Автово

Неожиданно, как всегда ко мне приходят идиотские мысли, меня озарила очередная бредятина.

— Ну, почему это я хожу всего с одним «гвоздиком»? — думал я про себя. — Примитив какой-то! Давно пора проколоть себе новые дырки!

Почему-то мне непременно захотелось ходить с тремя серёжками в одном ухе. Ну, вот захотелось тут и всё! Причём немедля!

Разумнее, конечно, было бы предоставить всё это сделать Сони, но что-то мне подсказывало, что этим я его окончательно достану. Тем более ничего трудного в моих предстоящих действиях я не видел.

Испытывая чуть лёгкое волнение, я накалил с помощи зажигалки иглу, протёр её и мочку уха спиртом и оттопырил само ухо на столько, на сколько это, вообще, возможно. Между прочим, торчащие уши имеют в этом свой плюс!

Прицеливаясь на одну только мне известную точку, я поднёс к ней иглу и с какой-то садистской яростью вонзил её в ухо. Ярость объяснялась тем, что весь процесс этот был не совсем приятным, а мне бы не хотелось долго мучиться. Вот почему буквально через секунду конец иглы появился на противоположной стороне мочки. Немного покрутя иголку, я вытащил её и впился взглядом в зеркало. То, что я увидел, меня одновременно и порадовало и огорчило. Порадовало то, что крови не было вообще (честно говоря, меня это малость удивило), а огорчило — мочка начала моментально пухнуть, буквально на глазах. Очевидно, это обстоятельство как-то повлияло на отсутствие крови. Кто знает? Во всяком случае, тогда мне так показалось.

Опухоль мне сразу не понравилась — это точно, но отступать я не собирался. Перекрестившись на всякий случай, я достал «гвоздик» и с некоторыми усилиями (предварительно тоже обработав его спиртом) просунул его в свежую ранку.

— Вот и всё, — подумал я, глядя на свою рожу в зеркале. Если бы зеркало было телевизором, то в нём не мешало бы поубавить красный цвет — до того сейчас он был насыщенным. Что касается непосредственно мочки, то она, вообще, была какой-то малиновой.

Но это было не всё. Не смотря на неприятные ощущения, я решил довести дело до конца и проколоть ещё одну дырку.

— Видать, в этом семестре мне уготовано было судьбой здорово помучиться! И за что мне это? — спрашивал сам себя я, совершенно естественно опуская тот факт, что делаю это добровольно.

Проколоть очередную дырку я нацелился между двумя уже имеющимися. Проколоть-то я её проколол, но вот вставить в неё серьгу почему-то не смог. То ли дыра получилась слишком узкой, то ли «гвоздик» попался слишком толстым, только факт остаётся фактом.

Что делать? Этот вопрос возник передо мной молниеносно. По каким-то непонятным мне самому причинам прокалывать эту дырку во второй раз я не стал. То ли где-то я слышал, что это делать нежелательно, так как при этом может что-то воспалиться, то ли какая-то интуиция не позволяла мне сделать это. Но, так или иначе, трогать её я не стал. А вместо этого выбрал место на мочке поближе к проколотой Сони дырке и ещё раз взмахнул иголкой.

Вот уж где пошла настоящая кровь, как будто из всех трёх дырок сразу. Остановив её, я вставил, наконец, последний «гвоздик». Теперь моя мочка, вообще, была ни на что не похожа. Сейчас она, только очень отдалённо, напоминало какое-то вишнёво-чёрное решето. Вся в дырках и кровоподтёках.

Я уничтожил следы крови насколько это было возможно, убрал все причиндалы, вышел весь пунцовый в коридор и с наслаждением затянулся сигаретой.

Следовало признать, что сегодняшний мой поступок был настолько же смелым, насколько глупым и опасным. Я прекрасно понимал, что проделать над собой такое самому отважились бы не многие. И правильно, потому что я знал и другое — как правило, такие самоглумления над собой почти всегда ведут к какой-нибудь заразе и болезни. Но моё легкомыслие не дало мне предаться отчаянию. Напротив, с каким-то идиотским равнодушием я уповал на судьбу и даже не думал, что сейчас я занёс себе какую-нибудь инфекцию.

Как покажет время, всё у меня с ухом будет в порядке, а это означает лишь то, что есть у меня свой ангел-хранитель, который почему-то помогает и заботится о таких уронятых в детстве на пол идиотах, как я.

Где-то через полтора часа мочка немного остыла, похудела, и я решил вставить серёжку в свободную сейчас старую дырку, которую мне проколол Сони. Поскольку «гвоздиков» у меня больше не было, я решил вставить туда одно из своих злосчастных колец. Это мне удалось безо всякого труда, однако, я заметил, что эта дырка уж очень близко расположена от последней мною проколотой. Однако, это меня ничуть не смутило. Да и результат был несколько оригинальным: в нижней части мочки болтались почти на одном месте кольцо с «гвоздиком», а в верхней части торчал просто один «гвоздик». И поскольку я никогда не любил симметрию, этот результат меня вполне удовлетворил.

Теперь оставалось только ждать наших и посмотреть на их реакции…

Наши вернулись с «войны». Первым делом Владик и Рудик многозначительно посмотрели на висевшие за шкафом пододеяльник и наволочку, после чего протопали вглубь комнаты, страшно принюхиваясь, проверяя наличие в воздухе рвотного запаха. Не знаю, чего принюхивался со своим вечно забитым носом Владик, наверное, так, для вида.

Дождавшись, когда он вышел из комнаты, я сел за чертёжный стол, открывая тем самым свой левый вид перед Рудиком. Тот спокойно сидел за столом, иногда переговаривая со мной, но ни разу не поинтересовался моим ухом. Наконец, я просто не выдержал и прямо спросил:

— Дима, во мне что-нибудь изменилось?

Тот молниеносно посмотрел мне на голову. Моя рыжая копна вроде бы оставалась такого же цвета, как и раньше, что несколько озадачило Рудика. Подумав немного, он перевёл свой взгляд мне на ноги. Я поспешил убрать их под себя, потому что уже давно не стриг там свои когти.

— Да нет, нет, не там, — несколько сконфужено пробубнил я, — повыше.

Рудик стал внимательно меня осматривать с ног до головы, причём по нескольку раз, но, не находя ничего особенного, принимался за это снова и снова.

— Похудел что ли? — как-то кисло спросил он.

— А может, ноги помыл? — съязвил я. — Неужели ничего не замечаешь?

— Ну, пододеяльник постирал, ну, теперь меньше пахнуть стало. Это?

— Почему это меньше? Вообще, не пахнет! — возмутился я. — А вот тут ничего не видишь? — почти крича, показал я себе на ухо.

— Ба-а-а! А я гляжу — что-то не то, а что — не пойму. Когда это ты успел?

— Вот тебе и весь сказ, — подумал я, — столько трудов, а ничего не заметно. Это что же получается, наверное, мне вместо «гвоздиков» следовало бы повесить какие-нибудь лошадиные подковы, может быть, тогда заметно было бы.

— Сегодня! — ответил я. — А угадай, кто мне это сделал?

Тут уж Рудик показал своё воображение. По его словам мне ухо кололи чуть ли не всё непальское население нашей общаги, к которому каким-то боком притесалась и наша Лариса. Последней попыткой была Анечка, после чего я, уже не выдержав, рассказал ему всё, как было на самом деле. Его неподдельное удивление тому факту, что это я сам так надругался над собой, несколько утихомирили моё первоначальное возмущение.

Итак, это была первая реакция. Практически такими же были реакции всех остальных за исключением считанных единиц, которые с самого начала заметили моё новшество. Мысль о лошадиных подковах стала мне казаться более подходящей…

Шло время. Делая курсовой по Бронникову, народ не забывал о Кронштадте. На носу были экзамены по «войне» и манящие казармы далёкого острова. Я уже не раз задумывался об этом и о том, что мне предстояло прожить одному почти целый месяц. Полное одиночество мне не грозило, потому что рядом оставались Галя, Лариса и все «школьники», поэтому предстоящая ситуация из-за своей новизны меня даже несколько привлекала. Я уже начал было строить некоторые планы относительно этого, как вдруг, придя с очередной «войны», Дима просто ошарашил меня потрясной новостью.