Б/У или любовь сумасшедших
Шрифт:
«Силы» не обнаруживали себя ничем. В Нью-Мексико «Хилтон» был уныл: коричневатая новостройка, но внутри тот же стандарт, тот же континентальный завтрак, то же безлюдье и тихий гул кондиционера. Она уже оценила «американский стандарт». У всех должно быть одно и то же. Ванна — мраморная для богатых и пластмассовая «под мрамор» — для бедных. Можно сказать так: для богатых все настоящее, для бедных — «под настоящее». Настоящий кленовый сироп по вкусу не отличается от синтетического, но стоит в 10 раз дороже. Синтетические простыни были так же свежи и украшены тем же рисунком, что и льняные, но спать на них было в жару что в компрессе. Неважно: на ее уровне, и даже на эмигрантском уровне Марьяны всегда работал кондиционер.
Ирина обрадовалась, увидев в ванной комнате таракана. Здоровенного и темно-коричневого. Он выпадал из
Проблема постирушки вставала во весь свой трагический рост. Трусы и лифчик, конечно же, вечером — в умывальнике, благо чистота стерильная, и к утру высыхали. А вот другое… Подаренная Марьяной блузка-матроска наводила на мысль, что обладательница ее давно списана с корабля и, сойдя на берег, ведет жизнь бича[34]. Блузка, испачканная маслом и пылью с заднего моста «кадиллака» на Деларосса, хранила следы торопливой стирки в «Голубом ангеле», а костюм «от Сен-Лорана» использовался только для представительских целей. В него Ирина переодевалась перед тем, как зайти в холл отеля.
Посетив «чудесный тропический сад», обозначенный в рекламе отеля, и убедившись, что он действительно чудесный — даже колибри трепетали в парниково-влажном воздухе, Ирина вернулась в номер и основательно, истратив все фирменные мыльца, стопкой положенные на подзеркальник, перестирала нехитрое бельишко. В ванной был и фен. Предстояла довольно долгая процедура сушки белья феном. Вспомнились рассказы о «наших за границей», о жарении бифштексов на утюге, приготовлении супа в биде и варке кофе с помощью родного кипятильника.
«Ты, кажется, изобрела еще один способ облегчения трудностей быта». Она вспомнила о шелковой ночной рубашке, обнаруженной во время первого своего ночлега «беглянки». Вытащила ее из шикарного коврового саквояжа, подаренного прелестной и очень мудрой женщиной Мюриэл. Тяжелый, настоящий шелк переливался и ложился удивительно достойными складками. У ворота — изящное ришелье, на подоле — инициалы. Ирина впервые увидела их, подошла к торшеру и замерла с ухнувшим сердцем. Выпуклой жемчужной гладью значились три буквы. Это были ее инициалы. Немыслимое совпадение! И сразу стало неуютно и страшно в этом полутемном номере, освещенном лишь светом торшера. Она проверила запоры на двери, накинула цепочку. Сквозь жужжание фена ей послышались шаги. Она выключила фен, замерла в ванной, не видя своего отражения в огромном, до пола, зеркале. Шаги тихо прошуршали по ковру, вернее, уже не шаги, а стук обуви. Остановились у двери номера. Ирина поняла, что слышит их через стенку ванной, выходящую в коридор. Что-то прошелестело, и шаги удалились. Ирина наконец увидела свое лицо в зеркале: загар полинял, углы губ опустились, взгляд напряженный, затравленный. Подумала: «Как хорошо, что здесь душ. Один из способов убийства — бросить к жертве, находящейся в ванной, электроприбор. Например, фен». Тихонько открыла дверь. На полу белый квадрат. Подняла трясущимися руками. Администрация приглашала на ужин в тропический сад. Бесплатный коктейль.
— Спасибо, но я пропущу, — прошептала Ирина.
Ночью ей снилась старинная усадьба, белая, с изумруднозеленым газоном и огромными деревьями. Полукруглый портик с колоннами. Она идет по газону к портику, и вдруг со всех сторон к ней бегут женщины в чепцах и белых халатах. Среди них негритянки. Она поворачивается, чтобы убежать, и видит, как створки огромных, кованых, узорных ворот смыкаются.
В этот день она решила сделать рывок: проскочить без остановки Арканзас и сделать в штате Теннесси последний привал перед мистическим пунктом назначения по имени Дюрам. Она уже понимала, что больше всего ей хочется позвонить мистеру Мюллеру и спасение — только в гонке.
Она подъехала к прелестному четырехэтажному зданию «своего отеля» в сумерки. Дом выглядел как заколдованный замок. В рассеянном свете он четко выделялся красной охрой на фоне темно-синего неба. Окна темного стекла не пропускали изнутри света, и гостиница казалась вымершей. Но внутри было светло и оживленно. Несколько десятков стариков и старух в зелено-белой униформе какого-то общества
расселись по холлу, оживленно болтая. Они явно собрались куда-то на ночь глядя.Обычная десятиминутная процедура оформления: Вы заказывали? Нет. Двухместный, одноместный? Одноместный. Для курящих или для не? Для не. На завтрак кофе, чай? Кофе. Все. Ключи в руку.
— Ваш багаж?
— Все в порядке.
Тоска смертельная. Что наделала? Безумная, безумная, безумная… Разве ты не догадывалась о Наташе? Разве не было какой-то тени в той истории с Ростиславом? Стоп. Никаких рефлексий и никаких звонков мистеру Мюллеру. Не будет твоих звонков — обойдется. Что обойдется? Что может обойтись? Разрушенная жизнь?
Она захотела есть, захотела видеть людей. По пустынному коридору прошла к лифту. Заметила глазки телекамер, наблюдающих за коридором, за лифтом. Еще один experience[35], как здесь говорят. В этой стране хорошо родиться богатой и прожить всю жизнь. Вот как эти зелено-белые старички. Со вкусом уплетают крепкими вставными зубами диетические яства.
Шведский стол по роскоши не уступал тому памятному в Сан-Франциско. «Можно позвонить Мюриэл и Дону на худой конец. Нельзя. Та жизнь тоже окончилась, завтра наступает новая, а между нами промежуток Запад — Восток, длиной в несколько тысяч миль».
Вдруг, как в детстве на чопорных концертах консерватории, захотелось встать и крикнуть что-то дерзкое: «Вы чье, старичье?!» — и посмотреть, что будет. А ничего. Эта страна привыкла ко всему. Страна очень добрых людей, страна программ. Программ помощи бездомным, борьбы с наркотиками, со СПИДом, за права женщин, что еще… Нет борьбы за ударный труд, за выполнение, за чистоту на рабочем месте, за мир, за свободу Африки… И как-то обходятся. Страна, где не любят, когда что-то просишь, и очень любят делать добровольно, где богатые скромны, а бедные раскованны и веселы, где на дорожных щитах, призывающих обращаться за помощью тем, кому плохо, написано: «Если ты не нужен самому себе — ты не нужен никому», что еще…
Официант деликатно положил на угол стола счет. Она положила на тарелку карточку; он унесет тарелку и вернется с карточкой и копией счета.
Официант долго не возвращался. Ирина откинулась в кресле, спрятав руки под стол, чтоб не показывать дрожи.
«Скорей бы кончилось это мучение. Найти работу и тихо жить. Забиться в щель. Неведомый Тренч поможет. Ведь Джерри обещал, что он поможет. И дернул же тебя черт идти ужинать, когда вышла на финишную прямую».
Официант не возвращался. Чуть притушили свет. Откуда-то сверху, как дождь, полилась тихая музыка. Старички вздумали танцевать. Мужчина в белом смокинге пробирался между зелеными пиджаками к выходу. Выпуклый серебряный затылок, обнаженная до пояса загорелая спина дамы. Вот в проходе белый смокинг остановился, пропуская официанта, вынул сигарету, официант поднес зажигалку на секунду, ловко, на ходу, мужчина чуть склонил голову, прикуривая. Чуть расплющенная переносица, густые брови — это был Леня.
— Извините, мэм, что-то с компьютером. Простудился немного, я думаю. Еще кофе?
Только подъезжая к славному городу Дюраму — столице табака и медицины (о чем сообщили рекламные щиты), Ирина сообразила, что почти не помнит своего семидневного пути. Бесконечный хайвэй, одинаковые Макдоналдсы и Имбиссы, где-то горы, где-то кукурузные поля, какое-то то ли озеро, то ли водохранилище, и все это перечеркнуто серой шестирядной лентой асфальта и ее мыслями.
Она позвонила мистеру Тренчу из белого одноэтажного «Хилтона». Набор все тот же: открытый бассейн, джакузи, клуб здоровья, сауна, лавка подарков, что еще… да, вот — кабельное телевидение. Будет чем заняться вечером. Но мистер Тренч, будто только и забот у него было, что ждать ее звонка, поднял трубку, оборвав первый гудок. Говорил, отчетливо выговаривая каждое слово, видимо, Джерри предупредил, что все-таки настоящий американский на слух у нее не перфектен.
Мистер Тренч твердо и жизнерадостно сообщил, что немедленно за ней приедет, чтобы отвезти к себе, в четыре у него лекция в университете.
— Спасибо. Я ориентируюсь и приеду сама. Расскажите дорогу. Пожалуйста.
Ирина еще не привыкла к волшебному американскому слову «please», а также почти к полному отсутствию императива.
Трен колебался. Ехать, судя по всему, изрядный кусок ему не очень хотелось. Ирина решила облегчить ему жизнь.
— Я далеко от вашего университета?