Баба Люба. Вернуть СССР 4
Шрифт:
Я всхлипнула.
— Люба, небольшой испуг они переживут. Маленькие дети легко адаптируются. Да жалко детей, жалко отца твоего, но это все преодолимо. Отец твой тоже знает, что Галя тебе уже сообщила. Теперь он будет спокойно ждать. Понимаешь?
Я опять всхлипнула, но кивнула. На душе скребли кошки.
— Пойми, Люба, уезжать сейчас ты не можешь. У тебя нет денег, нет билета, кроме того, как ты всем объяснишь, почему и на каком основании ты улетела раньше? Я в первую очередь имею в виду «Союз истинных христиан», областных и американцев. Они не поймут.
Я задумалась и поняла, что он прав. Разумом я это понимала, а вот сердце разрывалось от горя.
Тем временем Пивоваров продолжил:
— Понимаешь, Люба, это не горе, это просто жизненная неприятность. Ну так сложились обстоятельства. Ты вернёшься через две недели домой и спокойно займёшься вопросом возвращения своих детей. С ними ничего прямо необратимо ужасного не случилось. Они живы-здоровы, остальное всё изменить можно. И я тебе, как юрист, помогу.
Я кивнула опять. Он был прав.
— Поэтому мой совет — прекращай паниковать, а сейчас займись тем, чтобы до конца довести наш план. Иначе вся эта поездка, все эти усилия, которые мы уже сделали — они все пойдут к чертям собачьим. И ты потом всю жизнь будешь себя за это винить. И тебе будет очень стыдно, — он вроде и ругал, но смотрел на меня по-доброму, по-отечески.
Пивоваров опять был прав.
Когда он собрался уходить, я сказала:
— Погодите, Пётр Кузьмич. Фёдор Степанович и Ефим Фомич ушли. А они же приходили обсудить новый план…
— Ну, да, — согласился Пивоваров.
— Значит, нужно поговорить с ними, а то они сейчас такого опять насочиняют… — сказала я, и Пивоваров понял меня с полуслова.
Сначала мы пошли в комнату Комиссарова. Но там никого не было. Куща тоже дома не оказалось.
— Неужели…? — я оборвала себя на полуслове и многозначительно посмотрела на пожилого юриста.
— Сейчас поищем, — успокоил меня он.
— Я пойду с вами, — твёрдо заявила я, и Пивоваров спорить не стал.
Мы пошли посмотреть в вестибюль, потом заглянули в столовую. В небольшом парке-палисаднике, который окружал придомовую территорию пансионата, их тоже не оказалось.
— Давайте ещё в комнате для молитв посмотрим и всё, — устало сказала я, — все эти волнения, да ещё и беготня окончательно меня доконали.
Мы заглянули в большой зал, который здесь использовали и для лекций, и для мероприятий, и для массовых молебнов.
Там сидел Арсений Борисович. Напротив него устроилась семья Ляховых. При нашем появлении разговор оборвался, и все уставились на нас не самыми дружелюбными взглядами.
— Вам разве не ясно было сказано ждать в комнатах? — едко спросил Роман Александрович. При этом его и так вечно красное, одутловатое лицо раздулось ещё сильнее.
— А для них слово Арсения Борисовича значения не имеет! — злорадно поддакнула Аврора Илларионовна и многозначительно посмотрела на Благнообразного.
А тот предпочёл сделать вид, что не понял.
Повисло напряженное молчание.
Аврора Илларионовна вспыхнула и сказала:
—
Роман! Наведи порядок, раз больше некому…— Товарищи, пройдите пока в свои комнаты, — примирительно сказал Арсений Борисович. — Сейчас мы тут закончим, и я навещу каждого из вас. Наберитесь терпения.
— Конечно, конечно, — тоже примирительно сказал Пивоваров и торопливо закрыл дверь.
— Лучше уж подальше отсюда, — сказал он и мы пошли искать дальше.
Кущ и Комиссаров обнаружились в номере у Комиссарова. Они сидели прямо на полу и горячо, взахлёб, спорили. Перед ними лежала старая развёрнутая карта.
На нас они особо не обратили внимания.
— Да нет же! Лучше всего натаскать вот сюда дофига глины со щебнем. И на обочину это всё дело закинуть. А потом сбросить в поток! — горячился Кущ, тыкая в какую-то точку на карте пальцем.
— Думаешь, получиться создать пробку? — недоверчиво покачал головой Комиссаров и задумчиво поскрёб затылок. — Пойми Фёдор, мы же не сможем сделать это одномоментно. Где мы столько глины возьмём, а? Да и у нас столько людей нету. Даже если мы всех наших баб привлечём, всё равно толку не будет. А поток нечистот малые количества тупо смоет.
— Тогда давай сделаем металлический щит и закупорим вот в этом мете канализацию! — выдвинул новую гипотезу Кущ. — Чтоб уж наверняка.
— Вот правильно говорит Пётр Кузьмич, — скептически хохотнул Комиссаров, — теоретик ты, Фёдор!
— Угу, и гнилой интеллигент вдобавок, — кивнул Кущ и загорячился, — ты пойми, Ефим, мы перекроем поток нечистот, и оно всё полезет наружу…
— Да ты сам подумай! Нужно же и резервные стоки заодно перекрывать! — постучал себя по лбу Комиссаров, — нет, не годится…
— Ну тогда…
И тут Пивоваров решил вмешаться.
— Что опять замышляем, соловьи-разбойники? — хитрым голосом спросил он.
Мужики на миг умолкли, а затем наперебой принялись выдвигать разные версии диверсий.
— Нужна схема прокладки! — возмущался Кущ.
— На участках полюбому есть, — возражал Комиссаров, всматриваясь в карту.
— Эй, парни, это же Америка! — хмыкнул Пивоваров. — Это у нас дома в каждом ЖЭКе всё есть, а здесь смотреть ещё надо.
— Да где ж мы найдём эти схемы? — нахмурился Комиссаров.
Повисла неловкая пауза.
И тут, в тишине, за стеной из коридора послышался какой-то шорох. Словно переступил кто-то с ноги на ногу.
Мы переглянулись.
— Кажется, нас кто-то подслушивает! — одними губами прошептал Кущ и тотчас же рывком вылетел из комнаты.
Хлопнула дверь. Мы притихли. В коридоре послышался шум, какая-то возня, а затем Кущ буквально втащил упирающуюся… Белоконь!
От неожиданности, кажется, я охнула. Хотя, может, это была вовсе и не я, а Пивоваров. Но как бы там ни было, кто-то из нас таки отчётливо охнул.
— Ирина Александровна! — укоризненно воскликнул Пивоваров. — Вот уж на вас бы никогда не подумал!
Щёки у Белоконь заалели.
— Извините. Я случайно. Мимо проходила, — пролепетала она тихо и вильнула взглядом.