Аттестат зрелости

– А то!
– Сергей Васильевич приосанился, обнял жену, поцеловал её в голубую жилку на виске.
– Я без тебя и дня прожить не мог, а Серёжка и правда влюбился, так мне кажется, но сам он этого ещё не понял.

– Ох, не пугай, отец!
– Елена Семеновна положила голову на плечо мужа.
– Хватит с нас и одного любвеобильного сына, с ним ещё намучаемся. Представляешь, Лёшка у нас коллекционирует фотографии знакомых девушек, а ведь всего в восьмом, негодник этакий. Я однажды обнаружила у них в книжном шкафу целую пачку девичьих фотографий и на каждой – «любимому Алёше», - она засмеялась.
– Мне даже боязно за него. И в кого он у нас? Иришка - в меня, Серёжка - в тебя. А Лёшка?

– Не иначе в проезжего молодца?!

– грозно нахмурился Сергей Васильевич и не выдержал, заулыбался, вновь поцеловал жену в висок.

Елена Семёновна вдруг озадачилась:

– Серёж, я что-то не сообразила: как это Серёжка не понял ещё, что влюбился?

– Бывает, видимо, так, что человек любит, а не понимает, что любит. Я вот сразу понял, а Серёга, если говорить Лёшкиными словами – ещё «не допёр».

В прихожей раздался звонок. Сергей Васильевич открыл дверь.

С приходом Лугового в квартире Герцевых стало шумно и, кажется, даже тесно, хотя Луговой был и ростом невысок, и тонок.

– А где твои ребята, Васильевич? Герка их ждет: я, говорит, приглашал, скажи, чего они там телятся? Ну и разговор у наших потомков, а, Сергей Васильевич! Я Герку начну ругать за этот жаргон их школьный, а он смеётся - если, мол, он иначе говорить начнет, его друзья не поймут.

Сергей Васильевич проводил гостя в зал, а сам пошел в комнату сыновей передать просьбу Герки Лугового. Алексей уже был готов, а Сергей молча паял что-то на радиоплате.

– Я-то хоть сейчас, папа, а мой любимый брат идти не хочет! Вечно его из дома не вытащишь!
– Алёша рассерженно выхаживал по комнате. Ему очень хотелось пойти к Герке, но неудобно - он обоих братьев приглашал, тем более, что именинник - Серёжкин одногодок, а не его. Да и подарок они вместе готовили, а Серёжка вдруг неожиданно отказался идти.

Сергей Васильевич положил руку на плечо старшего сына:

– Это ты, Сержик, зря. Олег Яковлевич у нас будет, мы с ним в шахматы решили сразиться.

Сергей недоверчиво обернулся на отцовский голос, и тот подтвердил свои слова кивком. Сергей встал, отключил паяльник, положил его на специальную подставку, сказал брату:

– Ты иди, я сейчас приду, приберусь немного. А подарок, если хочешь, можешь и сам вручить.

– Вот это другой разговор!
– Алёшка крутнулся на месте, подхватил со стола завернутый в цветную бумагу сверток, исчезая за дверями, успел сказать: - Подарок вручим, как придёшь! Не задерживайся!

– Что же ты, сын? Мало ли с кем тебе не хочется встречаться? А если надо? Да и Герман не виноват, что ты сердит на его отца.

Сергей просто ответил отцу:

– Знаешь, пап, я этот вариант как-то не обдумал. Ты прав, Герка не виноват.

– Ну что, Олег Яковлевич? Давай выпьем за твоего сына?
– Герцев-старший начал разливать коньяк по рюмкам.

– А супруга твоя как?
– Луговой опасливо покосился на кухню.
– Не даст нам жару? Тебе же нельзя после болезни.

– Этот вопрос у нас уже обговорён, не беспокойся, пожалуйста.

– В таком случае, может, она и покурить мне разрешит, - вскочил с кресла Луговой.
– Пойду испрошу разрешение, а то уж очень мне покурить хочется, - не успел договорить - Герцева в дверях показалась: - Елена Семёновна, уважаемая, - взмолился Луговой, - позвольте закурить, у меня уже без сигареты... как это Герка говорит? А! Уши опухли!

Герцевы рассмеялись, а громче их звенел тенорок Лугового.

– Ладно уж, разрешаю, - вытерла слёзы на глазах Елена Семёновна.
– Но только на балконе. А в зале - ни-ни!

Луговой благодарно приложил ладонь к левой стороне груди, поспешил на балкон, Герцев вышел следом с рюмками в руках:

– За твоего сына!
– поднял рюмку приветственно.

– Несолидно получилось, - огорчился Луговой, - надо бы мне тебя угощать, да не знал, что твоя супруга так расщедрится на разрешения.

Мужчины выпили, постояли немного на балконе, пока Луговой докурил сигарету, вернулись в комнату, сели за шахматы.

Сергей Васильевич совсем не думал об игре, соображая, как начать разговор с Луговым, с какого бока подойти, и поплатился через несколько ходов, когда тот ликующе объявил:

– Мат, Сергей Васильевич, мат! Что это с вами, дорогой, сдались без борьбы? Можно сказать, подарили мне победу.

– Да вот думы одолели, не знаю, как и сказать...

– С твоим ораторским талантом это, Сергей Васильевич, непростительно, - Луговой потеребил ухо, - и вообще, ты, кажется, сегодня не в своей тарелке. Что случилось? Пойдём-ка на балкон, - и, выйдя из комнаты, тут же прикурил сигарету, с наслаждением затянулся дымом.
– Так в чём же дело?

– Понимаешь...
– Герцев подбирал слова.
– Сын Сергей задал мне задачку - сплошные интегралы и дифференциалы.

– Ой, крутишься ты вокруг да около, давай-ка напрямки.

Герцев строго глянул: «Напрямки? Изволь».

– Скажи, Олег Яковлевич, а не слишком ли вы, в редакции, гайки затянули с Рябининой?

Луговой помрачнел, притушил сигарету в пепельнице, насупил белёсые брови:

– А, вот ты о чём. Почему вдруг это заинтересовало тебя, ведь ты не знаешь Рябинину.

– Я не знаю, а вот Сергей учится с ней в одном классе. Расстроена она, переживает очень. Ведь, насколько я понял Сергея, она не виновата.

– Переживает... А как иначе, ведь не фунт изюму получила. И не виновата, тоже верно. Получилась ошибка. Я в отпуске был, а отдел писем напортачил. Бурдин поверил своим работникам, а не Рябининой, а дело очень простое: Рябинина пишет неплохо, хоть и молодая, достаточно чётко представляет свои возможности и способности, причём не заносится. Одним словом, держится с большим достоинством и цену себе знает. Ну а одна наша сотрудница, не скажу, чтоб совсем бесталанная, но Рябинина-то уже сейчас лучше пишет, и моя сотрудница это понимает, и потому беспощадно «режет» Светланины материалы. Та, конечно, протестует, и случается это довольно часто, потому что сотрудница наша заведует отделом писем и пользуется своим правом заведующей, обрабатывая те материалы, которые требуют малой правки. Но наказать строптивую девчонку хочется, вот она и кромсает её материалы. А тут случай такой - письмо Миронова, скандальное дело получилось, вот она и воспользовалась этим. Не знаю, на что рассчитывал Миронов, но, как говорится, попал в струю в этой войне между Рябининой и нашей сотрудницей. Ну, а в редакции не учли, что рабкор-проверяющий тоже живет на Моторном, вернее, учли, раз там живёт, ему и легче всё проверить. Вот не подумали только, что Веденеев может что-то исказить, верили ему, а он оказался тестем Миронова. Сам понимаешь, кого он стремился защитить. Вот как всё вышло. И когда я приехал из отпуска, материал был уже опубликован, - Луговой надолго замолчал, и Герцев молчал, «переваривая» услышанное. Он видел, что Луговому нелегко это рассказывать.

– Но это не вся история. Она завершилась трагически для редактора многотиражной газеты, о которой писала Рябинина: он умер от сердечного приступа. Об этом рассказала его жена. Она же сказала, что Миронов – зять Веденеева. Что я тут мог поделать? Рабкора я не могу наказать, разве что никогда больше не публиковать его материалы под разными предлогами, а без предлога, он, знаешь, и на меня жаловаться начнет, мол, критику зажимаю. Свою сотрудницу, я, конечно, наказал. Что поделаешь, встречаются, и часто, непорядочные люди, прямо-таки подлые. Задавить девчонку своей властью, разве это не подлость? А Светлана... Молодая она. Перегорит, перетерпит.