Авиация и космонавтика 2012 09

И чувство удивления неизменно возникало, где бы ни совершал свои полеты отважный аэронавт. Тем более что опасные моменты были, и не раз. Например, в Киеве, в октябре 1891 года, уже в воздухе закрутились стропы парашюта. Отделяться от шара было рискованно, парашют мог раскрыться не полностью. С земли, с Печерского плаца, откуда взлетел шар, было заметно, как, находясь на большой высоте, смельчак борется с неполадкой.

«Публика видела всю затруднительность положения аэронавта, – писала газета "Киевлянин", – и многие уже были уверены в неизбежности трагического исхода воздушной экскурсии». Но Дзиковскому удалось в конце концов раскрутить стропы и благополучно опуститься с парашютом.

В Новочеркасске он чуть не погиб, поскольку парашют раскрылся, как писала местная газета, лишь «в нескольких саженях от земли».

Турне Иосифа Дзиковского продолжалось и в 1892 году. На его счету было уже около сотни прыжков. Со своим монгольфьером он побывал в Харькове, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Воронеже и других городах. Наконец, в середине лета он приехал демонстрировать свое бесстрашие в столицу, в Санкт-Петербург.

Местом взлета стал сад «Аркадия», тот самый, из которого в июне 1889 года совершил свой единственный в Петербурге полет безвременно погибший потом американец Шарль Леру. Пожаловаться на невнимание столичной публики Дзиковский никак не мог. В день его первого полета, 14 июля, народу в саду собралось много. Среди зрителей были замечены воздухоплаватель Рудольф, в свое время увеселявший петербуржцев своими полетами, и знаменитый начальник русской военной аэронавтики, тогда штабс-капитан, а в будущем генерал- майор А.М. Кованько.

С парашютом Дзиковский опустился на Каменном острове, на чьей-то даче, сев прямо на дерево. Когда же он возвращался в «Аркадию», по всей дороге его приветствовали аплодисментами, а уж в самом саду загремели настоящие овации. «Через несколько минут, – писала газета, – Дзиковский восседал за столиком ресторана и пил шампанское с директором сада, празднуя благополучный исход своего смелого воздушного путешествия».

После 1892 года имя Иосифа Дзиковского было совершенно забыто. Как сложилась его дальнейшая судьба – неизвестно.

После первого прыжка Дзиковского, в сентябре 1891 года поднялся в воздух и совершил прыжок Станислав Древницкий. Весной следующего года отправился в полет и прыгнул с парашютом Эдуард Лискевич.

Потом – еще несколько человек. «Варшаву скоро можно будет назвать городом воздухоплавателей», – писала газета «Варшавский дневник».

По-разному сложилась судьба варшавских аэронавтов. Воздухоплавание для большинства из них оказалось лишь временным увлечением. В отличие от Станислава Древницкого, для которого оно было призванием, страстью и делом всей его короткой жизни.

Газетное объявление о полете Иосифа Дзиковского в Нижнем Новгороде

Прыжок с парашютом Иосифа Дзиковского в Петербурге летом 1892 года

Первый прыжок в Варшаве венчал подготовку, полученную Древницким за границей. Решив стать аэронавтом-парашютистом, он отправился в Германию, в Берлин, к известному немецкому воздухоплавателю Фолькману. Его сопровождал младший брат Юзеф.

Можно только предполагать, какие именно уроки брал Станислав Древницкий в Берлине. Во всяком случае, домой он возвратился с основным своим достоянием – монгольфьером, воздушным шаром, наполняемым нагретым воздухом. Позже об этом шаре «берлинской работы» одна провинциальная газета писала: «Шар довольно красивый, из особой материи, специально приготовляемой для воздушных шаров».

Тут стоит остановиться, и сказать несколько слов о том, как обычно выполнялся полет и прыжок.

Прежде всего, на взлетной площадке строили из кирпича печь метра по полтора длиной, шириной и высотой. Открытый верх ее затягивали густой металлической сеткой, задерживавшей искры. По сторонам печи, на расстоянии метров десяти от нее, вкапывали два толстых шеста высотой около двадцати метров. На самом верху шестов были укреплены блоки, через которые протягивали веревку. К середине ее подвешивали пустую оболочку шара.

В нижней части шара имелось большое, трехметровое отверстие. Через него оболочкой накрывали печь. Внутрь нырял истопник и разводил в печи огонь. Это была ответственная работа. Требовалась большая опытность, чтобы в процессе наполнения случайно не поджечь материю шара.

В печи жгли солому, которую перед полетом привозили на взлетную площадку. А соломы требовалось немало. На один полет тратилось не менее десятка пудов.

Солдаты прижимали шар к земле и в то же время старались растянуть нижние его края. Нагретый воздух и дым постепенно наполняли оболочку. Сначала надувалась верхняя часть шара, потом начинали округляться и его бока.

Если погода была теплая и безветренная, наполнение длилось около получаса, самое большое – час. Перед окончанием наполнения солому слегка смачивали спиртом для усиления огня.

Удерживать наполняющийся горячим воздухом шар становилось все труднее. Когда шар уже был готов к полету, отвязывали веревку, протянутую между шестами, освобождая шар. Солдаты снимали его с печи и относили в сторону.

Воздухоплаватель цеплял парашют. Концы строп, идущих от купола парашюта, прикреплялись к перекладине (трапеции), но чаще к металлическому кольцу.

Звучала последняя команда солдатам: «Пустить шар!». Монгольфьер взмывал ввысь. При взлете одной рукой аэронавт держался за трапецию или кольцо для строп, а взмахами другой как бы прощался с теми, кто остался на земле. Казалось, что только рука связывает его с парашютом. На самом деле еще на земле, перед подъемом, он специальными крючками пристегивал к кольцу два прочных шнура, идущих от широкого брезентового пояса, скрытого под одеждой.

Публика не успевала прийти в себя, как бесстрашный аэронавт был уже высоко над землей. В афишах для усиления впечатления нередко указывалась высота подъема в одну, две, а то и три тысячи метров. Зрители «на глаз» не могли это определить и принимали объявленную высоту на веру. Между тем шар редко поднимался выше трехсот – трехсот пятидесяти метров. Для прыжка с парашютом этого было вполне достаточно.

«Зрелище красивое и жуткое», – писали газеты. Все напряженно ждали главного момента. И вот он наступал. Аэронавт отрывался от шара и, словно камень, несся к земле с нераскрытым еще парашютом. Но проходила секунда, другая, и в небе возникал красивый, цветной зонт. Плавно раскачиваясь, он вместе с аэронавтом плыл к земле.

В эти же мгновения облегченный шар рывком поднимался еще выше, но затем наклонялся набок, переворачивался нижним отверстием вверх и, потеряв форму, оставляя за собой черный шлейф дыма, летел вниз, обгоняя спускающегося аэронавта.

Пустая оболочка падала в самых разных местах: на крыши домов, деревья, в реки, озера, но случаев падения ее на людей, причинения серьезных повреждений домам или деревьям не было отмечено ни разу.

А теперь вновь вернемся к прыжкам с парашютом подданных Российской империи…

Объявления о первом полете Станислава Древницкого в Варшаве появились в городских газетах 8 сентября 1891 года. «Варшавский дневник» оповестил горожан об этом так: «Сегодня, в случае хорошей погоды, на Мокотовском поле совершит полет на воздушном шаре-монгольфьере г. Древницкий, который опустится при помощи парашюта системы покойного Леру». Газета также отметила, что в этот парашют Древницкий внес важные усовершенствования.