Ай да Пушкин, ай да, с… сын!

Вот Иван-мореход, по воле поэта, и расстарался. В продолжении истории, где герой попадает на морское дно, количество сокровищ на один квадратный вершок рукописи просто зашкаливает. Если в первой книге «Невероятные приключения Ивана-морехода в тридевятом царстве-государстве» найденные богатства измерялись кошелями и сундуками, то здесь уже мерялись исключительно возами, ладьями и даже целыми морскими кораблями. Золотые монеты сыпались рекой, драгоценные камни валялись прямо под ногами, серебро, вообще, никто не считал.

— Так очень хорошо, — бормотал поэт, скользя пером по очередному листу рукописи. Закончив, откладывал листок к его же собратьям, и брался за новый. Вдохновенье, как нашло на него, так и не думало отступать. — Очень живо, ярко… Все сверкает, звенит, переливается в руках богатыря… А под ногами трещат кости поверженных врагов… Вот, еще пара слов, и на сегодня хватит.

Со хрустом позвоночника Пушкин выдохнул. Наконец-то, еще одна глава сказки закончена, и можно перевести дух до следующего дня.

— Хотя, нет… — Александр, взяв пачку листов в руки, поднялся с кресла. — Осталось проверить на качество.

Проверкой на качество поэт называл ежедневную декламацию того, что успел написать за день, перед дворней. Ведь, сказка про Ивана-морехода задумывалась, как массовый продукт и для ребенка, и для взрослого. Здесь не ставились острые вопросы, не приводились заумные рассуждения. Сказка рассказывала о простых, заурядных вещах, которые знакомы и близки каждому из нас.

— Никитка?! — крикнул Пушкин, тряхнув пачкой листов.

Дверь в комнате тут же отворилась и за ней возникла высокая фигура слуги, за которым явно еще кто-то был.

— Ждете? — улыбнулся поэт, замечая не одну, не две и даже не три головы за спиной у Никитки. Ждут, значит, нравится.

— Ждем, батюшка! Ждем, родимый! Скорее бы уж! — на разные голоса — и женские, и мужские, и детские — загалдела дворня, с жадностью заглядывая в комнату. — Жуть, как про Ваньку-морехода услышать хотца!

Приглашающе махнув рукой, Пушкин подошел к столу со свечами. Не мог он сидя декламировать, ему свет и простор нужен был.

— Итак, как вы помните из прошлых глав, Иван-мореход отправился по торговым надобностям за море-океан, что тянется на месяцы во все стороны света. Хоть на север плыви, месяц ничего и никого не увидишь. Хоть на юг плыви, тоже ни кусочка суши, ни небесной птахи не встретишь…

В миг на комнату опустилась мертвая тишина. Рассевшиеся по всему полу дворовые люди, душ двадцать — двадцать пять на первый взгляд, замерли, не сводя с барина глаз. Кто-то даже дыхание затаил, боясь, что чего-то не услышит. Ведь, для них, толком и не знавших развлечений, такое чуть ли не откровением было. Барин рассказывал им такие удивительные истории, о которых они, вообще, больше не слышали. Сказка на глаза превращалась не просто в сказку, а в целое фантастическое представление, заставлявшее широко открывать от изумления рот и глаза.

Видя такое внимание, поэт старался не просто декламировать, как делал раньше. Он начал играть, довольно умело оживляя написанную им историю. В его исполнении, плывущий по морю, корабль скрипел, волны били в его борта, противно кричали чайки над головами моряков. На разные голоса разговаривали герои истории. Иван-мореход говорил громко, четко, уверенно, Славка-рулевой гнусавил, Гришка-боцман простуженно хрипел.

Чуть ли не час Александр рассказывал об удивительных приключениях Ивана-морехода и его товарищей — о прекрасных сиренах, что заманивали путешественников на камни, о страшных рыбах размером с дом, и о многом другом таинственном и странном. Наконец, и эта глава подошла к концу, который, как водится, оказался чуть не досказанным.

— … На второй месяц пути разыгралась страшная буря, которой еще свет не видывал. Все небо затянуло черными тучами, ударили молнии, подул сильный ветер, в один миг порвав все паруса и поломав все мачты. Волны поднимались выше самой высокой колокольни и оттуда падали вниз, сметая все на своем пути. Видя такое светопреставление, даже бывалые моряки стали креститься, да прощаться друг с дружкой. Ведь, не чаяли они уже в живых остаться. Только Иван-мореход и не думал тужить да горевать. Осенил себя крестным знаменем, вытащил большой пистоль в золоте и драгоценных и камнях и как пальнет прямо в самую черную тучу… А что случилось с Иваном-мореходом и его товарищами, мы узнаем позже.

И такой тяжкий вздох издала дворня, что впору было их пожалеть.

— Батюшка, родненький, что же так-то?! Пожалей ты нас, глаз же не смокнем таперича! — загалдели со всех сторон. — Все будем думать-гадать.

Выпроводив всех, в комнате остались слуга Никитка и уже вернувшийся из Санкт-Петербурга его новый товарищ Михаил Дорохов. Оба встали у двери и, словно, сговорившись стали буравить поэта укоризненными и в то же время жалобными взглядами.

— Ляксандра Сяргеич, родимый, можа хоть чуток скажешь, что дальше было? А? — жадно посмотрел слуга.

— В самом деле, Александр Сергеевич, разве можно быть таким жестоким? — Дорохов обвиняюще ткнул в поэта указательным пальцем. — Ваши истории — это просто нечто необыкновенное и завлекательное настолько, что даже сравнить не с чем. Вы настоящий маг слова. И правда, сегодня не усну, раздумывая над судьбой бедного Ивана-морехода. Ведь, уцелеть в таком шторме очень непросто… Может хоть намекнете?

— Нет, значит, нет, Михаил, — качнул головой Александр. — Всем спать. Завтра мы с вами попробуем добраться до монастыря. Мне с игуменом нужно о школе поговорить…

Глава 23 Отдохнул, называется…

Псковская губерния, с. Михайловское

День сегодня как по заказу выдался — солнечный, с веселым чириканьем воробушков и небольшим мартовским морозцем, сковавшим лужи и грязь.

— Красота-а-а, — протянул Пушкин, выйдя на крыльцо и от души потягиваясь. — И сразу жить хочется… хорошо и долго.

От свежего воздуха, яркого солнечного света бурлила кровь в жилах, играло настроение и хотелось чего-то эдакого. Похоже, сказывалось его добровольное затворничество. Шутка ли, уже около двух месяцев он едва ли не целыми днями писал, писал и писал. Напавший на него зуд творчества не отпускал ни днем, ни вечером, а нередко и ночью заставлял вставать и, сломя голову, бросаться к письменному столу и хвататься за перо с бумагой. Благодаря этому он и смог закончить второй том похождений Ивана-морехода — «Необычайное путешествие Ивана-морехода на дно морское в царство Нептуна», а также почти дописать свою версию романа про героя нашего времени.

Словом, устал, соскучился по движению, переменам. С какой-то страшной силой захотелось веселья, смеха.

— Вот, что значит нехватка физкультуры и витамина «Д»!

Прогуливавшийся рядом Дорохов тут же «сделал стойку» на незнакомое слово.

— Витамин «Д»? — заинтересовался он, встав напротив крыльца. — Какое-то греческое слово?

— Хм, так сразу и не ответишь, — замялся Александр, сразу не зная, как и ответить. Не будешь же рассказывать о самом витамине «Д». Абориген все равно ничего толком не поймет. Тут надо начинать с самых основ — с биохимии, биологии, строения клетки и т.д. и т.п. Но на это все не было ни времени, ни, честно говоря, желания. — Как-нибудь потом, старина, как-нибудь, когда будет побольше времени мы с тобой сядем, возьмем молодого духовитого вина, зелени, нажарим мяса, и поговорим обо всем этом…