Авиация и космонавтика 2012 09

Невольным воздухоплавателем оказался рядовой 1-й роты 17-го резервного батальона по фамилии Путырчик, рассудок которого не выдержал ужасного напряжения. Для Станислава Древницкого этот полет также не прошел бесследно: в его черных волосах заблестели, как писал Юзеф Древницкий, «серебряные нити преждевременной седины».

Однако история с Путырчиком на этом не закончилась. В одном из интервью Юзеф Древницкий рассказал, что спустя года три после того злосчастного полета ему с братом довелось побывать в городе Ковно (ныне Каунас). Однажды к ним пришел человек и попросил взять его в полет.

Понятно, что ему вежливо было отказано. И вдруг неожиданный посетитель, обращаясь к Станиславу, сказал: «Да ведь я уже летал с вами, ваше благородие». К своему удивлению, аэронавты узнали в пришедшем старого знакомого, Путырчика, конечно, сильно изменившегося! Оказалось, что он выздоровел и, как говорил Юзеф Древницкий, «нисколько не потерял охоты еще раз испытать на себе сильное ощущение».

После первых полетов в городах северо-западного края России Станислав отправился в заграничное турне, в частности, по Италии. Он летал в Венеции, Неаполе, Флоренции. Последним был Бари – город и порт в Южной Италии. Последним потому, что в нем русский аэронавт потерпел тяжелую аварию.

Неудачно приземлившись, Станислав Древницкий сломал обе ноги. Там же, в Бари, ему была сделана операция. К счастью, она оказалась удачной. Пролежав в больнице около месяца, Станислав Маврикиевич возвратился в Россию, но только к лету 1893 года оправился настолько, что смог опять продолжать полеты.

Опасных аварий Станислав Древницкий пережил немало. Да иначе и быть не могло. Одна из них произошла в Минске 1 октября 1891 года. Перед самым полетом поднялся сильный ветер – этот злейший враг воздухоплавателей. Отпущенный шар снесло на высокое дерево. Парашют зацепился за ветви и оторвался. Древницкий соскочил с трапеции (другого выхода у него просто не было) и с высоты нескольких метров упал на крышу летнего театра.

Зрители ахнули, бросились на помощь аэронавту, помогли ему слезть на землю. Станислав Древницкий разбил себе голову и поранил руку. Но могло произойти и гораздо хуже.

Позже, в Гродно, к ужасу публики, Древницкий падал с нераскрытым парашютом большую часть расстояния до земли. Лишь на высоте нескольких десятков метров купол все-таки наполнился воздухом, падение замедлилось. «Можно предположить, – писали "Гродненские губернские ведомости», – что, если бы скачок был сделан с меньшей высоты, смелый воздухоплаватель разбился бы вдребезги».

Никто тогда не мог знать, насколько эти слова окажутся пророческими.

«Несмотря на сильную усталость и громадное нравственное напряжение, – писали "Витебские губернские ведомости", – воздухоплаватель сразу же возвратился в сад, где публика встретила его громкими аплодисментами, горячо выражая свою радость по поводу благополучного исхода полета».

Жизнь странствующих аэронавтов-парашютистов напоминала хождение по канату, натянутому над пропастью. Каждый очередной полет, каждый прыжок мог закончиться падением, увечьем или очень вероятной гибелью. И такое не раз случалось. Беда ждала их и на земле. В любую секунду дорогостоящий монгольфьер – главное богатство аэронавта – при наполнении мог загореться и превратиться в пепел. Такое пережил Станислав Древницкий в Вильне весной 1894 года.

Первый его полет должен был состояться 18 апреля из городского Побернардинского сада. Четвертая часть сбора от проданных билетов отчислялась на благотворительные цели.

Наполнение монгольфьера Юзефа Древницкого

Как всегда, на взлетной площадке была построена кирпичная печь. Привезли целый воз соломы. На веревке, протянутой между шестами, подвешена оболочка шара. Тихая, теплая весенняя погода обещала удачное воздушное путешествие и замечательное зрелище. Наполнение шара нагретым воздухом тоже протекало ровно, по многократно отработанным правилам и вскоре было завершено. Оставалось лишь, сняв наполненный монгольфьер с печи, отвести его в сторону. Как раз в этот момент и случилось чрезвычайное происшествие.

От неловкого движения одного из солдат, удерживавших воздушный шар, оболочка коснулась огня, вырвавшегося из печи, и загорелась. Пламя быстро охватило всю нижнюю часть огромного шара. Потушить пожар не было никакой возможности. Вскоре он распространился по всему монгольфьеру, оседавшему на глазах.

«Публика, явившаяся в сад смотреть полет г. Древницкого, – писал "Виленский вестник", – увидела совершенно другое зрелище: картину пожара, невольного аутодафе, которому подвергся шар аэронавта… Прошло несколько минут, и шара не стало».

Будущая писательница Александра Яковлевна Бруштейн была свидетелем пожара в Побернардинском саду: «Вот когда все увидели, что и Древницкий может побледнеть, – вспоминала она. – Он смотрел на гибель своего шара, и кровь явственно отливалась от его смелого лица». В эти ужасные минуты Древницкий увидел также и то, насколько отзывчивыми на чужую беду могут быть зрители, пришедшие в сад на его полет.

Не сговариваясь, повинуясь велению души, они тотчас начали собирать средства Древницкому на новый монгольфьер. Давали, кто сколько может. За считанные минуты было собрано несколько сотен рублей. Генерал-губернатор, тоже находившийся в это время в саду, пожертвовал от себя сто рублей.

Александра Бруштейн вспоминала: «Шар сгорел, толпа стояла безмолвная, сам Древницкий словно оцепенел. Кто-то в толпе снял с головы фуражку, положил в нее рубль: «Древницкому на новый шар!». И фуражка пошла из рук в руки. Давали охотно, горячо. Стоявшая возле меня скромно одетая женщина, заплакав, вынула из ушей дешевые бирюзовые сережки и положила их в фуражку».

На эти, действительно народные деньги, Станислав Древницкий быстро, за неделю, смог изготовить новый шар и 1 мая совершить полет в Вильне.

С этим городом у него были какие-то особые связи. Не случайно именно в Вильне, незадолго до пожара, он издал свою небольшую книжку, точнее, брошюру всего в восемь страниц, с длинным точным названием: «Программа аэростатического представления воздухоплавателя Станислава Древницкого и краткое описание воздушного шара и парашюта».

Брошюра была напечатана в типографии М.Н. Жирмунского на Немецкой улице и продавалась по цене в десять копеек. На обратной стороне мягкой обложки указывалось: «Дозволено цензурою 20 марта 1894 года. Вильна».

Юзеф Древницкий опускается с парашютом. Вверху – падающий монгольфьер

Это не рекламное издание, как можно подумать. У него была совсем другая задача. Станиславу Древницкому захотелось высказать свой взгляд на развитие воздухоплавания в самом широком смысле этого слова. И начинает он совсем не с воздушных шаров, а с крылатых машин тяжелее воздуха, в то время еще не существовавших.

«Человек, благодаря его знаниям и полученному свыше дару, уже давно привык владеть морем, но опыт воздухоплавания сделан впервые лишь в конце прошлого столетия», – писал Станислав Древницкий. По его мнению, люди совершили большую ошибку, направив свои силы прежде всего на изобретение аэростатов. Между тем, в природе царствует другой принцип летания. Примером этого могут служить полеты многочисленных живых существ: насекомых, птиц, летучих мышей. Эти примеры, считает Древницкий (аэронавт!), позволяют прийти к заключению, что «воздушный шар не может иметь будущности». Чувствуется, что Станислав Древницкий хорошо знал заслуги и достижения современных ему ученых, сторонников крылатых летательных машин. В частности, работы американского физика и астронома Сэмюэля Ленгли, сделавшего одну из первых попыток создать аэроплан и очень близко подошедшего к решению этой вековой задачи.