Автово

После длительного молчания Рудик, наконец-то, обрел дар речи.

— Это… это — наш кипятильник? Да я… да я же тебе в шутку сказал, просто так? Да кто же кипятильником молоко подогревает, им ведь только воду…

Дальше я уже не слушал, потому что не мог сдержать смех. Чтобы, не дай Бог, не скомпрометировать себя перед Владиком, я выбежал в коридор и только там дал волю своим чувствам.

Таким, держащимся за живот, меня и повстречала Галя.

— Шусик! — обратилась она ко мне. — А я как раз к тебе шла. Дело есть!

И, подождав, пока я не успокоюсь, Галя огорошила меня следующей фразой:

— Андрюшечка, давай встречать Новый Год вместе!

ЧАСТЬ 24. Январские причуды

— Я не пьяная! — уже в который раз произнесла Галя, смотря на наши окосевшие рожи.

— Конечно, — сказал я, пытаясь смотреть ей прямо в глаза, — ты ведь только одно вино пьёшь! Давай, я тебе водки налью.

Уже полчаса, как пробили куранты, и на дворе вступил в свои права Новый 1996 Год. В этот раз все решили справлять его отдельными кучками в отличие от «школьников», которые все как один собрались у Петьки в 209-ой.

Галя завербовала меня ещё в начале декабря. К этому времени я уже основательно начал подумывать о встрече Нового Года — на мой взгляд уже было пора — но не находил никакого отклика у наших.

— Рыжий, чего ты суетишься, — упрекал меня не раз Наиль, — ещё слишком рано. 30-го декабря всё и решим!

От одной только мысли, что почти до самого января я буду пребывать в неизвестности, у меня сквозило в печёнке, поэтому я был несказанно рад, повстречав в Гале родственную душу.

В принципе, всё и шло к тому, чтобы справлять Новый Год кучками — об этом говорила крайняя недисциплинированность народа. Так оно и получилось.

После долгих колебаний мы с Галей выбрали к себе в компанию Рудика и Чеченева. В 210-ой тусовались Султан, Владик, Васильев и Лариса. Ну, а в самый последний момент, то бишь почти 31-го декабря объединились оставшиеся массы: Костик, Лёша, Наиль, Марат, Рябушко и Пахом. Прихватив с собой ещё и Дена — местного студента, с которым мы познакомились совсем недавно, и который оказался очень компанейским парнем, эта компания, поднакупив жратвы перед самой новогодней ночью, открыли свои консервы и устроились в 211-ой. Паша и Игорь уехали праздновать к своим родственникам, оставался только Коммунист… Не знаю, может быть, тогда он, наконец, понял, какую гниду из себя представляет, ведь никто, абсолютно никто не захотел позвать его в свою компанию. На его месте я бы, пожалуй, призадумался…

— А я всё равно не пьяная! Ну, ни сколечко! — возмущалась Галя.

— Вино пила? — спросили мы.

— Пила.

— Водку пила?

— Пила.

— А теперь попрыгай, надо, чтобы всё хорошенько взболталось, тогда почувствуешь эффект.

Рудик хрюкнул и стал подкладывать рис Чеченеву.

С рисом этим у нас та ещё штука вышла. Под его варку мы выбрали нашу единственную и самую большую в группе семилитровую кастрюлю.

— Чтобы в ней было свободное место, — объясняла мне Галя, — рис должен хорошенько «провертеться» в кипящей воде, а для этого нужно много свободного пространства.

Несколько часов подряд мы перебирали целую охапку риса, после чего поставили его варить на плитке Гали прямо в 212-ой, поскольку перед новогодней ночью вся кухня просто кишела местными аборигенами. Часа через два, наконец-то, в воде стали появляться первые пузырьки. Совсем уже было отчаявшись, что эта вода, вообще, когда-нибудь закипит, мы, ужасно обрадованные, бросились доделывать салаты и готовить окорочка.

Где-то ещё через час ничего не подозревающая Галя решила, так, на всякий случай, приоткрыть крышку кастрюли с рисом, чтобы посмотреть, как там он и чего.

Услышав характерное её «Ххи!», я подбежал к ней, и мы уже вместе наблюдали интересную картинку: рис разварился до мутационных размеров, и теперь в кастрюлю нельзя было положить даже ложку — она бы там просто не поместилась. Можно было только с крайней осторожностью помешивать рис, да и то со скоростью четверть оборота в секунду. Помыслить же о том, чтобы рис хорошенько «провертелся» в воде было, вообще, кощунством, главным образом потому, что никакой воды в кастрюле уже не было.

От решения промыть рис мы отказались, поскольку не нашлось другой подходящей тары, куда можно было бы вывалить всё содержимое, разве только что в тазик, но это уже было слишком.

Короче в результате многочасовых трудов мы получили нечто, издали напоминающую липкую кашу (и, вообще, всё, что угодно, только не отварной рис) в неимоверном количестве. Поэтому с нашей стороны очень даже предусмотрительно было пригласить Чеченева, который, как известно, ел всё и в ужасающих дозах.

Не забыл я сегодня и про остатки мамочкиного спирта. Разбавив его весь, я получил около литра водки и в мгновенье ока нажрался как свинья. Чеченев и Рудик пили более осторожно, но тоже были довольно весёлыми. Проблема была только в Гале, которая сейчас пошла в коридор и уже там начала грузить кому-то, что она не пьяная!

Если в 211-ой была скромная студенческая картошка и килька в томатном соусе, то в 210-ой дела обстояли совсем по-другому.

Лариса почему-то абсолютно перестала понимать простую советскую пищу. Всё, что она покупала, было сплошь импортным, дорогим и в разноцветных упаковках. И это при её, как она говорила, скудных финансах. Никак, братья и сёстры помогли!

Воодушевлённый её идеями, Васильев, а заодно и Султан с Владиком в этот раз очень даже постарались. Водка была «Smirnoff», стол ломился от всевозможных экзотических фруктов, не было разве что только ананасов, валялись всякие там конфеточки-манфеточки и т. д. и т. п. Всё это, разумеется, было в блестящих обертках, всё пестрело и горело и, чего уж там, даже соль была импортная в эдакой зелёненькой коробочке. И посреди этого, представьте себе, лежал обычный советский хлеб! Какая гадость!

Массовка, конечно, была, татары вновь вытащили свои колонки, и мы бесились в коридоре вместе со «школьниками», которые тут же заметили моё новшество. На сей раз я отколол следующее: волосики мои хоть и не излечились, но уже изрядно подросли как раз на столько, чтобы я из них смог сделать себе маленький хвостик.

Лично я уже был до такой степени пьяным, что с трудом заходил в собственную дверь. Не пьяная Галя, которую почему-то сегодня ничто не брало, спокойно, допивая шампанское, смотрела телевизор, позаимствованный из 217-ой. Рудик с Чеченевым сидели рядом и пережевывали рис. Я плюхнулся за стол, поковырял вилкой в тарелке, потому что наелся уже до отвала, и тоже стал глазеть в ящик. Там шло супер-шоу (как нам весь месяц рекламировало телевидение) российской эстрады «Старые песни о главном». Весь декабрь мечтал его посмотреть, однако, сейчас всё перед глазами буквально размывалось. Я плюнул на всё и решил немного отдохнуть на своей кровати, наивно полагая, что через полчаса встану более свежим и бодрым, но… тут же заснул мертвецким сном. Сквозь сон я, правда, слышал, как до меня пыталась докричаться Галя, но встать было выше моих сил.

Вот так неопределённо и закончилась моя встреча Нового Года — второго и последнего года в Санкт-Петербурге.

Проснулся я 1-го января не так уж и поздно. Подошли Галя и Чеченев. Владик убежал предаваться экзотике в 210-ую, и мы начали (вернее продолжили после вчерашнего) жрать. Рис, казалось, мы будем есть ещё недели две, но на самом деле мы прикончили его ещё 2-го января. Также как и мы, 210-ая и 211-ая доедали свои продукты несколько дней, постепенно отходя от праздника и вливаясь в повседневную рутину. Жизнь опять потекла по привычному руслу…