Ты встанешь – ветру окна отворить;увижу, как заутренние далиглазам твоим освобожденье дали,и стану говорить,что нелюбовь честней полулюбви… Ты, глядя на закатную зарю,где выгорают облака-скитальцы,мучительно заламываешь пальцы,и вот я говорю:– Несчастней нелюбви полулюбовь!..
«Глубокое дыханье колыхает…»
Глубокое дыханье колыхаетиюльский
сад,он кроной ритмы сонные вдыхает,и листья, чуть взлетая,шелестят,и мотыльки к дыханию летят,возносятся, в открытых окнах тая,дыханием слепой ночник обвит. Спит женщина в объятии любви.
«Ликует птаха и полощет в горле…»
Ликует птаха и полощет в горлеотраду лета – где-то здесь, в кустах. Сбегаешь ты на берег с крутогорья,и осыпается песок в следах. Вот все примрет – едва лишь платья складкамупасть у ног, лишь тронуть ветвь руке —над долгим "и" испуг вспорхнет "и" кратким! А я божок приречный в лозняке.
«Ты повторения не требуй…»
Ты повторения не требуй,не переспрашивай, люблю ли. Сомненье притаилось слепои слухом чутким караулит. Лишь тот, кто чувства не питает,пустое ищет уверенье. Тогда прозренье опадаети прорастает подозренье.
«Луну метелью замело —…»
Луну метелью замело —и нет предмета волчьих песен,покой округе обеспечен. Пространство прежнее ушлов себя, и здесь мне не ко сну,лишь без тебя здесь нету света,и что мне до того предмета —метелью замело луну.
«Ночи зимние…»
Ночи зимние. Звезды сквозные. Бесконечные острия. Не оплачут печали ночныени метелица, ни плачея. Мир живой и ушедший восходятс двух сторон их внимающих глаз. И обменится жар мой на холодтвой в мирах, совмещающих нас. Свечи теплятся здесь, а напротив —два печальных, два тонких плеча,неразумною мыслью о плотиослепляя и горяча.
«Ночник лучится в потолок…»
Ночник лучится в потолок,чернеется окна страница,и, словно мысль моя, кружитсяполуослепший мотылек. – Моей бессонницы наперсник,с какой ты прилетел звезды,больного образа соперник,его затмить стремишься ты,но с наступлением рассвета,вонзившись, затрепещет нож,и ты в нездешнем мире где-топрообраз образа найдешь… А день и вовсе недалек,и солнце тянет луч, раздобрясь. Передо мной все тот же образ —полуослепший мотылек.
«По захоложенному маю…»
По захоложенному маю,где рыжим почкам невтерпежв зеленую одеться дрожь,иду и память обнимаю,и холодею на ветру,и выстываю, словно печь,но в памяти есть память рукс теплом твоих янтарных плеч. Иду и прикрываю веки,тебя за веками держу —меня, слепого, хлещут ветки,но я тебя не покажу,самим
собой тебя окутав. Обыкновенным притворясь,иду, с ума схожу, как будтоя вор, укравший в первый раз. Иду наедине с тобою,но вздох уже далече твой:приду в себя, глаза откроюи не увижу ничего…
«Он мне сказал: ее уж нет…»
Он мне сказал: ее уж нет. А я не мог понять. Шел белый снег из тьмы на свети все хотел обнять. Мне молвила через порог,что полюбила вдруг. Я обернуться к ней не мог. Но вот замкнулся круг. И нет ее. А я живуи не могу понять,как смерть посмела синевуу дней живых отнять.
«Свеченье глаз твоих…»
Свеченье глаз твоих… Я был на что-то зол, —теперь уже не помню, – я пришелтебя встречать и приготовил злое,но все забыл и смолк на полуслове… На полуслове смолк – в меня вошлосвеченье глаз твоих: сквозь сумрачное зломоей души проникло и леглов укроме самой, дожидаясь дня —вновь засветиться и простить меня… Свеченье глаз твоих, свеченье твоих глаз!
«Снег падает, снег ластится…»
Снег падает, снег ластится,на языке сластит. Зима в венчальном платьице —лукавый глаз блестит. Кому с ней быть сосватанным —с утра сойти с ума:уже под белым саваномлежит его зима.Джамбул. 1964Новосибирск. 1965–1967Целиноград. 1966
Перипатетика
Веселая осень
Поветрий осеннихвеселое дело! Листва на осинахсовсем обалдела,и солнце в листвекак бенгальский огонь,и знак на шоссезапрещает обгон. А я тороплюсьобогнать свои мысли,а я не боюсьуподобиться рыси,чтобы, в чащобетаежной играя,рычать и визжать,бытие выражая! По осени пестройскорей за шоссе —на сказочный островв лесной полосе. На рыжую хвоюупав, отосплюсьи, может, усвою,зачем тороплюсь:консилиум сосенпусть оглядити вынесет осеньвеселый вердикт!
Рабочее утро
Зимний рассвет —это светнедоспелый,хрусткий и белый. Это обочин огромностьв сугробахи озабоченностьмашин снегоуборочных. Это деревьев нескромностьв морозных оборочкахтам, за фигурами в робах,в пальто на ватинеи в шубах. Это яблок бесшумныхподобием – иней,выдыхаемый густо. Это воздух, набухший до хруста. Это я в эту облачность долювношу:и дышу,и глаголю!