Автобус славы

Хотя мальчик, казалось, был одет как обычный ребенок, он сидел неподвижно у закрытого окна, руки по швам, лицо вперед, и не двигался.

– Привет, - сказала Памела, надеясь, что ее голос прозвучит достаточно громко, чтобы быть услышанной за шумом автобуса.

Мальчишка даже не взглянул на нее.

"Очень дружелюбные люди,– подумала она.
– Наверное, религиозная группа. Кучка святош-фанатиков. Может, они практикуют обет молчания".

"Да, но кто-то застрелил Родни. Кто-то спас мне жизнь".– Памела села. Повернувшись к проходу, она опустила ноги. Ступни у нее затекли и болели, поэтому она осторожно поставила их на пол. Резиновый коврик на полу был прохладным и гладким, немного шершавым. Она помахала мальчику рукой.

Тот проигнорировал ее, и Памела повернула голову налево. Сразу за подлокотником кресла, на котором она лежала, от пола до уровня ее плеч поднималась металлическая перегородка. Она предположила, что перегородка была там, чтобы защитить спинку водительского сиденья, хотя верхняя часть сиденья и голова водителя были видны.

Шофер был без головного убора. Его черные волосы были так коротко подстрижены сзади и по бокам, что сквозь них виднелась кожа головы. Из-за короткой стрижки его уши казались слишком большими. На макушке волосы торчали прямо вверх, как щетина щетки.

– Привет, - сказала Памела.

Он не ответил.

– Водитель?
– спросила она, повысив голос.

– Никаких разговоров, мэм, - крикнул он, не оборачиваясь. В его голосе не было злости, как у человека, констатирующего очевидный факт.

– Что?
– спросила она.
– Что значит "никаких разговоров"?

– Никаких разговоров с водителем во время движения автобуса. Политика компании.

– О. Ладно.
– Памела предположила, что это, должно быть, правило безопасности.

– Извините, - добавила она.

– Нет проблем.

Памела задумалась, есть ли в автобусной компании правило, запрещающее вставать во время движения автобуса.

"Скоро узнаем".

Наклонившись вперед, она потянулась к блестящему опорному столбу. Девушка ухватилась за него и поднялась с сиденья. Боль поднялась от подошв ног. Памела замерла, сгорбившись и сжимая шест, ее рот был разинут в безмолвном крике. Сильная боль длилась недолго. Она выпрямилась.

Глубоко вздохнув, Памела заметила, что шторами на окнах по ту сторону прохода служили порезанные на полоски желтые одеяла. Они были прикреплены к окнам широкими серебристыми полосками клейкой ленты. "Очень стильно,– подумала она.
– Что это за автобус такой? Вероятно, одна из тех крысоловок - машин смерти без тормозов – о таких вы слышите, когда они разбиваются в горах по пути на воскресный уик-энд или библейский лагерь или что-то в этом роде.

И паломники попадают на небеса немного раньше, чем они ожидали. Аминь.

Может быть, мы тоже направляемся в библейский лагерь. Если прежде не разобьемся и не погибнем..."

Повернув только голову, Памела посмотрела в переднюю часть автобуса. Яркий свет от ветрового стекла заставил ее прищуриться. Впереди автобуса была двухполосная дорога через пустыню.

Та же дорога, по которой она ехала с Родни? Памела не могла сказать. Но это точно была та же пустыня.

Она видела лицо водителя в зеркале заднего вида, но темные очки скрывали его глаза. Кивнула в знак приветствия на случай, если он смотрит на нее. Тот никак не отреагировал.

"По крайней мере, он не приказывает мне сесть".

В темных очках, с плоской макушкой и худощавым, с грубыми чертами лицом он выглядел так, словно должен был стать полицейским на мотоцикле. Полицейским, подрабатывающим водителем церковного автобуса. Это было бы неплохо. Это могло бы объяснить, что произошло там с Родни.

– Эй?
– спросила Памела.

Лицо в зеркале слегка повернулось. Так же терпеливо, как и раньше, водитель объяснил:

– Я не могу сейчас говорить, мэм. Не во время движения автобуса. Это для безопасности всех, кто находится на борту.

– Ладно. Простите.

"Ну и черт с ним",– подумала она. Затем вышла на середину прохода, отвернулась от яркого света, проникавшего из ветрового стекла и посмотрела в заднюю часть автобуса. В тусклом желтом свете было видно, что многие места оказались заняты. Памела прикинула, что пассажиров должно быть пятнадцать или двадцать.

Никто из них не разговаривал. Никто не двигался, только слегка покачивался и трясся в такт движениям автобуса.

"Какая бойкая команда",– подумала Памела.

Однако при таком количестве пассажиров должен же найтись хоть один, который откроется ей и расскажет, что происходит.

Морщась и вздрагивая при каждом шаге, она ковыляла по проходу. Пара на первом сиденье даже не повернула головы, когда девушка подошла к ним.

"Что с этими людьми?" В нескольких шагах от них она увидела, в чем дело.

Памела остановилась и застонала.

Она ухватилась за ближайший опорный столб, чтобы не упасть, и услышала свое бормотание: - Разве это не замечательно? Разве это не то, что доктор прописал? Да что это, черт возьми, такое?

Эта парочка не игнорировала ее, не пренебрегала ею, даже не подозревала о ее существовании.

– Манекены, - пробормотала она.

Ребенок через проход тоже был манекеном. Так же, как и две женщины, сидевшие бок о бок в следующем ряду кресел. Они выглядели как пара манекенов из универмага. Возможно, они рекламировали повседневную одежду в "J.C. Penney"^[8]. На обеих были красочные наряды, которые выглядели круто и удобно: трикотажные рубашки, шорты-бермуды, носки до колена и белые теннисные туфли.

Через проход от них никто не сидел, но позади расположился мужской манекен, одетый в полосатый костюм и галстук.

С того места, где она стояла, Памела могла видеть по крайней мере еще дюжину пассажиров, разбросанных тут и там по сиденьям. Одни сидели поодиночке, другие парами. Никто из них не двигался.

"Они все манекены. Все до единого". Она почувствовала мурашки по всему телу. Они начинались от ее колен и ползли вверх по ногам и ягодицам. Пробежали вверх по спине к затылку. Ее руки и грудь покалывало. Соски напряглись и затвердели. Волосы на голове зашевелились. Ноги начали дрожать.

"Прекрати!– сказала себе Памела.
– Это не настолько плохо! Прошлая ночь была большим испытанием. Родни был большой проблемой. А это все ерунда. Это всего лишь жутко".

"Вот в чем дело,– подумала она. – Вроде ничего ужасного, но все это чертовски странно. Жутко, мрачно, страшновато. Как что-то из старой "Сумеречной зоны" - но ничего ужасного.

Ничего, блин, ужасного. Просто я единственный живой человек в автобусе, набитом манекенами!"