Авианосцы адмирала Колчака

— Отставить! Мне не нравятся подобные обороты — «в то же время», «однако», «несмотря». — Полковник повертел карандаш в руках, склонил голову и заглянул в черновик. — Министр обороны сразу раскусит: сейчас речь пойдет о неудаче. Ведь мы удержали Циндао? Никто не оспаривает. Противник убрался с поля боя? Несомненный успех. Пишите, Джек Лондон.

Напоминающей скорее лощеного отличника Вест-Поинта, нежели сочинителя «Белого клыка», майор старательно заскрипел пером.

— Самоотверженными усилиями 6-го Аризонского полка, 11-й сводной…

— Уже лучше, — оценил генерал. — Не забудьте добавить, что наши оборонялись от численно превосходящих сил противника. На это можно все списать.

— А потери? — уточнил писарь в офицерских погонах. — У нас огромные, у них — пшик.

— Но ведь и у них не обошлось. Аэроплан упал в бухту, сгоревший танк бросили.

— Так что писать, сэр? Равные потери?

— Ну нет! Зачем так прямолинейно? Нельзя врать, особенно если ложь проверяема. Вы только что подчеркнули, что у нас больше, у них меньше. То есть сопоставили. Потому пишите: в результате боя стороны понесли сопоставимые потери.

— …сопоставимые. Написал. А что касаемо флота? У них вообще никто не потонул.

— А тут, — весомо ввернул генерал, потирая героический сабельный шрам на лбу. — Тут мы напишем горькую правду. Она придаст искренности тексту. Мы понесли значительный урон.

Майор и полковник переглянулись. Не считая двух деревянных тральщиков да эсминца, эскадра в полном составе опустилась на дно бухты Цзяоджоу. Кстати, там мелко. Часть кораблей — как живые. Даже название можно прочесть на кусках бортов, торчащих из-под воды.

— Может, с «Потомака» воду откачают… — нерешительно протянул майор. — Тогда хотя бы не один эсминец выжил.

— Так или иначе, слово «значительный» слишком сильное, — отрезал Уильямс. — Лучше «существенный». Или даже «заметный».

Ну да. Осушить «Потомак», и ущерб можно вообще не замечать. Майор промолчал.

— Итак, Олбрайт, зачитайте весь текст. У меня скоро сеанс связи с президентом.

Майор приподнял исчерканный листик с победной реляцией: русских потопили, Циндао удержали, но под напором превосходящих сил понесли заметные сопоставимые потери.

— Годится! — У генерала даже настроение приподнялось от «очень скверного» до «умеренно паскудного». Но его тут же испортил японский заместитель министра обороны.

— Император желает знать ваши ближайшие планы, сэр генерал, — поклонился самурай.

— Самые решительные. Вместе с вами грузимся, объединяем отряды линейных кораблей и крейсеров. Потом берем Владивосток!

— Как вам угодно, МакГоверн-сан, — поклонился японский генерал. — Осмелюсь только заметить, что наши договоренности несколько другие. Вы обещали накопить армию в Циндао, высадить ее под Порт-Артуром, связать там русские силы. Мы обязались нейтрализовать корейского союзника России. А после вашего десанта на Владивосток совместно продвигаться в Маньчжурии. В Циндао боеспособных войск нет, корабли потоплены, грузовой тоннаж потерян. Русская эскадра в Пусане ориентирована против Оминато и на защиту Владивостока. Я очень сожалею, господин генерал. Боюсь, Император не прикажет начинать войну ни с Россией, ни с Кореей.

— Желтый бабуин! — просипел американец, едва сдерживаясь от того, чтобы не выстрелить через в дверь в спину самураю. — По нашим трупам вздумали в Россию забраться? Не выйдет!

Что именно может получиться после провала планов в Желтом море, генерал сказать не мог. Но и бесконечно сидеть на Хонсю нельзя.

— Уильямс, еще раз объясните, как азиатские дикари смогли расколотить нашу армию.

— Главным образом благодаря авианосным кораблям, сэр. Мы чувствовали себя там в безопасности, так как эскадра простреливала побережье, находясь в бухте как в укрытии. Подобная позиция всегда считалась неуязвимой. Они подошли ночью на расстояние действия аэропланов, осветили корабли и расстреляли их торпедами, потом также безнаказанно приблизили линкоры к порту и накрыли стоянки сухопутных сил.

— Так чего мы боимся? У нас в составе флота авианосец и матка гидропланов. Чем мы хуже? Обойдемся без японских мартышек. Готовьте план атаки на Владивосток.

Про себя генерал добавил — пока Министр обороны или президент не сняли меня с этого поста.

Повторное русское предложение заключить мир с подробным перечислением американских утрат в Шаньдунском сражении и пожеланием Америке больше не терять людей в ненужной обеим сторонам войне легло на стол Вильсону вместе с донесением МакГоверна про «успешные» действия и «сопоставимые» издержки. Пока Президент США усиленно соображал, к какой из двух крайностей ближе истина, а также консультировался с советниками, что делать с русскими и сладкоречивым генералом, на «Потомаке» действительно удалось откачать воду и поставить линейный крейсер на ровный киль.

Вместе с эсминцем сопровождения два корабля собрали на борт дополнительно около трех тысяч человек из других экипажей и остатков сухопутных частей. Остальные разбежались по Китаю в страхе приближаться к месту бойни, прямо-таки из мистического ужаса. Наметив маршрут до Йокогамы, корабли вышли из бухты, сразу же затонув на русской минной банке. Быть может, кто-то и спасся.

Глава пятая

Генерал МакГоверн не знал, что задержка с его снятием с поста командующего экспедиционным корпусом произошла не от литературных дарований штабного коллектива. Более чем сомнительные успехи на Дальнем Востоке совпали с восстанием в оккупированной германцами Англии и невероятном наплыве добровольцев из числа уроженцев Альбиона, желающих освобождать свой ненаглядный остров. Находившиеся в колониях на момент крушения империи, они перебрались в США, осесть не пожелали и назойливо требовали воевать с Германией, а не изображать состояние войны. Изгнанный английский король Георг, вместо того чтобы сидеть и благодарно наслаждаться мирной жизнью, будоражил эту свору призывами незамедлительно освободить Родину. Узнав, что число британских волонтеров превысило полмиллиона, превращаясь в социальную проблему, президент и конгресс постановили перенести усилия на европейское направление.

У МакГоверна не забрали ни единого корабля, воздержавшись гонять их в Атлантику через половину планеты, но и подкреплений не подбросили. Промучившись больше месяца, генерал с трудом наскреб минимально необходимое количество сухогрузов, подумывая уже о заурядном морском разбое, погрузил на них войска из Хонсю, поднялся сам на флагман и дал приказ выдвигаться на Владивосток.

Он не питал иллюзий. Имея двести тысяч общей численности сухопутных сил и экипажей кораблей, он не мог рассчитывать на победу в битве с Российской империей, которая ныне больше не воевала ни с кем, а только лично с ним, МакГоверном. Он надеялся разбить Владивостокскую эскадру, овладеть городом и дать президенту козырь для заключения мира на принципиально иных условиях, нежели это возможно сейчас. Конечно, будь в распоряжении ресурсы, бездарно погубленные в Китае… Об этом поздно сожалеть.

На капитанском мостике «Пенсаколы» генерал чувствовал, почему моряки считают себя высшим сословием и свысока смотрят на «сухопутных крыс». Во-первых, сам линейный корабль — это десятки тысяч тонн брони, оружия и моторов, а не просто винтовка или шашка в руках. Во-вторых, на состояние души влияет безбрежный морской простор и ощущение себя хозяином в нем. А кто усомнится в хозяйских правах, к его услугам четыре башни с орудиями главного калибра в четырнадцать дюймов, по два ствола в каждой, плюс трех- и шестидюймовая мелочь.

И лишь на очень высоком уровне различие стирается. Президент, Министр обороны или даже командующий экспедиционным корпусом управляют и пехотой, и кораблями.

— Радиограмма, сэр.

Из Белого дома? Из Министерства?

Нет, сообщение пришло всего-навсего от воздушного разведчика, оснащенного передатчиком. Как не столь важное, радист вручил его командующему эскадрой, а не МакГоверну.

Весьма просторный мостик «Пенсаколы» заполнен высокими чинами. Генерал непременно имеет при себе пару штабных офицеров для поручений, адмирал тем более. Кроме того, на мостике обычно пребывает капитан корабля, у которого офицеров тоже в достатке. Поэтому помещение напоминает скорее офицерский клуб, нежели командный пост соединения.