Аврора. Канта Ибрагимов (rukavkaz.ru)

«Все решается в Москве», — правильно подумал Цанаев, вылетая в столицу.

В их квартире ремонт, и жена очень приветливая:

— Ну что, был у министра? Что сказал?

— Не был.

— Что?.. Ты что, ненормальный?! Наконец-то судьба нам благоволит, а ты — спиной.

— Что ты несешь? В чем ты нуждаешься? Ты не знаешь, как люди в Грозном живут.

— Я знаю, как люди живут, — закричала жена, стала перечислять фамилии знакомых москвичей.

— Я не банкир и не бизнесмен, — оправдывался Цанаев, и чуть погодя: — Этот министр-чеченец — кандидат сомнительных наук, ничего не решает. Все решается здесь, в Москве. Я завтра пойду к вице-пре-зиденту РАН и все утрясу.

Вице-президент — негласный куратор Цанаева, человек высокообразованный, воспитанный, сразу же откликнулся на просьбу Цанаева.

Цанаев, как говорится, не стал выносить сор из избы: про «откаты» и «распилы» — ни слова, только то, что его хотят местные власти снять.

— Нет, нет, это невозможно, — говорит академик, — вы избраны по Уставу и закону. Лишь через год перевыборы, и все решается Ученым советом и Президиумом РАН. Так что не волнуйтесь.

Успокоенный Цанаев покинул здание Президиума, снял с «беззвучного» телефон — столько звонков из Грозного. Вновь звонок:

— Цанаев? Гал Аладович, вы в Москве? Срочно вылетайте. Вас вызывают на заседание правительства.

— Да-да, — доволен Цанаев; без науки, без его личного участия, как ученого, какое может быть правительство, тем более в такой тяжелый период, когда фактически президента нет и неизвестно, кто рулит.

Из-за задержки рейса на заседание он опоздал, сел, как указали, у самого края, и тут же ведущий объявил:

— Возвращаемся к первому вопросу, слово министру.

Недолюбливая этого министра, Цанаев даже не стал вникать в его слова, как услышал свою фамилию и следом — «назначить исполняющим обязанности директора НИИ доктора наук, профессора…».

— Это невозможно! — как ужаленный вскочил Цанаев. — Это беззаконие. Только ученый совет и Президиум РАН имеют право снимать и назначать.

— Воюя, мы отстояли эту власть, — парировал министр, — и нам решать, кого снимать, кого назначать.

— Кто воевал, а кто нет, мы знаем, — закричал Цанаев, он еще как-то яростно возражал; видел, что напротив чиновник жестами умоляет — «замолчи». А сидевший рядом руководитель за карман пиджака тянул вниз — «сядь», — ткань порвалась, но Цанаев все не садился, отстаивая свою позицию и называя происходящее беззаконием, пока к нему не подошел здоровенный охранник:

— Ваш вопрос решен, — огласил ведущий. — Посторонние, покиньте помещение.

Все же Цанаев не до конца потерял голову — понял, что он здесь уже посторонний. Прибыв в свой кабинет, понял, что и здесь лишний: не на его месте, но уже, сидел и.о. директора, перед ним — «распоряжение правительства».

— Гал Аладович, — извиняется и.о. директора, — я не виноват. Сам был в Москве, а тут такое… Надо ж руководству подчиняться.

— Я знаю, где руководство, — как бы про себя обиженно пробормотал Цанаев. — Мы еще посмотрим. Руководство-то в Москве, — с этими словами Цанаев покинул кабинет и уже будучи во дворе пытался набрать вице-президента, все руки дрожат, как сам вице-президент звонит:

— Гал Аладович, тут дело такое… Сами понимаете: политика есть политика. А Чечня — дело щепетильное. Словом, был звонок из Администрации президента России… Мы обязаны поддержать кандидатуру правительства Чечни.

Цанаеву, наверное, надо было бы и хотелось отключить телефон, а он вместе этого:

— Спасибо… Я понимаю. Так даже лучше для меня. Что мне делать в этой дыре?! Науки никакой.

— Да-да, вы ведь, Гал Аладович, ученый с мировым именем. И любой московский институт сочтет за честь вас в штате иметь… Тут у вас и семья, и квартира.

— Спасибо, спасибо, — последнее Цанаев говорил искренне, потому что ему напомнили о подаренной Президентом квартире в Грозном, на которую он так и не удосужился получить хоть какую-либо бумажку, не говоря уж об ордере.

С этой целью он направился в регистрационную палату, а там ему заявили — для оформления квартиры необходим документ-основание.

— Эту квартиру мне подарил Президент, — утверждал Цанаев. — Вручил ключи, это по телевизору даже показывали.

— Телевизор не документ, нужен ордер.

— Вот вы и выдайте мне ордер.

— На основании чего?

— Президент подарил.

— Президента нет.

— Ха-ха, уже забыли? Другому господину служите?.. Совести у вас нет, — и еще более нелицеприятное нес Цанаев, пока его почти силой не выставили, хорошо, что еще не побили — интеллигентный вид спас.

Боясь, как бы и квартиру не отобрали, Цанаев поспешил домой и по пути увидел вино-водочный магазин. В Грозном это случалось крайне редко, а вот в Москве Цанаев не то что запоем, но к бутылочке частенько прикладывался, и вот напиться-забыться решил. Взял сразу же пять бутылок водки, на следующий день столько же и про запас, а потом даже не помнит: оказывается, телефон потерял и дверь никому не открывал, а может, никто и не стучал, а если стучал, он не слышал, пока не появилась — действительно, как утренняя заря — Аврора, и, конечно же, как озарение иль отрезвление, Цанаев протер глаза:

— Ты что на балконе делаешь? — пришел он в себя. — Как ты сюда попала? — он тоже вышел на балкон: яркое, теплое, солнечное, летнее утро. — Ты залезла на второй этаж? — он посмотрел вниз.

А она в ответ жестко:

— Гал Аладович, как вам не стыдно? Перед Богом не стыдно?

— Брось, — махнул рукой Цанаев, — голова трещит.

— Мне вас не жалко, работу жалко. Вы бросили институт.

— Меня уволили. Бросили, как шавку.

Она, то ли с презрением, то ли с жалостью, осматривала его с ног до головы:

— Надо же бороться. Ученый совет впереди, — убежденно сказала Аврора. — Приведите себя в порядок и идите на работу, — как и залезла, она уверенно перемахнула через перила балкона.

— Ты что?! — протянул ей руку Цанаев. — Выход там.

— Не трожь, — грубо отрезала Аврора, — как пришла, так и уйду.

По газопроводной трубе она довольно ловко спустилась, правда, плюхнулась наземь неудачно, больно.

— Я вас жду на работе, — уже снизу крикнула она.

— Этот и.о. в моем кабинете? — стал соображать Цанаев.

— А вы до ученого Совета посидите в моем, — все спланировала она.

В тот же день, после обеда, чувствуя себя неловко, Цанаев появился на работе. Сел на место Авроры, она устроилась рядом.

— Ну и что? — растерянно промямлил Цанаев.

— Что? — как бы дразня, ответила Аврора. — Надо действовать, бороться. Не уступать же просто так институт, ваше, можно сказать, детище, этим подонкам… Думайте, вы же умный и смелый человек. А пока дайте мне ключи от квартиры, я там приберу.

Было стыдно, неудобно, но Цанаев высидел в кабинете Авроры до концарабочего дня, пришел домой — свежо, опрятно, даже уютно. А он мечтал опохмелиться, от водки и следа нет, — напротив, в комнате — молитвенный коврик, четки, тюбетейка, а на почетном месте — небольшой Коран.