Ассистент
Шрифт:
Эх, да что там говорить — цивилизация!
— Где мы, красавица? — спросил я жену.
Она слушала зазывалу с брезгливой усмешкой.
Повернулась ко мне и, не меняя выражения лица, ответила:
— Мы в Нижнем мире, в Преисподней.
— Где?
Я подскочил с шезлонга как ошпаренный. Я был не столько удивлен, сколько возмущен циничным поклепом.
— Ты с ума сошла! Это же Рай!
— Во-первых, представление о загробном мире у азиатских шаманистов не совпадает с представлениями о нем у буддистов и христиан. Верхний и Нижний миры — не Ад и Рай, а иные реальности, куда души человека переселяются после смерти.
— И воздастся каждому по
— Со временем узнаешь.
Опять! Опять она о каком-то времени, в котором случится для меня момент истины. Не желаю я ждать! Впрочем, моего мнения она не спросила, продолжила:
— Я предлагаю прогулку по острову. Посмотришь, освоишься, мы ведь для этого сюда и перенеслись. Мне надо переодеться, я в номер, вернусь минут через сорок, не скучай!
И она пошла, поигрывая бедрами, ставя голые ступни, будто на подиуме на каблуках… Хороша, зараза…
Проводив ее взглядом, я перевел его в пространство у бассейна и понял, что с уходом жены ничего не потерял. Здесь не было дурнушек с плоским задом и грудью, как пара прыщиков. Особи женского пола, все до одной, имели в пользовании тела с умопомрачительными, роскошными фигурами. Половина была топлес, другая обнажена полностью. Белые, черные, красные, желтые — всех рас и народов, они загорали, ничуть не стыдясь, под жарким, почти тропическим солнцем Восточной Сибири.
После смерти я хотел бы перенестись в подобный Ад. Мне здесь нравилось.
Мое присутствие не осталось незамеченным. Расположившаяся в двух шагах компания из семи чернокожих женщин, одна лучше другой… Не так — ни одна не хуже другой, все суперкрасавицы! Они, всех оттенков черного цвета, откровенно строили мне глазки, они…
— Андрей, иди к нам! — позвала одна из них, с телом Венеры Милосской, но с руками и без складок черного мрамора на животе.
— Посмотри на меня! — воскликнула другая, черная как смоль, с кожей блестящей и гладкой.
— И на меня! — Третья была с азиатским разрезом глаз, но тоже темнокожей, с тысячью тонких косичек.
— И я не хуже!
— И я!
— Отдай нам Собаку и Барана, — предложила первая, — и бери нас всех! Мы — твои!
Я увидел поодаль Нойона-полуволка и Барана, череп которого нашел на заброшенной ферме. Баран стоял, опустив голову рогами к веселым девчонкам, полуволк, глядя на них же, рычал.
Зачем мне они, такие тупые? Пусть девочки их забирают, не жалко!
Перед глазами плыло, туман словно застилал разум. Я шагнул к женщинам, вытянув руки, как голливудский зомби, как недавно шел на зов очаровательной мертвой Катерины… Муу Шубуун! Я как в стену уперся. Дважды в сутки наступать на одни грабли, это слишком, даже для такого придурка, как я. И еще понял — сейчас не поможет никто. Для того жена и ушла, чтобы меня испытать. Я вспомнил, как мой предок, Михаил Татаринов, говорил, дескать, в Верхнем мире одежда не нужна. В Нижнем, вероятно, тоже. Значит, переодевание жены — отговорка, и она специально оставила меня наедине с этими чернокожими бабами.
Я потер лоб, потряс головой, и словно пелена упала с разума и глаз. Они, все семеро, были не женщинами, нет. Они были безобразными монстрами с множеством дефектов внешности. Я посмотрел по сторонам — остальные не лучше, сплошные старухи с уродливыми фигурами и лицами. Почему я этого не увидел сразу?
А тут и женушка моя коварная подошла. Ее внешность тоже изменилась, но не настолько, чтобы я ее не узнал. Европейские черты пропали с лица, вот, собственно, и все. Такой экзотичной она мне даже больше нравилась.
— Ты видишь
третьим глазом то, что есть на самом деле. Только он рассеивает морок и дает настоящее видение.Монстры мгновенно потеряли ко мне интерес, отвернулись, будто мы незнакомы.
— Кто они? — спросил я.
— Семь дочерей Эрлен-хана, Владыки Мертвых. В заклинаниях их описывают так:
Без коленных чашечек, изгибающиеся.
Без штанов, голозадые.
С лицами, черными как сажа.
С черными курчавыми волосами.
С косами завитыми.
Бесстыдные, насмешливые,
С лонами, как земная трещина,
С грудями, как холмики,
Задницами виляющие,
Грудями болтающие,
Семь черных, равных дочерей Эрлен-хана!
Они живут вместе, определенных занятий не имеют, время проводят в праздности и любовных играх, часто друг с другом. Когда шаман во время камлания проходит мимо них, они, наведя на него морок, завлекают на свое ложе. Если шаман поддается их чарам, он навсегда остается в их мужском гареме Царства Мертвых.
— Значит, вот что меня ожидало, если бы…
Я не договорил, а она взяла меня под руку.
— Ладно, давай прогуляемся.
Мы шли по направлению к Байкалу, и все теперь выглядело иначе. Солнце светило не столь уж ярко, я мог на него смотреть и видеть, что диск его ущербен, как луна в последней фазе перед новолунием.
Строения выглядели заброшенными, нежилыми и полуразвалившимися. То, что я принял за фешенебельные отели, — в том числе.
Стволы у берез были черными, листва — грязно-бурой. Хвоя сосен и трава — того же цвета. Все вокруг было каким-то ущербным. Мне показалось, я знаю причину.
— Я где-то слышал, что когда на буддийском Востоке строили в старину храм или дворец, один угол оставляли неоштукатуренным и грязным, дабы подчеркнуть несовершенство мироздания.
— Здесь другое. Все, что ты видишь вокруг, — мертво и, соответственно, ущербно. В Царстве Мертвых нет ничего живого. Если сюда случайно попадает человек Срединного мира, он воспринимается аборигенами как злой дух, приносящий болезни и несчастья. Его изгоняет назад местный шаман, и там незваный пришелец умирает. Никто не способен побывать здесь и жить дальше.
— Я тоже умру?
— Ты попал сюда не физически. Твое тело спит на полу заброшенного дома, а душа имеет ту же сущность, что у жителей Преисподней или Небес. Тебе ничего не угрожает. Ты вернешься назад, когда проснешься, и ничего не забудешь, вот что важно.
Мы вышли к Байкалу.
На растяжке между дощатым сортиром и павильоном, торгующим прокисшим пивом, я прочел черным по белому:
«Байкалу — нет! Трубе — да!»
Смердело непонятно откуда. Отовсюду.
В двух шагах от линии прибоя с севера на юг и от горизонта до горизонта тянулась ржавая труба метрового диаметра.
Волны выметали на грязный берег пластиковые бутылки, презервативы, полуразложившиеся трупики чаек и байкальской нерпы.
На воде, покачиваясь в нефтяных пятнах, пузом кверху плавал дохлый омуль.
— Это Байкал? — спросил я с ужасом.
— Да, — ответила моя мистическая жена. — Это мертвый Байкал.
ГЛАВА 24
Самодеятельный диагноз
Проснулся, будто воскрес. Так оно и есть. Я же из Царства Мертвых вернулся. И кто я теперь? Восставший из Ада-2? Нет, эту цифру Голливуд, кажется, уже использовал. «33», вероятно. Началось все со дня рождения в Иркутске, продолжается на Ольхоне, причем все в более и более извращенной форме.