Аттестат зрелости

– Да ну его!
– махнула рукой Кирка Воробьева. – Пусть сидит как пень. Ему всё до лампочки. Это же - Рыба.

Окунь, сильно побледнев, встал, задёрнул «молнию» на спортивной сумке, с которой ходил в школу, закинул её ремень на плечо.

– Ладно уж...
– процедил сквозь зубы.
– Съезжу, если вам невтерпёж. Мать как раз сегодня дежурит.

Остаток дня десятый «Б» сидел на удивление всем учителям смирно, не пререкался, не заводил споров. Даже Игорь Оленьков, когда Алина Дмитриевна вызвала его отвечать к доске, вежливо и сдержанно отказался отвечать:

– Я не совсем готов, Алина Дмитриевна, извините.

– Хорошо. Спрошу в следующий раз, - и к общему изумлению десятиклассников не поставила «неуд», а только одну точку - аварийный сигнал «будь готов».
– Кто еще не может сегодня отвечать?
– спросила Алина Дмитриевна, и несколько человек несмело подняли руки, им тоже Новикова не поставила оценки.

Окунь возвратился в конце последнего урока и, едва звякнул звонок, вошел в класс.

– Вась, как там дела?
– окружили его товарищи.

– Готовят к операции, часа через два начнут, - Окунь даже слегка оробел от такого приема. Он взглянул на часы. Стрелки показывали двадцать часов.
– Анна Павловна ведь на фронте была.

– Да знаем, знаем!
– замахали на него руками ребята.
– Говори скорее дальше.

– А что ранена она была несколько раз, это вы знаете?
– обиделся Окунь, дернул подбородком вверх. Последние слова, действительно, удивили всех.
– У нее около сердца осколок. Не извлекли во время войны. А теперь вот он и зашевелился

– Кто оперировать будет?
– тихо спросила Рябинина, стоявшая рядом.

– Как кто?
– искренне удивился Окунь.
– Моя мать! Кто же ещё?
– он сказал это так, словно сам собирался вести операцию, и ещё выше задрал подбородок.

Придя домой, Светлана не стала переодеваться, наскоро поужинала и предупредила Августу Федоровну:

– Мама, я к Кирке пойду... Вернусь поздно, ты не беспокойся. Ключ я взяла...

Воробьёва жила в соседнем подъезде на втором этаже. Она уже успела переодеться в домашний длинный халат, стерла следы грима.

– Светка? Ты чего?
– Кирка растирала по лицу питательный крем.

– Кир, давай съездим в больницу, узнаем, как там Анна Павловна? А?
– попросила Светлана.

– Да ты что? С ума сошла?
– покрутила Кирка пальцами у своего виска.
– В такое-то время! Посмотри на часы - десять!

Да не утра, а ночи! И неохота... Я уж разделась, умылась...

– Не хочешь? Ну, и не надо! Одна поеду!
– Светлана взялась за дверную ручку, щелкнула, открывая дверь, рычажком замка.

– Да погоди ты!
– ухватила Кирка Светлану за рукав пальто.
– Вечно ты так! Даже подумать не даешь! Погоди. Я оденусь.

В больничном городке было тихо и пустынно. Слышно было, как где-то фырчат машины «скорой помощи». Окна больничных корпусов - потухшие и молчаливые.

Светлана и Кирка по расчищенной от снега дорожке прошли к хирургическому корпусу, где на третьем этаже ярко горели угловые окна. В голубоватых квадратах света на дорожке маячили две фигуры; одна высокая, другая - пониже. Они то ходили, обнявшись, то, притопывая ногами, разбегались в стороны и начинали вытанцовывать какой-то немыслимый дикий танец.

– Да это, кажется, Оленьков с Ольгой?
– толкнула Кирка Светлану в бок. Их сомнения рассеялись, когда фигура высокая закричала им, явно кого-то передразнивая.

– Эй, кто там? Чего тут бродите, непутевые! Воробьиха, это ты?
– Светлана с Киркой подошли поближе.

– Привет!

– Привет, давно не виделись!
– изобразила Ольга нечто похожее на улыбку.

– Там операционная?
– показала Светлана на светящиеся окна.

– Ага, - кивнула Ольга.

– Операция уже идет?

– Час... мы ведь и дома ещё не были, - с трудом вытолкнула из себя слова замёрзшая Ольга.

Игорь всегда провожал Ольгу после занятий. Так было и сегодня. Но когда автобус остановился на площади рядом с больничным городком, Ольга предложила:

– Давай сойдем, узнаем, что с Анной Павловной...

Их не пустили в хирургический корпус. Костлявая старуха-санитарка с крючковатым носом и лицом, исполосованным морщинами, перехватила их сразу же в фойе корпуса.

– А вы куда?
– спросила она их, появившись как из-под пола. В одной руке у неё было ведро с водой, а в другой она воинственно держала швабру с накрученной на щетку мокрой тряпкой.
– Что это вам здеся понадобилось? Здеся стерильный корпус!

– Да мы узнать хотели...
– робко начала Ольга, но старуха не стала слушать, подталкивала их решительно в спину к дверям.

– Завтра придёте и узнаете! А сейчас идите подобру-поздорову, а то милицию вызову!

Игорь сверкнул на неё глазами, и старуха сердито заклокотала громким шепотом:

– Ай, ты, байстрюк этакий! Выпучил на меня буркалы свои! Я вот тебе!
– и старуха замахнулась на Игоря шваброй.

– Не связывайся ты с ней, Игорь!
– потянула Ольга друга за рукав куртки.
– Пошли!

Они вышли на крыльцо и услышали, как со стуком задвинулся на дверях засов.

Ольга поёжилась: к ночи резко похолодало. Небо, черное и таинственное, было засеяно звёздами. Уходить, несолоно хлебавши, не хотелось, и они принялись прохаживаться по дорожке под светящимися окнами на третьем этаже. Санитарка несколько раз выглядывала из полумрака фойе через окошко. Поведение ребят разжигало её любопытство, и она, наконец, вышла на крыльцо:

– Эй, непутевые! Шли бы вы домой, чего тута бродите! Девчушка-то, небось, замёрзла вся!

– Бабушка, - подбежала к ней Ольга, боясь, что санитарка уйдёт.

– Не я тебе бабушка, - обрезала сурово старуха.
– Мои внучки с парнями не шляются до экой поры, - но в голосе санитарки уже не было той суровости, с какой она встретила их в фойе.
– Чего вы тут топчетесь?

– Извините нас, но мы хотели узнать, как тут учительница наша. Её сегодня привезли... Оперировать должны были.

– Идёт операция, - подобрела старуха.
– Сама Вера Ивановна оперирует, не шутка!
– и подняла палец вверх.
– И вы уж извиняйте меня. Тут по ночам всякие непутевые ходют, а у вас на лбу не написано, кто вы...