Атавизм

– Что ж ты делаешь, Мара! – зашипел он, косясь на Пчельника. – Разве так можно! Мы же не на курорте!

– Отчего же, – хмыкнул Пчельник, – у меня тут почитай курорт и есть! Цветочки, травка, воздух, опять же! Не кипятись, паря, ничего с ней не случилось!

Он упер руки в бока и оглядев наше помятое сборище, гаркнул, как заправский воевода:

– Ну что, орлы?! Пожрать и помыться?!

– Неплохо бы… – протянул Фатти, нерешительно улыбаясь.

Таго осадил его холодным взглядом, и повернулся к Пчельнику, глядя на него прямо и даже вызывающе.

– Уважаемый господин, мы очень Вам благодарны, за спасение нашего друга, но Вы должны знать, что нам нечем платить за ваше гостеприимство.

– Экий ты ершистый, все же! – оборвал его Пчельник. – Ладушки, гостюйте так. Да не тушуйтесь, коли захочу, могу кормить вашу ораву хоть сто лет. Имею средства, покуда имею хотение! – он хохотнул.

Таго глянул на него исподлобья, но промолчал.

– Двигай, за мной! – приказал хозяин, и развернувшись, направился через поляну к белеющей неподалеку стене здания.

В ответ на красноречиво-вопросительные взгляды, я только пожала плечами, и направилась за Пчельником. Компания молча потянулась за мной. Достигнув белой и гладкой, словно пластик, стены, Пчельник пнул ее ногой и гаркнул:

– Открывай, старуха!

На стене вдруг появилась тонкая щелка, обрисовавшая широкий дверной проем.

Щель быстро расширилась, и кусок стены с тихим свистом отошел в сторону, являя нам внутренности престранного помещения. Это походило на какую-то безумную помесь охотничьего бунгало и музея современного искусства: огромный зал без окон и дверей, был перегорожен узкими стенками и стеллажами, доходившими до мягко светившегося потолка. Вдоль стен стояло и лежало множество всевозможных штуковин, напоминающих то-ли, пьяный бред электронщика, то-ли, мечту киберпанка. Вперемешку с чудесами техники, было развешено старинное холодное оружие, тут и там стояли чучела диких зверей, с рогатых черепов, прибитых на стены, свисали колчаны и кинжалы, огромный черный медведь держал в лапах штуковину, весьма похожую на тяжелый бластер из фантастического боевика. Мы нерешительно топтались на пороге, а хозяин прошел чуть вперед, и снова позвал:

– Старуха! Шустрее, милая, гости у нас!

Что-то застрекотало, и издали донеслось металлическое цоканье. Звук приближался, и вот, из-за поворота показалось диковинное создание: это был огромный блестящий муравей, бежал он на четырех лапах, приподняв головогрудь, подобно кентавру. Трехпалые передние лапы сжимали поднос с графином и стопками. Создание высоко несло безглазую гладкую голову, на которой быстро вертелись коротенькие антенны.

– А, вот молодец! Это правильно!

Пчельник подошел к застывшему в полной неподвижности существу, принял графин, и откупорив его, разлил по стопкам янтарную жидкость.

– Ну, за знакомство! – он поднял стопку и первым опрокинул ее в рот.

Мы последовали его примеру, с осторожностью глотая обжигающий напиток. Это была медовая водка. Пчельник крякнул, обтирая усы и бороду.

– В этом году – знатная! – сказал он, поворачиваясь к муравью-переростку. Сквозь блестящее покрытие на голове гигантского насекомого проступили цветные пятна.

– Да-да, – сказал хозяин, – уж будь ласкова!

Муравей развернулся, и проворно понесся вглубь помещения, ловко лавируя между нагромождением трофеев и агрегатов. Фатти издал звук безмерного удивления.

– Это живое существо, или робот? – спросила я.

Попытка блеснуть эрудицией не удалась. Пчельник расхохотался.

– Все то вы знаете, все-то у вас по полочкам! Этот – живой, а этот вовсе – робот! А вот поди ты, не все так просто! – он со значением посмотрел на меня. – Я сам не ведаю, кто это! Почитай три тыщщи лет эта тварь со мной проживает, а я до се и не прознал, кто, или что она. Я ее Старухой величаю. Пьет спирт, и выделяет воду. Каждый месяц два часа сидит в камере с метаном, это газ такой, – пояснил он, глядя на Миррир. – Все понимает. Любит работать, все, что не накажешь – исполняет в точности. Никогда не спит. Пошли!

Пчельник жестом пригласил нас за собой, внутрь таинственного здания. Пробираясь вдоль бесконечных стеллажей, он продолжал говорить:

– Так вот, один раз Старушка моя повредила заднюю лапу – картонтог упал на нее, а это, почитай двести пудов! Лапу придавил, пока я измыслил, как его поднять, Старуха возьми, да и оторви ногу напрочь! Вот так, сама взяла, да и оторвала! Пошла в свой уголок, там, за обогрейкой, – он махнул рукой, куда-то влево, – просидела часа полтора, а потом снова появилась, и нога на месте! Новая! – Пчельник обернулся и торжествующе глянул на нас, как будто это он отрастил себе конечность. – Картонтог я поднял. Вместо той ноги – пыль одна. Я ее собрал да постиг досконально, оказалось: хитин, титановый сплав и древесный уголь! – он снова хохотнул, глянув на мое удивленное лицо. – Непонятно? – поинтересовался он у угрюмого Таго. – Вот и мне ништо не понятно! Пришли!

– А у нее самой не спрашивали? – не выдержал любопытный Ястребок.

– А на кой мне? Работает, вот и славно.

– А вдруг оно Вам голову откусит, как-нибудь вечерком? – спросил Таго, мрачно глядя на мощный затылок хозяина.

Пчельник повернулся, их взгляды скрестились, словно шпаги.

– Не так-то это просто, мил человек! – медленно проговорил Пчельник.

Они постояли несколько секунд, глядя друг другу в глаза, Фатти незаметно пнул Таго ногой, и тот отвел глаза.

– Дело хозяйское, – проворчал он смущенно.

Пчельник улыбнулся в усы, и как ни в чем ни бывало, продолжил, указывая на высокую деревянную дверь:

– Вот баня. Простецкая, без затей. Хотите вместе парьтесь, хотите врозь. А, вот и пожитки ваши! – он кивнул на вывернувшую из-за стеллажа Старуху.

«Насекомое» передвигалось теперь на двух конечностях, а в остальных четырех тащило наши мешки, пропылившиеся и изляпанные грязью. Компания оживленно загомонила, принявшись копаться в своих родных пожитках.

Сунувшись то к одному, то к другому, я обнаружила, что большая часть моего гардероба отсутствует. Я сказала об этом Пчельнику.

– Ну уж не обессудь, все что было, достали! Нам чужого добра не надобно!

– Мара, твои шмотки наверняка маги поперли! – весело заметил Фатти. – Обдышатся теперь, до потери памяти! – он хихикнул, любовно поглаживая перо на своей измятой шляпе.

– Черт бы с ними, – буркнула я, – только мне переодеться теперь не во что!

Я с тоской оглядела пропитанные кровью и потом вонючие лохмотья, в которые превратился мой дорожный костюм. Пчельник, с интересом следивший за нами, посмотрел на застывшую как изваяние Старуху. Голова твари снова пошла цветными полосами. Хозяин кивнул.

– Сыщем чего-нето. Отмокайте покуда.

Он развернулся и пошел прочь, псевдомуравей последовал за ним, звонко цокая по каменному полу.

Высокие двери впустили нас в обширный предбанник с деревянным столом и лавками, покрытыми ворсистой тканью.

По углам стояли стеклянные чаши, увешанные по краям золотистыми ковшами. В чашах были налиты разноцветные жидкости, источающие пряные ароматы. Фатти быстро определил что – где. Изумленно причмокивая, он растолковал нам, что это были драгоценные напитки, принятые в разных королевских домах.