Автово

Задачей N 1 была сдача курсового проекта по Бронникову. До Нового Года больше половины группы уже с успехом его сдала. Не в меру добрый Бронников раздавал «пятёрки» направо и налево и, в крайнем случае, ставил «четвёрки». Все выходили от него счастливые и довольные, и это позволяло мне надеяться, что и моё корыто, может быть, потянет.

Честно говоря, в последнее время я всё больше и больше приходил к выводу, что спроектировал какую-то чухню. И кто меня просил делать всё по правилам? Видать было какое-то умственное затмение или, проще говоря, бзик. Нет бы, как обычно, подправить кое-что малость — и готово супер-судно. Правда, и сейчас моё изобретение можно было считать супер, только с другой стороны.

Короче одним прекрасным утром я свернул в трубочку свои апокалипсические чертёжики и двинулся навстречу судьбе.

Бронников вызвал меня к себе в кабинет и попросил оставить пояснительную записку с чертежами у него на столе, а зайти за результатами через несколько дней. Я уже было обрадовался некоторой отсрочке моей экзекуции, но тут добрый дядя решил краем своего здорового глаза взглянуть на моё творение. Как назло, он выхватил теоретический, где во всей своей красе красовался (извиняюсь за каламбур) мой мидель корытообразного типа.

Лицо Бронникова покрылось всеми цветами радуги, а здоровый глазик начал дёргаться.

— Это… это что у вас такое? — сильно волнуясь, спросил он меня.

— Сухогруз, — печально ответил я.

— ЭТО — сухогруз? Да разве ЭТО — сухогруз? Где вы, вообще, видели такие сухогрузы? Да вы знаете, что вы сейчас мне принесли? Это у вас… это вы… это… это — лодка какая-то!!!

Ещё немного и он начал бы визжать. Я стоял с поникшей головой и не знал, что ему ответить на эту правду.

— Знаете что? — Бронников немного отдышался. — Вы сейчас идите… А я уж как-нибудь это проверю.

— До свидания.

Пунцовый и готовый убить самого себя, я закрыл за собой дверь и вышел на морозную улицу. Стыд и срам!

В назначенный день для поддержания духа я прихватил с собой Рудика, который шёл к Бронникову на консультацию. Надо сказать, что из всех наших курсовой на совести остался только у меня, Гали и Рудика. Ну, мы с Галей — это понятно, мы никуда не торопились, а вот Рудик запоздал. Но он уже смирился с мыслью, что ему придётся сдавать курсовик только после Кронштадта.

В кабинет мы зашли вдвоём. Лицо Бронникова не предвещало ничего хорошего.

— Садитесь, — сказал он мне таким тоном, что у меня пятки онемели.

— Значит так, — продолжил он после того, как я приземлился на стул, — меня интересует, сколько вы это выдумывали? Ведь это же просто невозможно — то, что вы мне тут написали! Посмотрите сами — буквально на каждой странице грубейшая ошибка! Вы знаете, я уж и так прикидывал и так, но ничего поделать не могу — вы заслуживаете только неудовлетворительной оценки.

Я сидел как пригвождённый. Сидящий позади, Рудик нервно заёрзал на стуле и лишь сильнее обычного захлопал ресницами.

— Как это? — прорезался я. — И что, ничего нельзя… А вы дайте мне пояснительную записку обратно, я всё исправлю… Мне… мне «четвёрку» нужно…

Настала очередь удивиться Бронникова. Наверное, такой наглости он ещё ни разу в жизни не слышал. А что мне было делать? Этот последний семестр шёл у меня на удивление гладко — сплошные «пятёрки» и «четвёрки», а тут вдруг… Не хотелось просто портить зачётную страницу.

— «Четвёрку?» — изо рта Бронникова вырвалось пламя. — Да о чём тут речь, когда дело идёт о самой настоящей «двойке»! Если хотите другую оценку, то извольте сделать новый проект.

Нет, такую жертву я, конечно, принести не мог, да и желания, честно говоря, не было.

Я состроил рожу, которую всегда могу состроить в критических ситуациях, глядя на которую любой бы упал на землю и стал бы просить у меня прощения, после чего дал конфетку и отвёл бы за руку домой.

С Бронниковым всё же случились некоторые осложнения. Конфету он зажал, но проговорил всё же с некоторой затяжкой:

— Знаете что, я сделаю вам поблажку и поставлю «тройку». Всё-таки, вы уезжаете, так что давайте вашу зачётку и на этом расстанемся.

Я мысленно прикинул, что это мне даёт, и стоит ли бороться дальше, но понял, что лучше оставить всё как есть. А что, действительно, на самом деле заслуживало моё корыто? Странно даже, что я так долго на что-то надеялся.

Я с печальным видом подвинул свою зачётку…

Идя пешком до «Нарвской» и глотая мокрый снег, я думал теперь только о том, как бы решить проблему с Владиком, который оставался в общаге и не ехал в Кронштадт…

Всё обошлось. Хотя случилось, конечно, то, чего я никак не ожидал. Первые слухи поползли, когда наши в декабре готовились сдавать экзамен по «войне». А сейчас, придя как раз с военной кафедры, Рудик подтвердил, что с Кронштадтом там что-то никак не стыкуется, и уже решено окончательно, что никуда наши не поедут, а практику будут проходить прямо здесь, при университете.

Разумеется, все наши как один просто тряслись от счастья при мысли о том, что ни в какие холодные казармы они не поедут. Я было немного опечалился, что рухнули некоторые мои планы, а потом подумал, что всё, может быть, это и к лучшему. Проведу, так сказать, свои последние деньки в Питере в обществе весёлой компании.

Итак, последний семестр уже, действительно, заканчивался, но не все «хвосты» ещё были подобраны. Помимо того, что все эти пингвины в инкубаторских синих костюмчиках должны были ещё предвкушать радость сдачи ГОС экзамена по «войне», у некоторых, а в том числе и у меня, сидел на шее Гармашёв со своим зачётом.

Дядечка с пухлыми губками бросил первый камень ещё в декабре, принимая зачёт в первый раз, но больше половины нас «утонула» сразу же с этим камнем. Зачёт получили лишь единицы, а ехидно улыбающийся Гарма перенёс очередную сдачу на январь. Ещё ничего определённо не зная насчёт Кронштадта, наши уже настроились на сдачу в первых числах февраля, а тут такая радость…

Короче, собрались мы все в одну кучу и в один прекрасный день потопали прямо к Гарме. Поскольку это был всего лишь зачёт (то есть оценку можно получить любую), я не шибко-то сильно подготовился и пошёл на халяву. Вот дурак! Уже давно надо было понять, что Гармашёв и халява — понятия несовместимые. Гарма ещё в начале семестра утверждал, что выпьет из нас все жизненные соки, и уйдем мы от него, отползая на четвереньках.

— Ну, — начал пытать меня Гармашёв, когда я, дождавшись своей очереди после счастливо отстрелявшейся Гали, сел перед ним. — Открывайте свою тетрадь. Так, вот это что? — он ткнул своей ручонкой в какой-то рисунок.