Ай да Пушкин, ай да, с… сын!
Шрифт:
Выслушав рассказ о выставленных платьях, посетительница проходила в следующую гостиную, где в воздухе витали ароматы кофе и фруктов. Рядом с удобными креслами стояли небольшие чайные столики, где можно было перевести дух, пригубить ароматного травяного или фруктового чая, душистого кофе. Тут же, на столике лежал большой журнал, к яркому названию которого тут же притягивался взгляд — «Последние модные новинки из-за границы». Со страниц журнала на утомленную гостью глядели дамы в необычных туалетах. Рядом с каждой цветной картинкой, нарисованной вручную, можно было прочитать пояснение, звучащее музыкой даже для самого взыскательного уха — «Графиня де Бражелон на прогуле в Летнем саду в яркий солнечный день»,
Что-то понравилось или возникли какие-то вопросы, рядом с гостьей тут же появлялась работница, готовая все рассказать, объяснить, или принести новый журнал. Если же хотелось что-то особенное, то можно было сразу же к модистке, что ждала в другой комнате и могла сразу же снять необходимые мерки.
И только в самом конце визита, когда гостья собиралась уходить, ей предлагалось посмотреть и на другие предметы туалета. Причем все звучало кулуарно, негромко, словно под большим секретом, что еще больше возбуждало любопытство, желание все непременно увидеть, разузнать. В случае согласия на чайном столике, словно по мановению волшебной палочки, появлялся новый журнал без всякого названия, открыв которой одни гости тут же краснели, а другие, напротив, сразу же начинали деловито переворачивать страницы, с особым вниманием рассматривать яркие рисунки.
— … Какие воздушные, с оборочками, прямо прелесть… А вот это что за карманчики такие? — некоторые посетительницы даже задавали вопросы, уверенно тыкая пальцами в особенно понравившиеся им рисунки. — А вот эти дырочки для чего? И как такую красоту одевать?
— Здесь есть маленькие застежки, — конечно же, работницы салона все подсказывали, а для особых клиентов и показывали. — Можно посмотреть. Ведь, на картинке они кажутся не такими красивыми…
— Конечно же…
Эта комнатка запиралась на ключ на манер тайного убежища. Стены обиты красными обоями с золотыми цветами, в углах стоят мягкие кресла, на которых так удобно сидеть. Заходишь и сразу понимаешь, что сейчас будет что-то особенное, тайное, не для всех.
— Вот, здесь те самые панталончики… Потрогайте, какая нежная ткань, какой рисунок, тончайшее кружево… Их даже в руках держать одно удовольствие…
Между делом этим же дамам предлагалось новомодную новинку, изготовленную по заграничным рецептам, — кофейный и сливочный ликер. Когда шел разговор о таких сокровенных деталях дамского туалета, кто откажется небольшой рюмочки аперитива? Правильно, никто.
Естественно, посетительницы выходили отсюда с легким румянцем на щеках и чрезвычайно загадочным взглядом. Теребили в руках платочки, веера, а также крепко сжимая небольшие бумажные свертки с особой покупкой. При выходе из салона выглядели непременно задумчивыми и молчаливыми, на что, конечно же, обращали внимание их кавалеры.
Санкт-Петербург, Зимний дворец
Статс-секретарь осторожно приоткрыл дверь кабинета, стараясь не нарушить покой императора. Ему нужно было лишь одним глазом глянуть, занят ли государь сейчас или нет, и можно ли войти с документами на подпись. Оказалось, занят, точнее весьма занят. Склонился над письменным столом, что-то, несомненно, важное изучает, не поднимая головы. Значит, пока Николая Павловича лучше не беспокоить.
Мужчина так же осторожно прикрыл дверь кабинета и развернулся к собравшимся в приемной придворным, которые ждали нужной «оказии». Статс-секретарь покачал головой, и в помещении раздался тяжелый вздох. Всем стало ясно, что император весьма занят работой с документами особой государственной важности. Иначе непроницаемое лицо его
секретаря расшифровать было никак нельзя. Значит, сегодня скорее всего приема не будет.В рабочем кабинете между тем разворачивалось довольно любопытное действо, мало похожее на напряженную работу с документами особой государственной важности…
— Так, что же у нас здесь такое? — государь, покусывая грифельный карандаш-чертилку, внимательно рассматривал небольшой серый лист с разлинованным квадратом. Внизу квадрата располагались пронумерованные предложения, которые он сейчас снова и снова перечитывал. — Декоративно-прикладной промысел, в росписи которого использовались только три цвета — красный, черный и золотой. Хм… Прямо на языке вертится…
Император поднялся, несколько раз прошелся вдоль кабинета, от одной стены к другой. Надеялся, что нужный ответ сам собой придет в голову. К сожалению, не получалось.
— Эх, ты, уже полдень скоро! Вот я засиделся, — подошел к столу и с сожалением отложил в сторону серый газетный листок со своим новым увлечением — кроссвордом. — Оказалось, весьма занятное занятие, весьма… Просто затягивает… И ведь снова здесь отметился господин Пушкин…
Энергия и необыкновенная всесторонность интересов поэта прямо-таки поражала. В последние месяцы, а особенно после той прогремевшей дуэли, имя Александра Сергеевича просто гремело по столице. Его поведение, необычные поступки, странные слова были первейшей темой для обсуждения на балах, торжественных встречах и просто великосветских посиделках.
— Неугомонный…
И едва ажиотаж спадал, как господин Пушкин вновь подавал повод заявить о себе.
— Просто дьявольски неугомонный. Столько от него проблем, шума, всяких неожиданностей, что… Так и подумаешь, что месье Дантесу нужно было не обычную пулю взять, а серебренную, — негромко хохотнул, найдя свою же шутку весьма и весьма достойной. Конечно же, при посторонних он такое никогда вслух не озвучит. Но наедине нередко и позволял себе черный юмор. — Сначала эта твоя газета произвела фурор.
При этом император невольно перевел взгляд на край стола, где лежал серый листок с кроссвордом.
С этой газетой — «Копейкой» — и в самом деле случилось просто какое-то сумасшествие. Ведь, раньше здесь, да и за границей, чтение газеты было привилегией, о чем говорила ее немалая стоимость. Только дворяне могли себе позволить читать печать, которая, совершенно естественно, писала именно о нуждах и чаяниях аристократии. Эта же оказалась газета оказалась все, а даже простому люду, по карману.
— Хитро придумано, хитро, господин Пушкин, — одобрительно покачал головой Николай Павлович. — Теперь, считай, «Копейка» у любого уважающего себя купчины на столе лежит или за пазухой засунута. Они землю роют, чтобы об их товаре здесь хотя бы одно хорошее слово написали. Я уже про плохое слово и не говорю. Помнится…
Пара дней назад, кажется, в одном из номеров промелькнула новость, что кто-то в трактире на Мойке отравился. С тех пор, как доложили императору, ни один человек, ни богатый, ни бедный, больше не пришел к ним. Словом, трактир можно закрывать.
— Теперь, похоже, господин Пушкин и с долгами рассчитался… Совсем неугомонный.
А взять его придумку с лотереей, на оглашение результатов которой чуть ли не весь город собрался. Жандармы с полицией так всполошились, что побежали в сторону казарм с гвардейцами. Решили, что мятеж или заговор какой-то начался. Наверняка, 1825-ый год, будь он неладен, вспомнили.
— Выдумщик, черт его дери…
Поначалу император, как в его свите, решил, что эта лотерея какое-то мошенничество, чтобы обокрасть подданных империи. Ведь, кто в здравом уме за копейку целую тысячу рублей даст? Кто себе в убыток действовать станет? К счастью, быстро во всем разобрались, и никого арестовывать не стали.