Автопортрет художника (сборник)
Шрифт:
Даже чересчур толстая любовница.
ххх
В глубине души ей всегда хотелось нежности и чувств.
Но Снежана – а звали ее именно так – была создана для простенькой, непритязательной ебли. Она была чересчур просто одета, чересчур просто выражалась, невероятно просто думала, она была чересчур просто создана, наконец. К счастью, ей хватало мозгов это понять. Поэтому она была хорошей шлюхой. Но выдержки и силы духа на то, чтобы хранить лицо все время своего присутствия с мужчинами, ей не хватало. Поэтому она была хорошей шлюхой примерно три четверти проводимого с вами временем. Потом начиналось нытье про то, как ей бы хотелось влюбиться и бегать на свидания в кино или в музей. Музей…
– Когда ты последний раз в музее была? – хотел спросить я ее.
Но понял, что едва не облажался. Поэтому спросил:
– Когда ты ВООБЩЕ в музее была? И была ли?
Конечно, она не была. Но это значения не имело.
Так или иначе, в первый раз я трахнул ее прямо на улице.
Как оно со шлюхами и бывает, это оказалось НЕВЕРОЯТНО просто. Мы просто сидели на какой-то вечеринке, посвященной годовщине нашей корпорации – все были в костюмах, дамы в юбках до колена, и приличного вида блузах, – и я думал, кого бы трахнуть. С женой мы уже часто ссорились, развод был не за горами, но пару лет своему браку мы еще давали. Я был задумчив и слегка на взводе. Как всегда, когда в жизни что-то меняется. Жизнь, она ведь для нас как кожа для змей. Старая жмет, значит пора сбрасывать, и обрастать новой. Так я думал, и поглядывал по сторонам. Единственное место, куда я не смотрел, было справа от меня, рядом. Неприлично пялиться на СОВСЕМ уж соседку, согласны? Ну, а когда глянул случайно, ничего особенного не заметил.
Рядом сидела женщина – полная, со вздернутым маленьким носом на приятном лице, и с копной рыжих волос.
В начале вечера, когда официанты разносили жратву на подносах, и услужливо наливали вам из-за плеча, она была слегка зажата и сдержанна, но уже после четвертого тоста стала проявлять игривость слоненка. Знаете, как это бывает. Малыш в сто пятьдесят кило скачет, рвет у мамы из хобота сенцо, и резвится по площадке перед зрителями, и те умиляются. Я тоже умилился. Тем более, что стало понятно: эту-то как раз можно трахнуть. Да она и сама это понимала. Потому что после пятого тоста напряжение ее как рукой сняло, и она начала вести себя вызывающе вульгарно. Вот что значит шлюха, подумал я. Шлюха, она вроде как настоящий писатель, или убийца. Ну, или как 20 кг лишнего весу. Скрывай это в себе, не скрывай, надевай стягивающую одежду, втягивай живот – все равно сядешь, случайно расслабишься, и все вылезет наружу, обвиснет складками.
– Слушай, – сказал я как-то ей, уже много позже, – ты в школе, небось, давала за пирожок?
– В том-то и дело, что нет, – грустно сказала она, – это я попозже такой стала…
Я ужасно не люблю, когда люди недоговаривают. Поэтому поехал к ее школе, нашел ее классную руководительницу, выписал кой какие адреса из журнала, и прошвырнулся по ее одноклассникам. Само собой, она давала в школе за пирожок. Ребята, которые ее трахали, рассказывали мне об этом чуть растерянно и смущенно. Они, вероятно, думали, что я какой-то полоумный, влюбившийся в толстую школьную шлюху, полоумный, решивший разбередить свои раны. Я не пытался доказать обратного, просто потому, что экономил время. Конечно, никаких ран не было, плевать я хотел на эту шлюху – у меня были десятки женщин, намного более красивых, чем она. Просто я не люблю, когда люди врут и пытаются представить из себя большее, чем являются. Поэтому, когда встретил ее с месяцок спустя, и парой фраз затащил в кинотеатр, где она снова распробовала пломбир по 25 копеек, укоризненно сказал ей:
– Вот же ты лживая сучка, конечно же, ты трахалась в школе…
– И за пирожок, и за так, – сказал я.
И даже перечислил фамилии тех, кто ее трахал. Я так понимаю, это была малая часть списка. И что вы думаете. Шлюха нет, чтобы смутиться, она была польщена!
– Милый, – сказала она, – ты ко мне неравнодушен…
– Я неравнодушен к твоему отсосу, – сказал я.
И это было правдой. Ведь секс, как оно обычно бывает при таком избытке веса, качественным никогда не бывает. Ты элементарно не можешь пробиться туда как следует, развести ляжки, как надо, поставить раком, посадить сверху… Она быстро устает, и единственная поза, в которой ты долго можешь трахать толстую женщину – это лечь сверху. Но в таком случае ты чувствуешь себя каким-то блядь судном на воздушной подушке, и эта подушка – ее распластанный под тобой живот. Зато минет… Что может быть лучше, чем сесть поудобнее, откинуться, и перебирать волосы полной женщины одной рукой, другой поглаживая и пощупывая ее невероятные сиськи, пока она трудится над твоим совершенством. Худенькие в этом деле не так старательны,
они знают – им есть чем брать и кроме этого. Для толстухи минет – последний шанс. Окончательный и решающий бой. Схватка двадцати панфиловцев с целой бригадой немецких «тигров». Отсоси как следует или он тебя бросит. Соси так, чтобы он твоего жира не замечал. Ложись под гусеницы. Бейся насмерть. И все такое. На мыслях об этом я и кончал. Причем даже с первого раза. Ну, когда на вечеринке для персонала она стала вести себя вызывающе вульгарно, а все хихикали и прятали глаза. Чтобы на следующий день перешептываться, когда несчастная протрезвевшая шлюха будет молча переживать свой позор. Ну, мне было наплевать. У меня к тому времени были проблемы с женой. А в такие моменты вам нужна другая женщина. Другая женщина – отличный способ разобраться со своей. Маленький такой тренировочный полигон для учений и обкатки новых приемов в промежутках настоящей войны. Тренировочная крепость Суворова перед штурмом Измаила. Итак, мне нужна была хоть какая-то женщина. Эта вроде была готова. Я пригласил ее на танец. Мы кружились минуты три.– А давай потрахаемся, – сказала она.
– Запросто, – сказал я.
Взял ее под руку и под понимающими взглядами коллег увел по дорожке от этого ресторана в центре парка куда-то в темноту. Там прижал к стене – позже оказалось что это детский замок, – и стал лапать.
– Без гандона не дам, – сказала она.
– Боже, как грубо, – стало неприятно мне.
– Да ладно, – сказала она и захихикала.
Я потыкался наугад ей в сырые ляжки, но она была настроена решительно. А презервативов с собой не было. Что же. Я надавил ей на плечи и она начала совершать первый из сотни минетов, которыми меня ублажала. Но я – то об этом не знал, и думал, как бы ее все-таки трахнуть: все-таки сбитый самолет не засчитывается, если дотянул до своего аэродрома. Нужно было пункты хотя бы обязательной программы. Пока я думал, она оторвалась от меня и робко сказала:
– У меня в сумочке есть…
Ага, шлюха, подумал я, и, конечно, взял то, что она мне протянула. Ну, и трахнул ее. Это-то и было ошибкой, потому что трахать ее было удовольствием сомнительным. Так что я стянул резинку, и велел ей продолжать, как в начале. Так мы и закончили. Это было невероятно. Я так и застыл, вцепившись в ее большущую грудь, и покачиваясь – как деревцо под ночным ветерком парка, – и стоял так долго. Мне показалось, вечность. На самом деле прошло, наверное, минут пять, не больше. Потом она оторвалась от меня, старательно вылизала все, что должна была, и, одернув юбку, села на скамейку. Я глядел на нее и видел, как шлюха буквально на моих глазах превращается в Трезвеющую Шлюху. Как оно и водится, начались сожаления, угрызения, и тому подобная ерунда. Приличная женщина никогда не позволит себе усомниться – при тебе и на словах, – в том, что правильно сделала, перепихнувшись с тобой. Она это если и делает, то в одиночестве. Шлюха же устраивает Представление.
Шлюхи вообще сплошь и рядом, едва вынув из себя член, начинают громко рефлексировать на эту тему.
– Падшая я падшая, – горько причитала она.
Я сделал какое-то движение – кажется, просто переступил с ноги на ногу. Это вызвало очередную бурю.
– Что, уже НАДОЕЛА? – спросила она.
– Получил свое и хочешь поскорее УЙТИ?! – спросила она с надрывом
– Да успокойся ты, – сказал я.
Ветерок, покачивавший деревца и пару минут назад меня, прогнал тучу, и я увидел в свете Луны ее глаза. Совершенно безумные. Шлюха явно намеревалась получить все сразу, и назревала истерика. Я велел ей заткнуться, взять меня под руку и вернуться к столам. Мы так и сделали. Малость протрезвев от желания трахаться, я поразился тому, насколько близко от ресторана мы все это проделали. По пути обратно я думал, что связываться с этой психованной шлюхой больше нельзя.
На следующий день, конечно, она уже обрабатывала меня под столом.
ххх
Со временем я привык. В конце концов, нет ничего сложного в том, чтобы назвать киской или малышкой – тем более, никто не слышит, – женщину, которая оказывает вам ТАКИЕ услуги. Снежана работала профессионально, делала все, о чем я попрошу в любое удобное для меня время. Я успокоился, стал вальяжным, и и начал вести себя с женой с твердой уверенностью взрослого мужчины. Это и ее успокоило, и она сдала обороты. Снежана, конечно, иногда хотела кое-чего еще, например, чтобы я поласкал ее ТАМ – но когда я, недоуменно вздернув брови, задвинул ей Туда, смущенно пояснила, что имела в виду совсем другое. Ну, я посмеялся. Черт. Чтобы я отлизывал какой-то там шлюхе? Я только смеялся, и приглашал ее зайти к себе в отдел, когда все уходили в обеденный перерыв. Она заявлялась в нарядной юбчонке до колена, а чаще в джинсах, в какой-нибудь кофте, умело скрывавшей лишний вес, я закрывал дверь, она становилась на колени, я откидывался, она наклонялась. Однажды она сказала мне: