Аура

Наши улыбки тут же сошли с лиц.

– Да, мы поняли. – Я кивнул. – Все будет в ажуре.

– Давайте, я верю в вас. – Мы вышли из кабинета.

– Как-то круто все заворачивается, не находишь? – Паша многозначительно посмотрел на меня, пока мы шли по коридору в open space.

– Ага, есть такое. Я вот думаю: Пал Палыч, который работает над выводом станции из эксплуатации… Возможно, он знаком с подробностями.

– Или его брат, – продолжил Паша. – Я тоже о них подумал. Давай так: ты Пал Палычу, я его брату наберу. Как его, Вадим?

– Я уже и не помню, Паш. Глянь в документах. А идею поддерживаю, – когда я договорил, мы уже зашли в помещение, где много человек, отделенные друг от друга стеклянными перегородками, сидели и стучали по клавишам своих ноутбуков.

Мы с Пашей переглянулись в знак того, что больше никаких относящихся к делу вопросов мы публично не обсуждаем на людях. Я открыл ноутбук, несколько минут искал нужные мне контакты.

Пал Палыч, или Павел Павлович Абрамов, трудился на ЧАЭС уже более двадцати лет. Он пришел работать на станцию в 1992 году по распределению. С семьей поселился в Славутиче. Через два года туда же направили и его двоюродного брата Вадима Абрамова. В прошлом году, в конце декабря, мы готовили с Пашей репортаж ко дню энергетика. Пал Палыч и Вадим были главными героями нашего сюжета. Помню, это было большое интервью на разворот, а дополнительные материалы в виде фото участников, сделанные ими в ходе работы на АЭС, а также видео-интервью с ними мы публиковали на нашем сайте. Оба инженера были очень добродушными людьми, но советской закалки, которые не сильно любили говорить лишнего. Это также необходимо было принимать во внимание при разговоре с Пал Палычем.

Найдя нужный мне телефон, я бегло записал его ручкой на тыльной стороне ладони, взял мобильный и направился к выходу из open space. Выйдя из дверей офиса, я прошел по коридору к лифту, открыл окно и высунулся наружу. Набрал номер. Гудки.

Немного подождав, я услышал в трубке голос.

– Алло. – Грубым мужским тоном отозвался мой собеседник.

Характерной особенностью Пал Палыча было то, что его манера общения всегда выдавала в нем некоторую неохоту говорить. И понять, насколько это соответствовало действительности в данный момент, приходилось уже по ходу диалога.

– Пал Палыч, добрый день! Это Кирилл Дунаев, собственный корреспондент издания «Правинформа», мы общались с вами в прошлом году в рамках интервью ко дню энергетика. Помните меня?

– Кирилл… Да, Кирилл, помню. Хорошая была статья. До сих пор у нас хранится дома, – отозвался голос в трубке. – Но у меня сейчас решительно нет времени, я ухожу.

Я понял, что разговор вот-вот сорвется, и нельзя терять ни секунды.

– Пал Палыч, буквально один вопрос. Нам сообщили, что в Чернобыле произошел какой-то инцидент.

Я намеренно обозначил станцию «Чернобылем», так как мы оба понимали, что речь идет именно о ней, а не о городе.

– Кирилл, ты же понимаешь, что вся информация есть у официальных представителей учреждения. Я не…

– Пал Палыч, я понимаю, и не требую от вас большего, чем вы можете сказать. Меня интересует только одно: правда ли там очень сложная ситуация и насколько все сложно?

– Я не могу тебе сказать. Да и если бы знал, вряд ли бы сказал. Сам понимаешь. Это не в моей компетенции, я инженер-энергетик. В общем, ждите официальной информации.

– Мы с вами оба знаем, сколько правды в этих официальных сообщениях. Что хотя бы известно? Хоть какая-то информация есть?

– Кирилл, если ты мне, как сын, пообещаешь, что не под запись… – В твердом голосе я услышал легкие нотки тепла.

Несколько секунд я молчал, взвешивая в своей голове ситуацию и делая выбор между журналистикой и совестью. Наверное, я не самый хороший журналист, но слово, данное человеку, который мне доверяет, для меня важнее.

– Я обещаю, Пал Палыч. В новости не будет того, что вы мне скажете.

– Хорошо, сынок. Там возле третьего энергоблока армейские подразделения Украины сделали что-то вроде импровизированного кордона и не пускают сотрудников дальше. Та же ситуация с другой стороны станции – перекрыта вся промплощадка. Работы на «Арке» приостановлены. Есть какие-то разрушения. Они не единичные. Внутри станции между вторым и третьим блоками сотрудники СБУ. На третьем энергоблоке работает только дежурный обслуживающий персонал, больше никого не пускают. Это все.

– Спасибо, Пал Палыч. Я понял.

– Сынок, помни, ты обещал.

– Я не подведу. Спасибо вам. – Я ответил и повесил трубку.

Машинально обернулся и посмотрел на площадку лифта. Сделал несколько шагов, встал у начала длинного коридора, заглянул в него. Никого.

В руке завибрировал телефон. Я вздрогнул от неожиданности, и моментально посмотрел на экран. – Паша.

– Да, слушаю тебя.

– Я тебя ищу, ты где?

– Есть новости? Выходи в коридор, я у лифта.

– Да, кое-что есть. Сейчас подойду.

Я стоял, прислонившись спиной и затылком к стене, закрыл глаза. Информации действительно мизер. И та не под запись. Ладно, лучше, чем ничего. Дверь в коридоре щелкнула, я открыл глаза и посмотрел в сторону, откуда доносился звук и увидел Пашу, выходящего в коридор и поспешно направляющегося ко мне.

Когда мой друг подошел достаточно близко, я обратился к нему:

– Ну что скажешь?

– Немного. Говорил с Вадимом. Он был немногословен. Сегодня с утра их вызвали на срочное совещание энергетиков и инженеров-конструкторов. Совещание проходило на первом блоке, с участием каких-то государственных чиновников. Кого именно, наотрез отказался говорить. Обсуждали радиационную безопасность и прочность конструкции станции, нет ли угроз целостности здания, делали замеры.

– Ну, это уже что-то, – я потер глаза рукой: «Эх, Пал Палыч – ни слова о совещании. Старый разведчик»…

– У тебя?

– Немногим больше. Пал Палыч сказал, что закрыта промплощадка и территория, начиная со второго энергоблока. Есть разрушения. Возможно, множественные.

– Да, принципиально ничего нового. Говорим с Игорем?

– Предлагаю взять дополнительные полчаса и подумать, с кем еще мы можем обсудить этот вопрос. Может, кто из тамошнего медперсонала у нас есть, к кому можно обратиться за подробностями. Надо больше деталей. Меня Пал Палыч вообще просил не под запись.

– Понимаю, Кирюх. Поддерживаю. Давай перешерстим возможные контакты. Может, и найдем что.

– Давай так, ага. – Мы вновь проследовали по коридору в издательство.

Как и ожидалось, больше информации найти не удалось. Мы с Пашей дозвонились до сотрудницы медпункта в Чернобыле, пытаясь узнать, нет ли у нее информации. Выяснилось, что она уже два месяца как уволилась и теперь ездит по санаториям, куда ее отправляет сын. Для проформы мы позвонили в пресс-службу Чернобыльской АЭС, но там от комментариев отказались. Таким образом, обрывочные сведения от Абрамовых – это все, что у нас было.