Аврора. Канта Ибрагимов (rukavkaz.ru)

Была пауза, долгая пауза, после чего Аврора ответила:

— Больше так не говорите. Вы женатый человек.

— Жена подала на развод.

— Гал Аладович, вы женатый человек. Простите меня, и я вас прощаю. Рада была вас видеть, выздоравливайте, я на днях улетаю.

— Нет! — крикнул Цанаев. — Нам надо увидеться, поговорить… Пожалуйста! Прошу!

Так совпало, что наступил Женский день — 8 марта. К празднику больных выписывали. И Цанаев попросил, чтобы его тоже выписали.

— Не бросите вредных привычек — будет хуже, — предупредил врач.

— Брошу, брошу, — уверил Цанаев.

А как только выписался, проблема одна: денег нет, не говоря уж о долгах.

К счастью, «по больничному» выдали небольшую сумму, еще выпросил аванс, а сердце, сердце так даже в юности не стучало, бьется: у него свидание. Как он волнуется: у него одно эффективное лекарство — водка… но не злоупотребляя, чуть-чуть, для тонуса, чтобы Аврора не заметила. И он постригся, выбрился, брюки погладил.

— Какие цветы! — Аврора прильнула к букету, и тут же опечалилась: — Вы снова выпили.

— Нет-нет, это лекарства на спирту.

Аврора сделала вид, что поверила. От кафе она сперва отказалась, хотела погулять. Но Цанаев выдумал — нагрузки ему противопоказаны, да и погода пасмурная. Зашли в небольшое, уютное кафе в центре Москвы. Они были рады, счастливы от встречи, и не могли, и не хотели это скрывать. И, вспоминая работу в Грозном, обсуждали только радостные моменты. Но их было немного, только научные гранты, и сейчас Аврора работает по гранту в Норвегии:

— Мне просто повезло, — рассказывает она, — никто не мог и не хотел работать над данным экспериментом.

— Это как в армии, — перебил Цанаев. — Бедный солдат хвастал: никто не копал окопы лучше, чем я, и никому не поручали окопы копать.

— Ха-ха, где-то так. Но я все равно очень счастлива… Понимаете, написала по памяти письмо, а они тут же пригласили… Жалко только, что последний грант. Тему из-за вредности могут закрыть. Но я потом за докторскую возьмусь. А там, как Бог даст.

— А как племянники? — Цанаев вернул ее память в Грозный, и она явно опечалилась.

— Вроде, нормально. Я им новую квартиру сняла. Деньги послала… Нормально, — тяжело вздохнула. — А как у вас дела?

Цанаев рассказал все, как есть: картина весьма печальная. Настроение у обоих испортилось. В таком состоянии они и расстались у метро, как будто нет меж ними близости, тем более, любви.

Какую-то личную убогость, никчемность и страшное одиночество ощутил Цанаев в тот день. Он понимал, что не надо было рассказывать Авроре о проблемах своих. У нее и так забот хватает. А он мужчина — и плакаться.

Единственным спасением была семья, дети. Он поехал домой. Жена не ворчит, но и не разговаривает, даже не справилась о здоровье, чай не налила. И дети с ним пообщались как бы по протоколу.

Это была безысходность, от которой у него лишь одно спасение: купить водку — и в общагу.

Он спал, когда зазвонил телефон: Аврора — единственная искорка в жизни.

— Гал Аладович, вы… — она не сказала «пьяны», лишь сделала паузу и чуть погодя: — Я перенесла вылет. Я завтра увижу вас?

На следующий день в том же кафе они вновь встретились. Радость встречи, конечно же, есть, но более чувствуется некая напряженность.

— Гал Аладович, вы можете мне помочь?

— Я? — даже самому себе он жалок, а этот вопрос — словно пытка. — Чем я могу помочь? — рука у него дрожит, глаза увлажнились. — Я никому ничем помочь не могу. Вот до чего дожил.

— Гал Аладович, — улыбается Аврора, — вы всемирно известный ученый, помогите мне, — он молчит, а она мягким вкрадчивым голосом. — Дело в том, что мы и над прежними грантами вместе работали. Мне и сейчас для веса и солидности нужен коллега-руко-водитель, известный профессор. Вот я и прошу вас о помощи и сотрудничестве.

— А что я могу?.. Импотент — во всех отношениях.

— Пожалуйста, не говорите таких слов, — она смутилась, отпила глоток кофе и как-то загадочно улыбнулась. — Мне неудобно, но кто на днях в любви признавался?

Какая-то незримая, но ощутимая волна теплоты окутала их. Они просидели очень долго. Ни слова о чувствах, только о делах.

— Аврора, ты просто хочешь помочь мне, просто так уступаешь львиную долю своего заработка.

— Гал Аладович, — убеждает она, — во-первых, не уступаю, а мы совместно работаем. Во-вторых, и вам работа достается, и мне вы, как корифей науки, в проекте нужны. А в-третьих, сколько раз вы мне помогали? Никогда не забуду, как вы нам газ и воду в дом провели.

Он не давал согласия, чувствовал себя неловко, будто еще один инвалид на плечах Авроры. Но и она его согласия особо не спрашивала, уже все решила, расписала. И только выдвинула одно условие:

— Я умоляю вас, бросьте вредные привычки. Пить мусульманину, да и никому, нельзя… Вы лучше молитесь. Бог поможет вам.

— Да-да, — обещал Цанаев. — Пить более не буду, — он и сам очень хотел бросить, страдал.

— Если так, то заключаем контракт.

— Брачный контракт? — доля шутки в этом вопросе.

Также отвечает и она:

— Только научно-деловой контракт.

По оформлению этого контракта в последующие дни они не раз посещали нотариальные конторы, бюро переводов, какие-то зарубежные представительства и даже посольство Норвегии.

Как обычно бывает в таких случаях, планировали все оформить за день, а ушло два-три дня. Да они не переживали, наоборот, боясь минуты расставания, особо не торопили события. С утра до позднего вечера они были вместе, мотались по Москве. Говорили только о делах и все больше и больше молчали, боясь высказать то, что на душе. И даже в аэропорту, когда Цанаев Аврору провожал, — последние ее слова:

— Я постараюсь в течение месяца выслать на ваш счет аванс.

Думал ли Цанаев о деньгах? Конечно, думал, еще как думал. Но гораздо больше думал об Авроре, хотя жесткий пресс житейских проблем, как удавка, не давал жить.

Цанаев не смог погасить очередной процент по кредиту, и начался судебный процесс, результат которого очевиден: их квартира, заложенная как гарант, должна быть выставлена на продажу.

Параллельно у Цанаева развивается еще один процесс — бракоразводный. Этот процесс отложен из-за судебного дела по кредиту, потому что при расторжении брака произойдет раздел оставшегося имущества.

Под гнетом этих проблем Цанаев вновь запил, и сам удивляется — позвонить в Норвегию денег нет, а на бутылку находит. Однако теперь он не пьет до беспамятства, — боится, и не того, что Авроре слово дал, а то, что она позвонит, когда он выпивши. Поэтому по вечерам он телефон отключал. А тут вроде мало выпил, — на работе банкет, и время прошло, а телефон он не отключил, а она позвонила и учуяла: