Автономное плавание
Шрифт:
– Догадываюсь!
– Нет, вы не догадываетесь! Можно отказаться от себя. Был, скажем, ты таким, а обстоятельства заставляют тебя поступить не так, как ты хочешь. И человек поступает вопреки своим убеждениям. Это одно. А я совсем о другом. Страшнее, когда человек сам не замечает, когда и как потерял себя! - Самохин опять наполнил рюмки: - Пейте!
– Спасибо, я больше не буду, - решительно отказался Матвей.
– Как хотите. Вы - офицер другого поколения. А я начинал офицерскую службу в войну. А для нас, тружеников моря, война продолжалась еще долго после ее официального окончания. Мы до пятидесятого года проводили боевое
– Конечно.
– А я вот жив.
– Вам повезло.
– Повезло? Может быть. Мне всегда везло. Может, поэтому я и потерял себя? Или наоборот? Как вы думаете?
– Я не совсем вас понимаю.
– А тебе надо понять, - сказал Самохин, переходя вдруг на "ты". - Надо понять, чтобы ты не совершил своей главной ошибки - не потерял себя.
Официантка принесла Матвею суп, Самохину - еще бутылку "перцовки". Но Самохин отставил ее в сторону и продолжал:
– В твои годы я мыслил широко и самостоятельно, был решителен и смел. Даже дерзок. У меня, брат, голова была забита идеями и реформами. И может быть, мне суждено было бы ходить в адмиралах, если бы я не слишком стремился к этому. Я был слишком тщеславен, и это во мне погубило личность. Кто это сказал, что каждый солдат должен носить в ранце маршальский жезл?
– Кажется, Наполеон.
– Это верно лишь тогда, когда солдат носит этот жезл, но не думает о нем. А я слишком стремился к чинам и славе. Ради этого молчал, когда надо было возражать, поддакивал, когда надо было протестовать, бороться. Я слишком боялся испортить отношения с начальством. А начальство не любит, когда ему возражают. Особенно начальство военное.
– Ну, положим, не все.
– А я и не говорю, что все. Всякие начальники бывают - и умные, и не очень, средние, что ли, ну и глупых еще немало. Умный начальник не должен любить людей слишком уж покладистых. А их любят больше, чем ершистых. У меня в бригаде есть один командир тральщика - Баскаков. Не любил я его. А вот теперь понимаю, что мне надо было на таких, как он, опираться. Это личность!
– Может, время сейчас другое? - спросил Матвей, пытаясь подсказать Самохину хоть какое-то оправдание. Ему было неловко присутствовать при этом самобичевании.
– Нет. Время здесь ни при чем. У меня был период культа своей личности. Вот, думал, добьюсь высокого положения, тогда и покажу свои способности. А когда добился, показывать было уже нечего. Их уже не было, способностей-то, сам убил их в себе. Я стал недолюбливать людей, которые со мной не соглашались. Даже тогда, когда чувствовал, что они в чем-то правы.
– Мне кажется, вы сгущаете краски.
– Нет, дорогой мой лейтенант...
– Стрешнев, - подсказал Матвей.
– Запомню. Теперь запомню. Вот даже такая привычка не запоминать фамилии младших по званию тоже результат этого. Если бы вы были адмиралом, уверяю вас, я сразу запомнил бы вашу фамилию.
– Что же вы думаете теперь делать?
– Придется начинать все сначала. Трудно, ох как трудно начинать все сначала, когда тебе сорок пять! Но надо начинать.
– Как? Ведь с флота вас уволили?
– Да, уволили. Это очень тяжело - прослужить более двадцати пяти лет и быть уволенным за неспособностью. Но не это главное.
Главное - верить в себя. И тут уж не важно, где ты будешь. Может быть, даже лучше начинать все, именно все, сначала. У меня нет никакой специальности, кроме военной. Я знаю, что будет трудно. Но лучше начинать с самого трудного. Всегда. Это запомните. И вообще, запомните весь этот разговор, вам может пригодиться урок моего банкротства. Только не служебного, а духовного. Это важнее. Извините, что задержал вас.– Спасибо вам. За доверие.
– Не стоит. Мне просто надо было сказать кому-то об этом.
– Ну тогда другое дело.
Дверь открыла Надежда Васильевна. На приветствие Матвея ответила довольно сухо. У нес было заплаканное лицо. "Не хочет, чтобы Люся приехала ко мне!" - решил Матвей.
– Люся у себя в комнате, - сказала Надежда Васильевна и ушла на кухню.
В комнате Люси царил беспорядок: кровать не убрана, на столе и стульях разбросаны книги, платья, валялись туфли, какие-то мелкие вещи. Матвей заметил, что со стен исчезли несколько эстампов и портрет отца Люси. Сама она, склонившись над чемоданом и нажимая коленкой крышку, пыталась закрыть замок. Люся обрадовалась Матвею:
– А, это ты? Очень кстати. Помоги-ка закрыть чемодан.
– Что все это значит?
– Я еду с тобой.
Матвей растерянно смотрел на нее.
– Похоже, что ты не рад.
– Что ты! - он подхватил ее, поднял и закружил по комнате. - Ты молодчина! Ты просто гений!
– Отпусти, голова кружится.
– Не пущу! Хочешь, я пойду на Север пешком и понесу тебя на руках?
– Хочу. Но мне будет обидно состариться у тебя на руках. Закрой-ка лучше чемодан.
Матвей нагнулся над чемоданом, нажал крышку и защелкнул замок. В чемодане хрустнуло.
– По-моему, я там что-то раздавил.
– Ладно, потом разберемся.
– Послушай, а как же Надежда Васильевна? Мне кажется, она недовольна.
– Она согласна. К нам она, видимо, не поедет. Не хочет нам мешать. И потом - бабушка.
– А разве они нам помешают? Если, конечно, у нас будет комната.
– Так мама считает. Я с ней согласна. Как думаешь, матрас брать или нет?
– Не знаю. Пожалуй, не надо. Там купим.
– В таком случае - берем.
– Первое семейное разногласие. Начало положено. Валяйте дальше, засмеялся Матвей.
– Но там мы ничего не купим. Может быть, там даже магазина нет.
– Резонно! Считаю конфликт исчерпанным.
Вошла Надежда Васильевна:
– Ужинать будете?
– Будем, - сказала Люся. - И даже выпьем чего-нибудь. Давай устроим сегодня свадьбу? Позовем гостей: Симу, Ариадну, Юзека. Кого еще, Матвей?
– Но ведь у меня ничего не приготовлено, доченька.
– И не надо, все будет экспромтом. Мы сейчас пойдем за Симой и по дороге чего-нибудь купим.
– Но вам надо еще собраться.
– По-моему, я уже все собрала.
– Ох, дети! До чего же вы еще наивны! Она собрала... - Надежда Васильевна укоризненно покачала головой. - Ну а ложку, хотя бы одну на двоих, вы взяли?
– Не-ет.
– То-то. Ладно, идите за Симой, я тут одна все соберу. А лучше зайдите сначала к Юзеку и пошлите его за Ариадной. Времени-то уже седьмой час.
– Мы в один миг.
– Все у вас в один миг: и замуж в один миг, и свадьба в один миг, и уезжаете тоже в один миг, - проворчала Надежда Васильевна добродушно.