Астарта. Предназначение. Книга 3

Сначала он был слабым, почти неуловимым, как легкий привкус на краю сознания. Но с каждой секундой становился все сильнее, плотнее, тяжелее. Он обжигал ноздри, заполнял легкие, словно густой, едкий дым. Это была гниль. Тяжелая, мерзкая, словно само время разлагалось и источало свой зловонный дух. Запах проникал повсюду, отравляя воздух, холодя кровь до самого сердца.

Слабость накатывала волнами, будто я тонула в вязкой трясине, а подступившая тошнота заставила меня лишь крепче сжать пальцы на хвосте Шелли, пытаясь удержаться на грани сознания.

Шелли продолжала нестись вперед, не сбавляя скорости, но вдруг все резко остановилось. Настолько внезапно, что я едва не вылетела вперед. Хватка ее хвоста ослабла, и я, потеряв равновесие, рухнула на землю. Колени подогнулись, ноги отказывались слушаться, но я успела ухватиться за ближайший куст, чтобы не упасть лицом в землю.

Передо мной стояла Шелли. Ее огромная змеиная фигура словно дрожала, а затем начала медленно уменьшаться. Она обернулась, вновь приняв человеческий облик. Но это была не та уверенная и сильная Шелли, которую я знала. Ее плечи казались хрупкими, а лицо — смертельно бледным, почти серым. Она тяжело оперлась на ближайшее дерево, ее дыхание было рваным, словно каждое движение давалось с невероятным трудом.

Я вгляделась в ее глаза — в них блестело напряжение, почти страх.

— Мы в опасности, — тихо сказала она, будто голос мог привлечь нежеланных гостей. — Я бегу по кругу. От них не скрыться...

Ее слова упали, как камень в воду, и волны от этого удара разошлись по моему сознанию, оставляя за собой холодный, липкий страх. Холодные мурашки пробежали по коже, словно предупреждение. Сердце колотилось, как бешеное, голова кружилась, а все вокруг будто заволокло густым, удушливым туманом.

— Объясни толком, — едва выдавила я, но голос предательски дрожал, выдавая охватившую меня панику.

Шелли повернулась ко мне. Ее лицо было напряженным, взгляд — так сосредоточен, что я почувствовала, как внутри начинает закипать еще большая тревога.

— Падальщики, — прошептала она, словно это слово само по себе могло нас предать.

Едва звук сорвался с ее губ, она резко подалась ко мне, так близко, что я почувствовала ее холодное дыхание на своей коже. Оно было ледяным, как зимний ветер, и от него внутри все сжалось.

— Не шуми, — выдохнула она.

И в этот момент я заметила, как ее тело напряглось, словно струна. Затем — тишина. Неприятная, неестественная тишина. Я замерла, сердце гулко стучало в ушах. И тут меня пронзило осознание: Шелли больше не дышала. Ее грудь осталась неподвижной, будто ее онемевшее тело стало частью леса.

Неосознанно я задержала свое собственное дыхание, боясь нарушить эту странную, давящую паузу. Она прижала палец к моим губам, призывая к молчанию. Ее глаза были широко раскрыты, зрачки расширены до предела. В них читалась смесь страха, решимости и чего-то еще, чего я не могла понять.

Я старалась не издавать ни звука. Даже мое дыхание стало таким поверхностным, что казалось, его нет вовсе.

И тут где-то вдалеке раздался звук. Странный, неестественный, будто кто-то тащил по земле что-то огромное и тяжелое. Шорох, скрежет, глухие удары сливались в одно жуткое, невообразимое сочетание. От него по моей спине пробежал холод, а пальцы вцепились в землю, пытаясь найти хоть какую-то опору.

— Падальщики? — прошептала я так тихо, что сама едва различила звук своего голоса.

Шелли не ответила. Она лишь слегка прищурилась, устремив взгляд куда-то вперед, в густую тьму, откуда доносились эти звуки. Ее рука медленно, почти незаметно, потянулась к ближайшей ветке, словно собиралась что-то схватить.

Я почувствовала, как воздух вокруг нас изменился. Он стал густым, тяжелым, будто сам лес следил за нами. И в этом напряжении я вдруг поняла: мы не одни.

— Они не видят, но чувствуют, — выдохнула Шелли мне прямо в ухо, ее голос был настолько тихим, что я едва различила его. — Они идут на запах. Даже на страх.

Сердце сжалось в груди, как будто его сдавили ледяными пальцами. Конечно, на страх. И я была уверена, что излучаю его, как маяк в кромешной тьме. Казалось, этот липкий ужас струился с меня волнами, которые могли уловить даже те, кто никогда не жил.

Шелли, будто почувствовав мои мысли, посмотрела на меня. В ее глазах была строгая, почти болезненная сосредоточенность.

— Тихо, — прошептала она, ее дыхание касалось моей щеки, но было таким слабым, что казалось только призраком. — Они еще не близко. Но если ты дашь волю панике, мы обречены.

Я стиснула зубы, чувствуя, как внутри все кричит и рвется наружу. Адреналин бился в висках, но я заставила себя закрыть глаза. Если я сейчас поддамся, если позволю страху захватить меня, то все кончено. Нужно сосредоточиться. На ее словах. На дыхании. На хоть какой-то надежде.

Но звук… Он приближался. Медленно, неумолимо. Шорох становился все громче, словно кто-то раздвигал ветки кустов, осторожно, но с пугающей уверенностью. Этот звук был неправильным, чуждым, как будто нечто огромное и тяжелое пыталось двигаться так, чтобы его не заметили, но не могло скрыть своего присутствия.

Мурашки пробежали по моей коже. Холодные, как лед. Я открыла глаза и встретилась с взглядом Шелли. Она все еще смотрела на меня, но ее лицо стало еще более напряженным.

— Не думай о них, — ее голос был почти неслышным, но в нем звучал приказ. — Просто дыши. Медленно. И не двигайся.

Просто дышать. Просто не двигаться. Легко сказать. Но как это сделать, когда страх сковывает тело, а каждое движение кажется предательством? Я старалась. Старалась не думать о том, что где-то там, в темноте, бродят существа, которых я не вижу, но чувствую. Их присутствие было осязаемым, как тень, нависшая надо мной.

Воздух вокруг стал тяжелым и густым, как будто лес решил нас поглотить. Он проникал в легкие, но не приносил облегчения. Я уже не дышала — скорее, хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег. Ужас заполнял меня, разливаясь по венам, как яд. От него казалось, что я становлюсь слабее, что тело вот-вот предаст меня.

И вдруг это произошло. Что-то изменилось.

Лес, казалось, замер. Полностью. Даже малейшие шорохи, которые всегда сопровождали жизнь природы, исчезли. Исчезли настолько внезапно, что тишина ударила по ушам, как громкий звук. Словно невидимая завеса опустилась на нас. Воздух больше не казался привычным — он был плотным, вязким, почти осязаемым, как будто мы находились внутри чего-то живого. Внутри чего-то, что наблюдало, выжидало.