Авианосцы адмирала Колчака

— Здравствуйте, Иосиф.

Человек небольшого роста, с рябым от оспы лицом и пышными кавказскими усами подозрительно зыркнул на Лаврова, поздоровался кивком, не подавая руки, и чуть боком устроился на стуле. Напряженная поза его говорила о ежесекундной готовности вскочить, бежать или драться.

— Чем обязан, господа жандармы?

Голос негромкий, но резкий, неприятный, силен грузинский акцент.

Лавров не без удивления разглядывал большевика. Странная персона. И зачем он нужен? Агентура должна быть хотя бы лояльной, дабы оставалась полезной. Враждебность кавказца сквозила в каждом его движении.

— Давно не виделись, Коба. Пришло время напомнить, почему ты, убивавший охранников при эксах, отделывался легкими ссылками, из которых всякий раз бежал, и ни разу не познакомился с виселицей.

— А-а, угрожать изволите? Расскажете, что Джугашвили — агент охранки? Так пробовали уже. Исидор Рамишвили клеветал, товарищи ему не поверили, мне поверили.

— Правильно. — Князь нарочито сохранил благостный тон, не реагируя на выпады. — У Исидора не было твоих доносов на него и расписки под обязанием сотрудничать с охранным отделением.

Кавказец промолчал.

— Если сопоставить ваши доносы с датами задержания ваших же товарищей, удивительно печальная ситуация складывается, — дожимал генерал.

— Не было такого, чтобы из-за меня арестовывали!

— А вот тут, голубчик, уж скорее поверят репортеру какой-нибудь меньшевистской газеты, которому в руки попадут собственноручно составленные тобой бумаги, подкрепленные рапортами охранки и жандармерии. Время нынче революционное, сиречь беспорядочное. Мало ли кто заберется в архив распущенных служб.

— Что вам надо? — нехотя выдавил Джугашвили после тягостной паузы.

— Только сведения, любезный.

— Сведения… Потом новый шантаж! Так всю жизнь меня терзать собрались? Не менее чем половина революционеров делала вид, что с полицией ручкалась. Ульянов, Азеф. Во имя революции с кем только иметь дела не будешь. Даже с вами.

— Вот и славно. А что до «всю жизнь», можем договориться. Сейчас время сложное, переходное. Как только всенародно избранная Дума власть возьмет да окрепнет, ей ваши революционные происки не страшны. Скажем так: через год после открытия первой думской сессии я сжигаю обязание, шесть доносов и личное дело агента Джугашвили. После этого любым словам цена — копейка.

— Обманете.

— Княжеским словом, знаете ли, не разбрасываются.

За невысоким лбом, увенчанным угольно-черными густыми волосами, забурлила мысль. Иосиф несколько раз сжал и ослабил кулаки, при этом левая рука двигалась чуть хуже.

— Ладно. Только два условия. Никто больше не знает, — Сталин кивнул на Лаврова. — Не надо больше приводить других. Второе. Я ничего не пишу. Надо — слушайте.

— Вы убедительны, Иосиф Виссарионович. Будем считать, что договорились. Расскажите теперь, как продвигается союз левых эсеров и большевиков, что в ближайшее время нам ждать от вас.

— Закурю, да? — Агент вытянул папиросу и, не дожидаясь разрешения, закурил. — На следующей неделе состоится объединительная конференция партии социалистов. Мы отказываемся от слов «социал-демократия», скомпрометированных меньшевиками сделкой с царизмом.

— А как же ваши разногласия по аграрному вопросу?

— Вах, решим после революции во внутрипартийной дискуссии.

— Но ведь революция уже состоялась, — подал голос штабс-капитан.

— Газеты читайте, господин полицейский. Мы считаем, что революция предана. Фабрики и заводы остались у капиталистов, земля у помещиков, трон у царя.

— То есть нужно еще одно восстание? — уточнил Туркестанов.

— Вы же не отдадите власть добровольно в руки трудящихся.

— Мы уже ее отдали. Вы все получили равные избирательные права. Дума решит, как стране жить дальше.

— Чепуха, — отмахнулся Сталин. — Деньги-то у вас. Обманом и посулами навяжете крестьянским избирателям депутатов из буржуев. Ничего не изменится. Пока власть не возьмут Советы, представляющие рабочих и крестьян, народ не получит свободу.

— Отставим общие рассуждения, мы не на митинге. Когда планируется восстание?

— Как только мы обеспечим свое большинство в Петросовете.

Генерал откинулся на стуле.

— Последний вопрос. В вашей объединенной партии есть три группы вождей — Спиридонова с эсерами, Троцкий с бывшими трудовиками и вы со Свердловым. Между собой за власть не передеретесь, ежели восстание победит?

— Там решим, — глухо ответил Сталин.

Оба контрразведчика поняли, что вопрос задел за живое. Товарищам по партии революционер доверял не больше, чем полиции.

— Чье ослабление выгодно лично вам? — не удержался Туркестанов.

— Троцкого, — без раздумий ответил грузин. — Потом Свердлова. Спиридонова психически нездорова после каторги. У нее нет будущего. Совсем нет. Троцкий и Свердлов на днях в Кронштадт собрались, к Центробалту в гости.

— Благодарю вас. — Генерал поднялся. — Как и договаривались, больше никто не будет посвящен. О следующей встрече вас уведомит господин Лавров.

— До свиданья, — буркнул Сталин тоном «чтобы вы сдохли».

— Дмитрий Владимирович, как вам сей субъект? — Князь раскурил трубку после ухода революционера. Полицейский подход «покурим вместе» для установления контакта здесь явно был не гож.

— Страшный человек. И вы дали слово уничтожить его досье? Его стоит опасаться лично. Горцы, кинжал, кровная месть.

— Я не кидаюсь словами и досье уничтожу. Как и его самого. Вы решительно правы. А нам придется срочно помогать социал-демократам и эсерам в удержании большинства в Петросовете.

— Так точно, Василий Георгиевич. — Штабс-капитан на секунду смешался, потом высказал наболевшее: — Отчего так уповают на выборы и Думу? Та же говорильня, что при прежнем Императоре. А эти чертовы Советы не распустились после Конституции и потом не разбегутся. Стало быть, рано или поздно нам их разгонять.

— Больно говорить, а только вы можете оказаться правы, штабс-капитан. И мы не сможем вывести штатских на поле у Тосно. Что у нас по Балтфлоту?

— Как всегда, брожения. Анархисты, будь они не ладны.