице чуть ли не на четвереньках поднимался, а вот уже там, прежде чем постучать в дверь, выпрямился и растянул губы в улыбке.

— Серый, что стряслось?! — охнула открывшая мне Рыжуля.

Язык еле ворочался, но я всё же выдавил из себя:

— Пр-ровалился!

И больше уже ничего объяснять не стал, забрался на чердак. В своей каморке скинул мокрые обноски, натянул сухие штаны и рубаху, закутался в одеяло и завалился на гамак.

Захотелось уснуть и хоть ненадолго обо всём позабыть, но стоило только смежить веки и кругом всё сделалось белым-бело. Виски и затылок заломило, стало трудно дышать. Поморгал — вроде полегчало. Правда, начали ныть глаза.

Заглянула в каморку Рыжуля, приложила ко лбу прохладную ладошку и сказала:

— У тебя жар!

— Ерунда! — сипло выдохнул я, но девчонку этим не убедил.

Вскоре она вернулась с кружкой травяного настоя, я разобрал аромат мяты и мёда и влил в себя питьё до последней капли. Моментально пробил пот, поутихла ломота, да ещё Рыжуля взялась легонько раскачивать гамак и что-то негромко запела, будто младенчика убаюкивала.

Мне было паршивей некуда, и пусть я терпеть не мог выказывать слабость, сейчас взял девчонку за руку и прохрипел:

— Не уходи!

— Не уйду, — пообещала та.

— Никогда?

— Никогда-никогда.

Жаль только последние фразы пригрезились уже в бреду. Уснул-то я в один миг. И не уснул даже, а попросту провалился в беспамятство.

Глава 19

5–1

И так же разом проснулся. Не проснулся даже — очнулся.

В голове всего две мысли: «Горан Осьмой» и «шесть вечера»!

Опоздаю — лихо придётся!

Я откинул одеяло, соскочил с гамака, и сразу закружилась голова, а с пальцев сорвалось несколько белых искорок. Волосы встали дыбом, насилу пригладил их ладонью, на неё ещё и поплевать пришлось.

Ну что за напасть!

Но в остальном самочувствие никаких неприятных сюрпризов не преподнесло, поэтому я натянул самую приличную свою одёжку, нахлобучил на голову картуз и спустился с чердака, не забыв прихватить и ботинки.

— Плакса! — прохрипел я. — Сколько времени?

— Пять недавно пробило! — пискнула в ответ малявка.

Рыжуля обернулась и упёрла руки в боки.

— Ты куда это собрался?! — возмутилась она. — Ну-ка, давай обратно! У тебя жар!

Слова драли глотку металлической щёткой, улыбнулся я через силу.