Австрийская площадь или петербургские игры
Шрифт:
– Есть, Александр Вадимович! Будет выполнено.
– Калинченко понимал, когда кончается беседа и начинается служба.
– Разрешите еще пять минут.
– Давай, - взглянув на часы, обречено махнул рукой Микин.
– Источник сообщил, что Кошелев и его заместитель Жижин подписали несколько договоров с "Энер гомашбанком" и банком "Кредит-Петербург". Засылают туда бюджетные деньги, якобы - лишние. Миллиарды как в прорву! Навар - до 400 процентов. Там еще очень большая странность: администрация обязалась давать банку какую-то коммерческую информацию. И, судя по всему, дает
– Откуда же в городе лишние деньги? И какая-такая коммерческая информация к гребаной
– Характер передаваемых сведений пока не установлен. Есть наметки, что дело связано с квартирами и свободным нежилым фондом...
– Наметки! Если все твои наметки в жопу засунуть, такой дым пойдет, что парового отопления не надо - без него жарко станет. Молчи, я уже понял, к чему клонишь! Людей под твои наметки-хернотки не дам. Будет дело - будут ресурсы. Ничего не пожалею и никого не побоюсь. Сам знаешь, я свою лямку оттянул. На всю длину! А теперь твоя очередь подходит - готовься.
* * *
Машина застряла в пробке перед светофором.
– Врубай на всю катушку!
– приказал Микин водителю. Синие всполохи тут же полетели над крышей старенькой "Волги", истошно взвыла сирена.
– Всем стоять! "Вольво", три-пять-ноль, вправо, вправо прими!
– заорал шофер, прижимая к щеке сипящий микрофон скрытого под радиатором динамика. Обогнув по левой полосе завизжавший тормозами трамвай, автомобиль вылетел на вмиг опустевший перекресток и, едва мигнув стоп-огнями, исчез в черной дыре Банного переулка.
"Спать хочу, - Микин в полудреме привалился к дверце, - доведу эту канитель, и все. Хватит! А если удастся выдвинуть Глеба, то совсем хорошо. Тогда можно на покой - с чистой совестью".
– Вчера твою звезду подписал, - вдруг обернулся Микин к сидевшему сзади Калинченко.
– В кадрах ворчали, что выслуги не хватает, но мы вдвоем с Васильичем убедили, к тому же генерал тебя ценит.
Уже выходя из машины, Микин сказал:
– Так что, готовь бутылку... подполковник!
– Он сильнее и дольше, чем обычно, пожал руку Калинченко и приказал водителю: - Отвези Глеба Семеныча, а после - в гараж!
* * *
– Останови!
– велел Калинченко, увидев по дороге ярко освещенный ларек. Пиво захолодило едва ощутимой горчинкой, снимая тревогу и напряжение. Невский уже опустел, и странно сверкали в безлюдье огни витрин и рекламы. Заскрипев шинами, машина свернула на Садовую и через минуту всеклась в желтоватую пелену тумана. Калинченко вдруг захотелось оказаться в пустом Летнем саду и чтобы в тишине под ногами обязательно шуршали пожухлые листья. Но уже осталось позади Марсово поле и по крутому спуску с Троицкого моста автомобиль заметно прибавил скорость. Калинченко подумал про неожиданное повышение в звании, но не почувствовал ни радости, ни даже удовольствия. Мысли об этом мелькнули, да так и остались где-то в стороне.
"Вот бы подольше: ехать и ехать", - сонно подумал он, и в этот момент уличное освещение погасло.
– Ого, уже час, скоро мосты разведут, - водитель включил дальние фары. В их пронзительном свете багряным глянцем засверкала кромка Александровского парка, а дальше, в глубине, все укрыла черная, непроглядная мгла.
– Поверни на Зверинскую, к дому сорок два, - неожиданно для самого себя приказал Калинченко. Машина остановилась, чуть не доехав, и Калинченко пришлось пройти полсотни метров. Улица казалась вымершей, только в одном из окон того самого дома, где обосновался Кравцов, колебались тусклые отсветы, как будто горела свеча, странным образом завораживая и маня. Калинченко застыл, глядя на этот единственный
в темноте огонек. Он то разгорался, то мерк, но не угасал и в конце концов раздвоился, высветив еще одно окно.– Это в подъезде, у двери кравцовской квартиры,- определил Калинченко, вспомнив много раз виденную план-копировку здания. Водитель несколько раз мигнул дальним светом.
– Так и до психушки недолго!
– чертыхнулся Калинченко, возвращаясь к машине.
1.19. В КРОМЕШНОЙ МГЛЕПОКОЯТСЯ ЗАДВОРКИ
Через час и тринадцать минут после полуночи дежурный межрайонной подстанции Ленэнерго Сергей Белобровкин заметил резкий перепад напряжения в кварталах 18, 19 и 21. Система аварийного отключения бытовых потребителей и уличной сети сработала незамедлительно. Но, казалось, никто не заметил, что треть территории Петроградского района погрузилась во тьму. Даже действия дежурного были маловразумительны и необъяснимы. Вместо того чтобы принять надлежащие меры согласно пунктам накрепко вызубренной инструкции, Белобровкин сладко зевнул и погрузился в странное забытье. Он отчетливо воспринимал окружающее, понимая, где он и что с ним, но все это - как бы со стороны.
В четыре пятнадцать внезапно зашкалили стрелки приборов на пульте управления, защелкали силовые реле, и режим электроснабжения сам собой восстановился. Белобровкин подошел к стенду с контрольными самописцами. Вычерченные ими линии были прямыми, как полет стрелы. Судя по ним, можно было заключить, что никакой аварии вообще не было.
– Чертовщина какая-то, но дотерпеть надо - приду домой и допью, пробормотал Белобровкин. Во время ночных дежурств он всегда думал вслух, но напрочь забыл о происшествии, едва дойдя до рабочего кресла.
Ох, как бы изумился неутомимый исследователь природных аномалий, окажись он тогда в зоне, ограниченной Кронверкским проспектом, улицами Бармалеевой, Введенской и Зверинской. Но истинно значимое всегда случается вне сфер объективно научного наблюдения. И в ту ночь ничьи шаги не потревожили спящих улиц. Никто не видел бесшумно скользнувшую на лестничную площадку женщину. Оплывающим от горячей свечи воском она опоясала окружье у порога 81-й квартиры и вылила внутрь слабо светящегося круга вязко-тягучую жидкостью из принесенной склянки. Плеснув остатки на дверь, она четырежды прошептала в темноту невнятную скороговорку, неумело плюнула на дверь и через мгновение исчезла.
* * *
Надев свежую рубашку, Ира легла на самый краешек кровати и прижалась к тепло спящему Петру. До рассвета оставалось пять с половиной часов.
Разные сны видели в это время жители Петербурга. Журналист Виктор Кокосов в генеральском мундире медленно вышагивал вдоль строя почетного караула. Как в детстве, перепрыгивая через рытвины и канавы, неведомо куда бежал наперегонки со своей собакой (она сдохла лет двадцать назад) майор Глеб Калинченко.
Мрачен и неспокоен был сон мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака. Будто он запутался в прозрачной душащей паутине, которую не разорвать и не распутать.
– Что с тобой? Ты так сильно храпишь, - толкнула его в бок жена.
– Не сушите колготки, где попало, сколько раз говорить!
– приходя в себя, раздраженно буркнул Анатолий Александрович.
Давешняя пенсионерка-учительница явилась в сновидения Павла Кошелева, участливо расспрашивая про невзгоды и административные тяготы.
– Видите, Надежда Петровна, вот люк не заделан, здесь трубу прорвало, там крыша прохудилась, а я один,- го ворил он, проводя старушку по глухим дворам-колодцам.
– Все только говорят, что плохо, но никто ничего не делает.